Земля сострадания. Почему врач из Уфы строит клинику в Гватемале. Как прошла встреча блогеров с доктором викторией валиковой Тропикал доктор

Мечты о «побеге к индейцам» у многих из нас начинались в далеком детстве – с романов Купера и Джеймса Шульца, с чеховского рассказа «Мальчики», где два юных героя в одиночку решили покорить Дикий Запад. Нас манили простор прерий, яркие одеяния из перьев, глухой стук военных барабанов, шаманские заклинания… А вот Виктория Валикова, врач-тропиколог из Уфы, ни к каким индейцам не собиралась. И когда судьба забросила ее в Гватемалу, вместо книжной романтики она увидела бедность, заброшенность, антисанитарию…

Другой бы отшатнулся в ужасе и уехал из этого Богом забытого места, чтобы никогда туда больше не возвращаться. Но Виктория осталась и построила клинику для индейцев майя. О жизни в Гватемале и о своем проекте Health & Help — «Строительство клиники на краю земли» она рассказывает корреспонденту «Филантропа».

– Виктория, мне приходит на память история немецкого гуманиста, музыканта и врача Альберта Швейцера, лауреата Нобелевской премии мира, который на собственные средства основал клинику в Габоне для населения Африки. В его проповеди под названием «Этика сострадания» говорится: «Нет человека, которому бы не представился случай отдать себя людям и проявить тем самым свою человеческую сущность». Почему ваша «земля сострадания» – Гватемала? Как вы сделали этот выбор?

– Я тропиколог, закончила медицинский институт и интернатуру в Уфе, работала в приемном покое инфекционной клинической больницы. После этого училась в Институте тропической медицины в Антверпене (Бельгия) по специальности «Тропическая медицина и организация здравоохранения в странах с ограниченными ресурсами». Огромное количество времени там посвящали проблемам стран третьего мира, многие из тех, кто его заканчивает, едут работать туда, где нужна помощь. Негосударственные организации, развивающие медицину в этих странах, присылали списки мест, куда можно поехать, где требуются специалисты – врачи разного профиля, медсестры. Гватемалу я выбрала только потому, что мне не хотелось в Африку. Тем более что я занималась социальными танцами и немного была знакома с латиноамериканской культурой. Но о майя не знала почти ничего.

Я попала туда впервые два года назад, и меня поразили две вещи: во-первых, великолепная природа, горы, огромное количество вулканов. А еще – немыслимая, запредельная бедность. Полураздетые грязные люди, сидящие на улицах, умирающие от голода дети…

– А почему они не пытаются вырваться из тисков нищеты?

– В основном в Гватемале распространено сельское хозяйство, потихоньку начинает развиваться туризм, но там долгое время шла гражданская война, революция, не до туризма было. И сейчас еще нередки вооруженные конфликты. Большинство майя – крестьяне, и им очень тяжело подняться по социальной лестнице. Развитого образования нет, поэтому они не знают государственный язык Гватемалы – испанский. Они говорят на разных индейских языках, ничего общего не имеющих друг с другом. Когда на твоем языке нет книг, мало учителей, трудно стать образованным человеком. Им еще с малолетства приходится работать на плантациях. Чтобы приехать из деревни, поступить в вуз и выучиться на врача, надо иметь школьное и предуниверситетское образование, тоже платное. За обучение в университете нужно отдавать долги. Поэтому там люди учатся и работают по 12 часов, чтобы заработать на жилье и образование. Есть организация, которая помогает девочкам из многодетных семей майя получить среднее специальное образование, но это капля в море – таких девочек около сотни на 13 миллионов населения.

Но самое страшное – это то, что творится в здравоохранении. Клиник или амбулаторий в деревнях, удаленных от города, там нет, за помощью обращаться некуда. Но если даже индеец доберется до города, ни одна государственная клиника не станет обслуживать человека, не говорящего по-испански. Народная медицина на самом примитивном уровне, есть лишь знахари, правда, я с ними не пересекалась, и местные повитухи, которые помогают женщинам рожать в хижинах на земляном полу. Поэтому майя просто умирают. Это самая настоящая дискриминация.

– Вы прожили в Гватемале 9 месяцев. Как менялось ваше отношение к народу, культуре?

– Сначала я рассматривала поездку как приключение, думала, что у меня будет опыт работы в дальней стране, красивая запись в резюме. Мечтала: вот вернусь на родину и буду работать тропикологом или специалистом по медицине путешествий. Но случилось так, что я всей душой полюбила Гватемалу, и теперь говорю, что Россия – как мама, а Гватемала – как невеста, которую я сама выбрала и собираюсь связать с ней свою жизнь. Люди там особенные: они обладают невероятно широкой душой и готовы отдать последнюю кукурузную лепешку, когда видят, что ты относишься к ним с добром. И все, что случалось там со мной, пропитано их добротой.

У меня был пациент Симон, больной диабетом 1-го типа. К 35 годам он выглядел как 70-летний старик, я просто не представляю себе, как он выжил в глухой деревне без инсулина. У него были хронические трофические язвы, и я и акушерка каждый день попеременно ходили его перевязывать. Он глава большой семьи, где многочисленные дети и даже маленькие внуки. И каждый раз он нам что-то дарил – то лепешку, то бананы, и плакал от избытка чувств. Когда люди приходят к тебе и просят помощи, а ты можешь эту помощь им оказать – это здорово.

– Вы жили в деревенском доме?

– Нет, я жила на втором этаже частной бельгийской клиники, вместе с акушеркой. На первом этаже размещалась сама клиника, на втором – помещения для волонтеров. Мы сами делали всю домашнюю работу, вели хозяйство, ухаживали за животными. У нас была лошадь, собака, кошка, черепаха, попугай… Лошадь – это не забава, а необходимость: нам приходилось ездить на ней по деревням, до самой дальней – час-полтора езды. У тех майя, кто позажиточнее, есть лошади, коровы и свиньи, правда, там мяса никто не ест, потому что его негде хранить из-за отсутствия электричества. Горячей воды у нас тоже не было. Вы не представляете, какой это резкий контраст с существованием человека из города-миллионника, никогда не жившего в деревне. Меня спасло то, что я занималась туризмом и умею выживать в экстремальных условиях.

– А страшно не было?

– Опасности подстерегали часто: например, случалось ходить по ночам принимать роды. Но мы пробирались через тропический лес с местным проводником, с кем-то из членов семьи, и это уже было не так страшно. Между дверьми у нас были большие щели, через них заползали змеи, пауки, жуки, скорпионы. Там быстро привыкаешь проверять одежду и обувь, чтобы не попался непрошеный гость. Я пережила сложную ситуацию – вооруженный конфликт, нас все время эвакуировали, из-за этого пришлось на какое-то время перейти работать в другое место, в государственную больницу. Но знаете, обычные бытовые страхи быстро уходят, и начинаешь бояться по другим поводам – за жизни своих пациентов. Тяжелее всего – когда нет возможности помочь: не хватает лекарств, не на чем транспортировать больного, а ты не слишком квалифицирован, чтобы что-то сделать.

–Как вам пришла в голову идея «клиники на краю земли»?

– Я подумала: было бы здорово, если, кроме бельгийской клиники, где я работала, появится еще одна, в другом районе. Я изучила обстановку, придумала, как найти финансирование и людей, которые захотят здесь работать. На самом деле наш проект недорогой. Построить клинику в Гватемале гораздо дешевле, чем в России, по нашей смете это 700 тысяч рублей плюс еще медицинский автомобиль для перевозки больных на лечение в центральные города. Всего необходимо 1 миллион 200 тысяч, на Бумстартере уже собрали около миллиона. Строительство планируем начать в июле. Но прежде чем приедут волонтеры, предстоит провести большую подготовительную работу: купить материалы, организовать быт строителей…

– А что это за волонтеры, готовые строить клинику? Откуда они?

– Прорабы приедут из развитых стран, по большей части – из России. Многие из них уже имели опыт строительства объектов в странах третьего мира. Строители же – это сами майя, местные жители. Наша идея в том, что работа добровольных помощников – более качественная, чем та, что сделана наемными рабочими, поскольку волонтеры трудятся за идею. Деревенские жители предоставляют нам землю, инструменты, и каждый из них должен отработать на стройке пять дней. Мы ничего не дарим и не делаем за так. Так же была построена и бельгийская клиника. Конечно, можно бросить клич, и съедутся строители из разных стран, которым интересно взглянуть на этот удивительный мир своими глазами. Но если люди что-то делают сами для себя, они это потом оберегают и ценят.

Сначала нужно договориться с двумя кругами местной власти – с администрацией и советом старейшин, и если они согласны с нашими условиями и дают добро, то мы подписываем документы. Сейчас создаем организацию, которая имеет право собирать деньги на строительство. Нам требуются спонсоры, в том числе и местные компании, мы хотим завоевать их доверие, дать им возможность убедиться, что мы не мошенники и в самом деле хотим что-то сделать для их страны. И конечно, предстоит оформить запросы на оборудование. Надеемся, что нам его донируют благотворительные организации, которые занимаются оснащением клиник. Это комплексный процесс, и для меня он пока сложный, ведь я никогда раньше этим не занималась. И я не одна, у нас уже собралась команда из 150 дистанционных помощников – среди них есть переводчики, веб-дизайнеры, люди других специальностей. На все у меня рук не хватает, но мне помогает Карина – администратор проекта.

– Но если среди майя нет своих врачей, значит, и медики должны туда приехать?

– Наш проект будет продолжаться как волонтерский. Я рассчитываю, что поедут врачи из стран, где развито такое явление, как социальный год. Многие на Западе заканчивают вузы и едут поработать на год в более бедные уголки планеты, а потом этот опыт записывается в резюме. В России такая практика не распространена, однако желающие уже находятся, нам приходят десятки писем в день. Но мы берем не всех – только профессионалов и людей увлеченных и убежденных. Мало только одного желания поехать в экзотическое место, полазить по горам ради красот природы и селфи с настоящими индейцами майя. Наших потенциальных волонтеров ждут суровый быт и тяжелый труд, они должны быть пластичными, уметь адаптироваться к быстро меняющейся ситуации, делать разные виды работы. Допустим, если твоя специальность ангиохирургия, ты там этим заниматься не будешь. Тебе придется принимать роды, читать лекции по профилактике диабета, рассказывать детям, как надо мыть руки, обучать сельчан правильно копать колодцы и строить туалеты, заниматься эпидразведкой, сидеть в лаборатории и смотреть в микроскоп, потому что, кроме тебя, все это делать некому. И конечно, ставить капельницы и делать уколы, вытаскивать пули и зашивать раны, причем иногда и одному, без медсестер.

– Виктория, можно задать вопрос, который вам задают сотни раз и который наверняка вам смертельно надоел. В России тоже есть много нищих, затерянных в лесах и в тундре медвежьих углов. Может быть, лучше построить клинику в одном из них?

– Да, мне часто задают этот вопрос, некоторые вкладывают в него изрядную долю негатива. Но я не считаю, что Россия – бедная страна. Да, есть труднодоступные районы Крайнего Севера, отдаленные деревни в Сибири, больных оттуда вывозят на вертолетах. Своим противникам отвечаю так: если вы найдете в России такое место, где в радиусе восьми часов езды на машине нет ни одного учреждения здравоохранения, даже здравпункта, где на 20 тысяч населения нет ни одного врача и медсестры хотя бы с годичным образованием, где нет роддома, где 60% детей голодают – мы приедем туда и построим клинику. Я искала на карте страны места, отвечающие всем этим критериям. Но у нас, даже если в поселке проживают 5 тысяч человек, уже строится больница, где в штате как минимум два десятка врачей. И потом, у нас существует система страхования. Если человека не положат в больницу, он имеет право жаловаться на родном языке. Вот я работаю в Уфе, в приемном покое клинической больницы, мне привозят бомжей, алкоголиков, наркоманов, и я обязана оказать им помощь – это их законное право. Хирурги спасают наркоманов с перерезанными венами, несмотря на то, что пациенты их матерят. А в Гватемале, как я уже сказала, народ вообще отрезан от цивилизации и от медицины.

– Мне очень нравится ваша идея дарить небольшие подарки тем, кто жертвует средства на проект, причем не простые – это изделия народных художников майя, уникальные и необычайно красочные. То есть вы еще и даете этим людям работу…

– Традиционная одежда майя очень красива. Я тоже ее ношу с удовольствием, когда бываю там. Это кропотливый труд вручную – иногда на шитье блузки или пончо мастерица тратит несколько лет. Мелкие вещи – кошельки, рюкзаки, фенечки, украшения стоят не так уж и дорого. По правилам Бумстартера, нельзя собирать деньги на благотворительность без вознаграждения тому, кто жертвует. Поэтому мы присылали спонсорам сувениры, сделанные руками майя, а тот, кто захочет, сможет оставить свое имя или название организации на стене клиники. Нужно только зайти на нашу страничку на Бумстартере под названием «Строительство клиники на краю земли» и выбрать способ пожертвования. Все это останется на долгую память как символ доброго дела и прикосновение к пестрому и противоречивому миру далекой экзотической страны. Который нам бы хотелось хоть немного изменить к лучшему…

21 марта 2016 года проект «Строительство Клиники на Краю Земли» на Boomstarter был завершен, в результате собрано 1 327 465 рублей. Сейчас заканчивается строительство здания и уже идет прием пациентов в клинике Health & Help .

Mchertok

Потрясающая история! И даже не столько тем, что Виктория из Уфы загорелась помощью индейцам Гватемалы, а тем, что деньги на клинику собираются — и успешно — в России, а не как обычно для проектов в развивающихся станах — у крупных американских или европейских фондов или правительственных агентств. Именно такие инициативы сделают нас великой державой.

Текст Ника Матецкая

Фото Ирина Брестер

В этом тексте нет рассказа о прибыльном бизнесе. Скорее наоборот - он о том, как отдавать. Наша героиня Виктория Валикова помогает людям, находящимся за чертой бедности. И очень успешно: вместе с партнером она нашла деньги и за 6 месяцев построила клинику в Гватемале. В этом интервью Виктория поделилась своей историей - как стала волонтером, почему продолжает жить без зарплаты и как подарила надежду тем, у кого ничего нет. Мурашки и внутренний подъем обеспечены.

Виктория Валикова

Возраст: 29

Профессия: врач-инфекционист, специалист по тропической медицине

Проект: некоммерческая организация Health&Help

В рамках проекта : построена и запущена клиника для бедных в Гватемале; готовится строительство клиники в Никарагуа

Виктория Валикова: выбор пути

Я родилась в обычной семье. Моя мама была врачом-неврологом, а папа - инженером. Когда мне было лет шесть, я впервые увидела сериал «Скорая помощь» с Джорджем Клуни, и он так меня затянул, что я смотрела его не отрываясь. Когда на экране кто-то умирал, я всегда переживала и плакала. Помню момент, как сказала маме, что такого не должно происходить: врачи должны лучше лечить своих пациентов. Мама, улыбнувшись, ответила, что иногда человеку просто никто не в силах помочь, но, тем не менее, всегда нужно пытаться облегчить страдания больного. В этот момент я внутренне для себя решила стать врачом.

В 2005 году я поступила в Башкирский государственный медицинский университет на лечебное дело. Думала, буду психиатром, но на последних курсах «вмешался» еще один сериал, который повлиял на мой выбор. Главный герой «Доктора Хауса» был инфекционистом. Мне это настолько понравилось, что я забрала документы из ординатуры по психиатрии и переложила их на кафедру инфекционных болезней.

После университета около двух лет я работала инфекционистом в Уфе, в приемном покое обычной городской больницы.

Врач-тропиколог - это как детективом работать

В 2013-м я поехала учиться в Бельгию, чтобы получить специальность с длинным названием - «специалист по тропической медицине и организации здравоохранения в странах с ограниченными ресурсами». Это направление я выбрала по двум причинам.

Во-вторых, тропическая медицина - это медицина стран третьего мира. Интерес к ней у меня проснулся во время многочисленных путешествий: именно там я стала замечать несправедливость мира. У кого-то, как у меня, была возможность получить образование и выбрать, чем заниматься в своей жизни. А у других не было доступа к питьевой воде и крыши над головой, в буквальном смысле.

У одних главная проблема в жизни - выбрать с утра сорт кофе, а другим нечем кормить детей

История волонтера

В 2014 году, во время своего путешествия по Филиппинам, я в очередной раз столкнулась с суровой действительностью, увидела, насколько плохо живут люди. Мне снова показалось дикой несправедливостью, что у одних есть первое, второе, третье и десерт и главная проблема в их жизни - выбрать с утра правильный сорт кофе, а другим абсолютно нечего есть и нечем кормить своих детей.

Я видела, что люди не могут получить вовремя медицинскую помощь просто потому, что нет никаких поликлиник в радиусе десятков километров. Это был действительно переломный момент для меня. Я поняла, что теперь моя цель в жизни - изменить хотя бы что-то, хотя бы в каком-то отдельно взятом районе.

Прием в клинике Health&Help

Когда я вернулась из путешествия в Бельгию (тогда я еще училась там), получила на почту письмо от волонтерской организации. Они делали рассылку всем студентам. Я отозвалась на вакансию, прошла собеседование и уехала работать в Гватемалу, совсем не понимая, что это такое.

Я была девочкой с претензиями, думала, вот раз я волонтер - мне все должны. Должны оплатить билет, должны обо мне заботиться, должны меня встретить, поить, кормить и любить. Но реальность оказалась абсолютно другой. Когда я прилетела в Гватемалу, меня никто не встретил. Все, что у меня было, - инструкция, как доехать до места, причем почему-то на голландском языке. С собой я привезла огромное количество багажа (я же ехала на год, мне надо было много всего). И со всеми этими чемоданами я почти полтора дня в одиночку добиралась до деревни, где должна была жить. А когда приехала, узнала, что там вооруженный конфликт, клиника в эвакуации, так что пришлось возвращаться обратно в город.

Мне приходилось и принимать роды, и дергать зубы, и зашивать раны, и консультировать

Через неделю все утряслось, и я приступила к работе. Я заведовала двумя клиниками, которые находились в четырех часах ходьбы друг от друга. В одной из них я работала вместе с девочкой-акушеркой. Она была наполовину никарагуанка, наполовину бельгийка. На нас двоих приходилось двадцать тысяч человек. До ближайшей больницы было восемь часов езды, никаких других медицинских учреждений рядом просто не было. Мне, врачу-инфекционисту, приходилось и принимать роды, и дергать зубы, и зашивать раны, и консультировать детей и взрослых. Никакой зарплаты, конечно, мы не получали. Организация лишь оплачивала нам билеты и давала деньги на еду. Жили мы в самой клинике, на втором этаже. Условия были довольно тяжелыми: ни проточной воды, ни электричества, ни связи, ни других врачей. Зато мы получили бесценный опыт.

В этих клиниках я проработала где-то восемь месяцев, потом пришлось уехать из-за очередного вооруженного конфликта. Но поехала я не домой, а в чудесную страну под названием Гондурас, куда меня на 6 месяцев пригласила другая некоммерческая организация. После я уехала ликвидировать вспышку холеры на Гаити. Работала там пять месяцев врачом, жила в женском католическом монастыре. Все было хорошо, но в какой-то момент я начала немножко «ипохондрить», решила, что у меня опухоль мозга. А поскольку на Гаити невозможно сделать ни МРТ, ни другие обследования, мне нужно было срочно вернуться в Россию.

Очередь у клиники Health&Help

Рождение Health&Help: как можно изменить мир

В России выяснилось, что со мной все хорошо, я не умираю. Опять возникло желание скорее начать что-нибудь делать. Я очень хотела построить клинику в какой-нибудь стране третьего мира, и мой полет из Гаити домой только добавил мне решительности - у самолета загорелась турбина, и в тот момент я отчетливо осознала, что жизнь все-таки короче, чем кажется, поэтому надо действовать незамедлительно.

В это же время я познакомилась с Кариной Башаровой, 17-летней девушкой, страстно желающей изменить этот мир. Наши взгляды и убеждения настолько сошлись, что вскоре мы вместе основали некоммерческий проект Health&Help - чтобы построить свою первую клинику.

Нашим волонтером может стать любой человек, который любит людей и готов работать

Карина не врач, но она просто гений, удивительный человек. Она привлекла нам все деньги, которые у нас есть. Она общается с волонтерами и спонсорами, занимается финансами, общается со СМИ, контролирует всех рекрутеров, юристов, бухгалтеров - всех и вся, и меня иногда тоже.

Мы придумали идею, нашли волонтеров, сделали сайт, начали собирать деньги. А потом зарегистрировали организацию как НКО в США и в Гватемале. Health&Help работает с 2015 года, и на сегодняшний день у нас уже четыре представительства: в США, Гватемале, России, Нидерландах. Мы оказываем медицинскую помощь и строим клиники в странах третьего мира - для этого собираем деньги и привлекаем волонтеров . Нашим волонтером может стать любой человек, который любит людей и готов работать. Мы постоянно ищем волонтеров самых разных профессий: медицинских специалистов, переводчиков, фотожурналистов.

Прием в клинике Health&Help

К сожалению, в России культура волонтерства еще не сложилась. Многие люди, так же как и я когда-то, не понимают сути, начинают требовать всевозможные блага. Первые вопросы - всегда про финансы. Думаю, это связано с тем, что у нас все сильно заточены под материальное, и показателем успешности человека, мерилом этого являются деньги, машина, квартира. У волонтеров из развитых стран (Италия, США, Бельгия, Нидерланды) такого нет, они не ждут, что ты им что-то будешь оплачивать. Я надеюсь, что со временем и у нас в стране будет больше понимания целей и задач волонтерства, будет больше культуры в этих вопросах.

Клиника в Гватемале. Финансы и строительство

Наш основной источник финансов - небольшие частные пожертвования. Мы размещены на разных краудфандинговых платформах, как российских , так и зарубежных. Люди видят то, что мы делаем, и поддерживают нас.

Чтобы начать строительство клиники в Гватемале, нам потребовался всего один месяц. Мы собрали 1 881 480 рублей на «Бумстартере», и этой суммы было достаточно, чтобы возвести каркас клиники и купить машину, на которой мы возили материалы, а потом уже и ездили к пациентам. Эта сумма кажется небольшой в рамках запуска целой клиники, но мы убедились: если есть хорошие архитекторы и тщательно продуманный план, с этого можно начать.

Жители деревни должны дружить с нами, любить, охранять

Когда выбирали место под клинику, нам нужно было учесть некоторые важные моменты. Во-первых, понять, в каком районе эта клиника реально необходима. Мы просматривали деревни, оценивали, где находится ближайший медицинский пункт, ближайшая больница, сколько людей живет в этом районе. У деревни должно было быть место, где можно построить клинику и которое нам готовы были бы отдать по договору аренды. И самое главное, жители деревни должны были быть готовы принимать эту помощь (очень многие вместо больниц ходят к народным целителям), они должны были быть готовы работать на стройке бесплатно и всячески поддерживать организацию, защищать волонтеров от других жителей, которые нас не знают (иногда они бывают агрессивными), дружить с нами, любить, охранять.

Такое место мы отыскали без труда. За шесть месяцев работы все было сделано. Нам помогали местные гватемальские компании. Они привозили бесплатно цемент, двери, окна, кормили волонтеров, детишек из деревни. Строили все жители деревни, как и было оговорено.

Жители Гватемалы у клиники Health&Help

Всю аппаратуру нам привезли наши волонтеры и спонсоры. Сами из оборудования мы ничего не покупали, покупали только расходники для лаборатории.

Сейчас у нас просто спрашивают, что нам купить, подарить, прислать. Для этого у нас есть список, который мы высылаем, а каждый уже сам выбирает, что сможет для нас приобрести.

Отношения с чиновниками

Каких-то серьезных проблем с местными чиновниками у нас не было. Единственная сложность была с мусоровывозящей компанией. Самостоятельно отходы мы не могли утилизировать, так как это иглы, шприцы и так далее. А эта компания отказалась к нам ехать из-за того, что мы находимся очень далеко от центра. В итоге мы договорились, что будем сами довозить (при этом платя им) эти отходы до города. Так вопрос и решился.

Ревизор сказал, что никогда не видел, чтобы в Гватемале что-то было так хорошо построено

Также нам пришлось самостоятельно привезти государственного ревизора, который должен был проверить качество построенного здания. Сам он ехать в такую даль тоже отказался. Где-то за неделю до открытия он все посмотрел, оценил и сказал, что еще никогда не видел, чтобы в Гватемале что-то было так хорошо построено. Дал нам необходимое разрешение. Все документы мы отнесли в центр, где выдают медицинские лицензии, и через два дня все забрали. Вот и все, никакой бюрократии. И стоило это все около пятидесяти рублей.

В Гватемале нас очень любят, мы являемся таким центром, который помогает всем и вся. Совместно с Министерством здравоохранения страны мы ведем несколько государственных программ, в том числе и наши программы по голодающим детям, по детской вакцинации. Мы также делимся с Министерством донациями. Если вдруг, например, мы получаем побольше лекарств, расходников - отправляем часть им.

Клиника Health&Help

Клиника сейчас

Сейчас в клинике у нас работают два врача - Женя Короткова из России, врач-хирург, и Элин из Бельгии, врач общей практики с большим опытом работы в гинекологии. Есть также медбрат Паскаль из Гватемалы и фельдшер-заведующий клиникой Маничан из США.

Волонтеры к нам приезжают изо всех уголков мира на самые разные сроки, начиная от одной недели (обычно студенты на каникулы) и заканчивая несколькими годами, на которые заключен контракт. Они все работают бесплатно, а студенты еще и сами платят определенный взнос за то, чтобы к нам приехать на практику и набраться опыта.

Все общаются, как правило, на английском языке, но поскольку официальный язык в клинике - испанский, обычно мы берем волонтеров со знанием испанского. Хотя сейчас стало попроще с этим, так как у нас недавно появился переводчик Алекс из Англии. Он попал к нам, можно сказать, случайно. У нас работали его мама с сестрой, и маме очень понравилось. Она попросила взять ее сына, чтобы он посмотрел, как живут люди. А у нас как раз тогда было несколько врачей, которые не знали испанский в совершенстве, поэтому мы и взяли Алекса, чтобы врачам было легче.

Лекарства в клинике Health&Help

Без дорог, электричества и питьевой воды. Люди живут в домах из пластиковых пакетов

Клиника в Никарагуа

Решение построить вторую клинику родилось спонтанно. Мы поехали с Кариной в отпуск, хотели просто отдохнуть. Но внезапно мои знакомые, с которыми я когда-то училась в тропическом институте, попросили меня посмотреть несколько деревень в Никарагуа, которые живут за чертой бедности. Мы с Кариной очень долго не хотели никуда ехать, потому что чувствовали, что это точно изменит все наши планы. Но все-таки поехали.

Рыбацкая деревня, полностью отрезанная от цивилизации. Без дорог, электричества и питьевой воды. Люди живут в домах из пластиковых пакетов, которые намотаны на палки. Нет абсолютно никаких удобств. В основном, это внутренние мигранты, у которых нет работы, они могут лишь ловить рыбу в океане и потом ее сдавать. Нет абсолютно никакой медицинской помощи, люди умирают от различных заболеваний. Когда мы все увидели, решили, что можем это изменить.

Отсутствие условий не пугает волонтеров клиники Health&Help

Всего за один месяц нам удалось собрать всю необходимую для строительства сумму, вышло 1 880 000 рублей. Сейчас мы должны еще найти денег, чтобы проложить там дорогу, купить машину скорой помощи и оборудование.

Эта клиника будет принципиально отличаться от гватемальской тем, что, во-первых, рассчитана она будет на меньшую пропускную способность и, во-вторых, при ней будет специальная лаборатория по малярии (клиника строится в зоне, эндемичной по этому заболеванию).

Для того чтобы начать строительство, нам нужно решить еще много вопросов: собрать волонтеров, зарегистрировать некоммерческую организацию в Никарагуа, собрать недостающую сумму денег на прокладку дороги. Предположительно стройка у нас начнется осенью 2018 года. Если все будет хорошо, за три-четыре месяца мы ее закончим.

Очередь на прием в клинике Health&Help

Семья

Мне повезло: мои родители всегда и во всем меня поддерживали. С самого детства мне ничего не запрещалось, я вообще не знала, что такое слово «нет». При этом я не была капризным и избалованным ребенком. У меня просто никогда не было рамок, я могла сама выбирать, что учить, какие книжки читать, в какую школу ходить. Меня всегда поддерживали в любом моем начинании, мне никогда не говорили, что у меня что-то не получится.

Наша семья никогда не была богатой, но родители всегда очень грамотно расставляли приоритеты. Вместо покупки новых «Жигулей» они отправляли нас с братом учиться за границу. Это очень много нам дало: мы увидели мир, выучили много языков. Потом уже самостоятельно получали гранты, ездили куда-то. Такая вера и безусловная любовь родителей открыли передо мной очень много дверей. До сих пор родители меня поддерживают, часто консультируют по поводу моего проекта Health&Help.

У нас на лекарства еле хватает. Если мы будем платить себе зарплату, то ничего не останется

Планы

В ближайшие пять лет мы хотим открыть еще десять клиник. Начнем, скорее всего, с центральной Америки, потому что там люди уже узнают про нас, пишут нам о каких-то деревнях, забытых богом, предлагают свою помощь. Мы очень это ценим, потому что понимаем, что сказать «Идите, ребята, постройте в такой-то деревне» может каждый, но не каждый может помочь чем-то реальным.

Если кто-то внезапно захочет, чтобы мы построили клинику где-то еще, то мы не против, мы открыты к сотрудничеству. Основная проблема - это финансы. Конечно, все процессы сбора средств мы уже отработали достаточно хорошо, но нам все же не очень нравится собирать деньги - это большая трата времени. Поэтому мы верим, что когда-нибудь начнем работать с грантами, с большими дотациями, найдем кого-то, кто будет помогать нам финансово. Верим в то, что нам не придется для строительства клиник проделывать колоссальную работу.

Сейчас никакой зарплаты не получаем - у нас на лекарства еле хватает. Если мы будем платить себе зарплату, то ничего не останется. Мы живем аскетично. С Кариной сдаем свои квартиры в России. И на это живем. Скромно. Очень скромно. Конечно, тяжело, но ничего, мы стараемся и верим в лучшее.

Вход в клинику Health&Help

Все клиники, как дети, требуют большой поддержки, заботы и контроля, даже несмотря на то, что есть люди, которые заведуют ими, и люди, которые там работают. Поэтому в ближайшее время я точно буду жить в Центральной Америке, и, если честно, я вообще не очень себе представляю, что однажды осяду в какой-то одной стране. И я, и мой молодой человек Эндрю, который тоже работает в одной из гуманитарных организаций, - люди мира. Мы выступаем за идею усыновления, ведь есть огромное количество детей, у которых нет родителей. Многие из них живут на улице, страдают, а у нас есть силы, есть желание, чтобы это хоть немного изменить. Но сделать это, к сожалению, не так-то просто, пока это большая проблема. Мы не можем усыновить ребенка из Гватемалы, потому что по закону иностранцам этого делать нельзя. Мы не можем усыновить из России, потому что мой молодой человек - американец.

Мы надеемся, что наши дети смогут понять: все люди на планете одинаковы

Но мы обязательно решим этот вопрос. Я хочу воспитывать детей в разных странах, чтобы у них была возможность изучать разные культуры, разные языки. На сегодняшний момент мы с Эндрю суммарно знаем около 10 языков и надеемся, что и наши дети смогут их выучить и понять: все люди на этой планете одинаковы, нет разницы между черными, желтыми, белыми. Мы надеемся, что у нас получится воспитать тех, кто вообще не будет видеть никаких различий.

Прием в клинике Health&Help

Я считаю, что главное в жизни - быть счастливым. И для этого надо прежде всего делать то, что нравится. Ни в коем случае не надо думать, что ты что-то сделать не можешь. Любая идея, какой бы безумной она ни была, осуществима.

Надо стараться быть добрее, стараться помогать как можно большему количеству людей. Нужно не бояться делиться с другими. Люди зачастую думают, что если ты с кем-то чем-то делишься, у тебя этого становится меньше. Это неправда. Все наоборот. Когда ты делишься - тебя становится намного больше, ты становишься счастливее, делая счастливыми других. Если кто не пробовал - попробуйте, и вам обязательно понравится.

В 1979 году Нобелевская премия мира «За деятельность в помощь страждущему человеку» была присуждена Матери Терезе, которая, родившись в обеспеченной европейской семье, посвятила свою жизнь помощи нуждающимся и больным людям в бедных странах. Она строила школы, больницы и приюты для обездоленных людей ­планеты.Нам, россиянам, тоже есть кем гордиться. Благое дело матери Терезы продолжает наша соотечественница, молодой уфимский врач Виктория Валикова. Виктория на следующий день после интервью улетала в Гватемалу, где собирается строить больницу для потомков племени ­майя.

Виктория Николаевна Валикова

­­Должность: врач-инфекционист, специалист по тропической медицине. Четвертый год занимается волонтерской работой по обеспечению медицинской помощью коренных народностей Латинской Америки

­­­Семейное положение: не замужем

­­­Увлечения: бег, латиноамериканские танцы. Свою работу тоже считает серьезным увлечением

Город: Уфа

КС: Почему вы решили стать врачом-­инфекционистом?

Виктория: Моя мама - нев­ролог, и с медициной я знакома с детства. После школы училась в Уфимском медицинском университете, где сначала увлекалась психиатрией. Проводя студенческие каникулы в путешествиях по экзотическим странам, мне захотелось иметь возможность работать врачом в самых разных местах. Поэтому я выбрала сначала интернатуру по инфекционным болезням, а затем, поработав инфекционистом в приемном отделении Уфимской городской больницы, поступила в Бельгийский институт тропической медицины. Теперь у меня есть вторая врачебная специальность: тропическая медицина и организация здравоохранения в странах с ограниченными ­ресурсами.

КС: Логичным продолжением стало бы написание диссертации, заведование отделением в больнице или преподавание на ­кафедре…

Виктория: Я считаю, что в жизни важно делать то, что тебе нравится. Мне очень нравится лечить людей, а написание диссертаций, особенно в России, я считаю, извините за резкость, глупым занятием. Конечно, науку делать надо. Есть чудесные люди, которые занимаются исследованиями в том виде, в котором они должны быть. Я воздержусь сказать, что большинство диссертаций - полная липа, но, по моему мнению, написание диссертации с целью получить хорошую должность - это не путь настоящего ­врача.

КС: А тропические лихорадки завозятся в наши ­края?

Виктория: Мы живем там, где медицина развита очень хорошо, поэтому бояться экзотических болезней типа лихорадок денге или Чикугунья, заражения вирусами Эбола или Зика не стоит. Смертность от этих болезней высока в тех странах, где нет никакого медицинского обслуживания. В России же все лихорадки лечатся в основном симптоматически, и главное, вовремя попасть к врачу. У нас всегда есть возможность положить пациента под наблюдение в стационар, поэтому для большинства людей, вовремя обратившихся к врачу, эти болезни малоопасны. Врачам общей практики я рекомендую прочитать элементарные правила Всемирной организации здравоохранения, где доступно написано, что и как надо лечить. Эти правила ориентированы на работу как раз в странах третьего мира. Поэтому они простые, малозатратные и довольно ­эффективные.

Кроме того, на сайте www.cdc.gov картированы места распространения тропических болезней и доступна информация, из каких стран какую тропическую болезнь можно привезти. Это значительно облегчает диагностику подозрительных ­состояний.

КС: Беседуя с инфекционистом, невозможно обойти такой насущный вопрос, как терапия ВИЧ. Когда, по вашему мнению, надо начинать ­лечение?

Виктория: Лечить ВИЧ необходимо сразу при выявлении, не дожидаясь ни снижения иммунного статуса, ни тем более клинических проявлений. Причина проста: человек, получающий антивирусное лечение, с очень низкой вероятностью может заражать других людей, поскольку у такого пациента при лечении сразу же резко снижается вирусная нагрузка. Во всех странах, не дожидаясь проявлений заболевания, лечат ВИЧ-инфицированных беременных женщин, чтобы они рожали здоровых людей, обоих партнеров в серодискордантных парах, когда один из них ВИЧ-инфицирован, а второй нет, и зараженных людей в социально опасных ­группах.

КС: Такой подход поможет остановить ­эпидемию?

Виктория: Да, по моему мнению, это единственный способ остановить эпидемию особо опасной ­инфекции. Кроме того, рано начатое лечение пациентов с ВИЧ-инфекцией ведет к улучшению качества и продолжительности жизни самих зараженных, что само по себе очень ­гуманно.

КС: Виктория, видите, сколько работы для инфекциониста и в нашей стране! Почему же вы выбираете такую далекую ­Гватемалу?

Виктория: Наша страна относится к сверхдержавам, или странам Первого мира. Это подтверждается, например, тем, что в России есть деньги на такие дорогие затратные проекты, как космос, олимпиады, футбол, в конце ­концов.

Мне и в России нравилось жить, я с радостью ходила на работу в Уфе. В Гватемале мне хорошо по нескольким причинам. Во-первых, это очень красивая страна. Как здорово, проснувшись, посмотреть в окно и увидеть тропический лес, а в обеденный перерыв прогуляться до вулкана, речки или ­озера.

Хотя там приходится отказываться от электричества, горячей воды, Интернета, телевизора, привычных средств коммуникации. Но это компенсируется как условиями внешней среды, так и колоритными людьми ­вокруг.

Вторая причина в том, что я пошла в медицину из‑за идеи помогать людям. Это не тщеславие, не честолюбие, а в большей степени идейность наших специалистов-волонтеров, которые действительно любят людей. Все, кто со мной работает, не получают зарплаты, более того, мы вкладываем свои деньги в проект строительства «Клиники на краю ­земли».

КС: Но и на огромной территории России есть места, где существует необходимость в помощи местному населению. Почему вы помогаете не ­там?

Виктория: Картина такова, что у нас в России в среднем на 5 тысяч человек есть целая больница, в которой работает около 20 врачей-­специалистов. А вот там, куда мы сейчас едем, на 20 тысяч гватемальцев нет даже ­медсестры.

КС: Чем отличаются гватемальские пациенты от ­российских?

Виктория: Гватемальцы более уважительно, благодарно относятся к врачу. Хотя местные жители очень бедны, они всегда стараются порадовать врача своими поделками, детскими рисунками. Удивительно то, что майя, которым зачастую нечего есть, готовы отдать последнюю лепешку, последний банан врачу за то, что тот старается помочь. И даже если ты старался, но не смог спасти пациента, они всегда благодарят и за ­это.

В России, бесспорно, встречаются разные пациенты, но я работала несколько лет в приемном отделении больницы скорой помощи, а там медработникам слишком часто грубят, ругают, обижают и даже нередко применяют физическую силу, что совсем за гранью ­понимания.

КС: Из-за чего такая разница в отношениях к врачу в цивилизованной России и в беднейшей ­Гватемале?

Виктория: На мой взгляд, причина в том, что мы очень хорошо живем. У нас есть возможность пойти в государственную больницу, а можно обратиться в платный медицинский центр, можно вызвать скорую помощь или врача прямо на дом. Пациенты имеют возможность выбирать врачей, например, этот опытный врач, а этот молодой, и лучше пойти лечиться к опытному. А потом можно написать на него жалобу. В конце концов, можно насобирать денег и поехать лечиться за ­границу.

А в Гватемале у людей не только нет выбора, к какому врачу пойти, в горных поселениях, где я работала, у них вообще нет ни здравпункта, ни фельдшерско-акушерского пункта, ни больницы, ни стоматологии, ни частной клиники, ни просто врача или ­медсестры.

КС: Интересно узнать, в каких условиях протекает жизнь медиков-волонтеров в гватемальской ­глубинке?

Виктория: Мы жили и работали вдвоем с акушеркой Еленой из Бельгии в двухэтажном здании клиники, построенной бельгийцами в глухой деревне, полностью отрезанной от цивилизации. В клинике был электрогенератор, который из‑за экономии использовался только для лабораторных нужд, когда исследовали мазки на туберкулёз. Еду готовили на газу, а газовые баллоны привозили из города, куда транспортировали пациентов, если не могли их вылечить сами. Приходилось еще работать как санитарный транспорт, поскольку у нас была единственная машина на всю деревню. Мы с акушеркой поочередно вели машину по ухабистой дороге в тропиках в течение почти 13 ­часов.

Оказавшись в городе и госпитализировав пациента, мы заправляли газовые и кислородные баллоны, покупали лекарства и что‑то для себя. Перевозка кислородных баллонов в обычном транспорте запрещена, но в Гватемале часто делаешь то, что нельзя, потому что по‑другому не ­выжить.

КС: А как относятся окружающие к сбору денег на открытие клиники в ­Гватемале?

Виктория: Пишут и говорят разное. Приходят десятки злобных писем и комментариев. Нет ни желания, ни времени вступать с авторами этих писем в дискуссии. Самое популярное, в чём меня обвиняют, это ни много ни мало в предательстве Родины. Также указывают на то, что занимаюсь ерундой и неправильно распоряжаюсь своей собственной ­жизнью.

КС: Может, еще и в махинациях ­подозревают?

Виктория: Нет, это редкость. Наш проект полностью прозрачен. Мы не только собираем деньги, мы еще и принимаем волонтеров, которые могут реально работать и видеть всё изнутри. Сейчас дошли уже до такого этапа, на котором у нас есть возможность выбора хороших специалистов из большого количества ­желающих.

КС: Каким образом будет проходить строительство «Клиники на краю ­земли»?

Виктория: Существует договор с местной администрацией поселения, что каждый мужчина деревни обязан отработать на стройке не менее 5 дней. Это даст право его семье пользоваться услугами ­клиники.

КС: Они умеют строить ­здания?

КС: А приходится ли волонтерам чего‑нибудь опасаться, работая в тропических ­джунглях?

Виктория: Случаются укусы скорпионов, пауков, змей. Они, конечно, неприятны, но не ядовиты. Правда, есть одна ядовитая змея barba amarilla, «жёлтая борода», но от ее укусов в клинике всегда имеется ­противоядие.

Иногда всё‑таки волонтерам приходится эвакуироваться. В мою прошлую экспедицию случился конфликт между племенами майя. При этом враждующие стороны своих раненых доставляли в нашу клинику, единственную на данной территории. И вот уже у нас они продолжали воевать, не соблюдая очередности оказания помощи и пытаясь указывать мне, кого лечить в первую очередь. В такой ситуации и мы могли пострадать. И хотя мы с моей акушеркой не попадали в серьезные передряги, однако руководство бельгийской миссии решило нас заблаговременно ­эвакуировать.

КС: Находилось ли у вас время на отдых и ­развлечения?

Виктория: Мы работали по 10–12 часов в сутки. В сиесту появлялась возможность сходить на речку, постирать, искупаться и напоить своих лошадей. Иногда мы присоединяемся к своим друзьям, тоже волонтерам, которые занимаются тем, что водят группы туристов в походы на вулканы. Путь пролегает через маленькие местные деревеньки, в которых туристы своими глазами видят, насколько бедно живет местное население, как тяжело они работают, чтобы выжить. В конце путешествия туристы платят за тур столько денег, сколько могут отдать после увиденного, на помощь этим ­деревням.

КС: Какая она, формула счастья Виктории ­Валиковой?

Виктория: Самое главное, надо вовремя расставить приоритеты в жизни. Не заниматься тем, что кому‑то кажется правильным, а делать то, что кажется правильным тебе. Сопротивление общества, семьи бывает достаточно сильным, но всегда надо помнить, что только от тебя зависит, будет ли твоя жизнь ­счастливой.

Почему в Гватемале хорошего пациента нужно наградить банкой, а в Африке белых докторов называют мертвецами

«Руки тут тебе протягивают все: пациенты, продавцы в деревенских лавках, просто люди на улице. Но правило тропического доктора № 2 гласит: сперва посмотри на руки, а потом пожимай. Хорошо, что у нас бензилбензоата столько, что хоть полы мой. Но приятного мало, чесотка — она такая...» Это выдержки из блога молодого врача Виктории Валиковой. Уже семь месяцев девушка трудится в небольшой сельской клинике в Гватемале.

Фото из личного архива. Ярослав Свиридов во время командировки в Конго.

«Воскресный променад. За мной бежит толпа детишек, настроенных весьма агрессивно. Причина в том, что я белый. Норовят бросить в меня камнем или пнуть...» А это уже воспоминания ростовского хирурга Ярослава Свиридова о его командировке в Африку.

Для этих наших соотечественников в белых халатах рабочий день может начаться с вызова к беременной, одержимой злыми духами, а закончиться спасением умирающего от истощения ребенка. Или, что чаще, — его смертью. Что заставляет наших медиков ехать на край света? Как врачам-иностранцам не стать заложниками? И почему, чтобы уйти из гуманитарных миссий, некоторым приходится обращаться к психологам? Обо всех нюансах работы в странах третьего мира доктора рассказали «МК».

Фото из личного архива. «Воскресный променад. За мной бежит толпа детишек, настроенных весьма агрессивно. Причина в том, что я белый. Норовят бросить в меня камнем или пнуть...»

Из блога Виктории Валиковой (ее ник в ЖЖ — tropical_doc):

«Гватемала — это вам не Россия, пациенты здесь с дождем не прекращаются, а начинаются. Потому что на полях не особо хорошо, а в больнице тепло, сухо и витаминки дают...»

Виктории — 25. Самое время строить карьеру или семью. Но вместо этого с утра до ночи она лечит потомков майя, проливающих кровь на строительстве гидроэлектростанции, ездит на «роды на четвертом месяце беременности», которые оказались гастритом, или пытается втолковать местным дамам, что противозачаточные таблетки нужно принимать регулярно и по одной таблетке, а не всю упаковку зараз.

Поселок Похом, в котором трудится Виктория, затерялся в горах где-то на границе с Мексикой. Здесь нет телефона, нет горячей воды, электричество в клинике хоть формально и есть, проще сказать, что его нет. А пациентов достаточно много. Порядка 20 тысяч человек из двадцати окрестных деревень. И к каждому нужно найти подход.

Фото из личного архива. По признанию Виктории Валиковой (на фото слева) самыми сложными для нее были три дня, за которые они с ассистенткой приняли девять родов с осложнениями.

Из блога Виктории:

«Первое правило консультации — никогда не давать таблеток в упаковке. Все пилюли должны вытаскиваться и перекладываться в пластиковый пакет. Причина проста: даже еле живой дядька с десятидневной кровавой диареей твои таблетки в новенькой упаковке попытается продать. Такой уж менталитет: лучше подохнут, но бабла наварят...

Второе правило консультации — никому нельзя верить. Тут у нас и ложнобеременные за витаминками приходят, и ложнонелактирующие — за молочной смесью. Иногда так отменно придумают, что хочется им эту смесь дурацкую отдать. Даже ребенка чужого принесут.

Третье правило — хорошему пациенту надо дать стеклянную банку. Они этим банкам очень радуются — ведь в них можно что-нибудь засунуть, и туда муравьи не залезут. А можно еще туда что-нибудь засунуть и потом это что-нибудь на рынке продать. А еще можно просто банку на рынке продать...»

Ее рабочий день начинается с обхода лежачих пациентов — а это полтора часа по дороге, вымощенной коровьими лепешками и скользкими валунами. Для самых экстренных случаев есть местная «карета скорой помощи» — жеребец по кличке Зорро, которого «муйбонитадоктора» (что-то типа «очень красивая докторша») в виде исключения разрешили поставить на постой в тюрьму для животных.

«...Это загончик, куда отправляют четвероногих, которые пасутся не на том месте или съели что чужое. Нужно заплатить 50 кецалей (5 баксов), чтобы животину оттуда вызволить».

Персонал в клинике трудится почти бесплатно.

— В моем контракте написано «волонториат с компенсацией средств на продукты питания». Нам выделяют немного денег, которых в принципе хватает. Если не покупать каждый день мясо.

Зачем ей, молодой девушке, все это нужно?

«Придет его отец и нас зарежет...»

Ответа на мое письмо пришлось ждать больше трех недель. Как оказалось, в поселке, где располагается клиника, начались боевые действия.

— У нас в области строят гидроэлектростанцию. Есть две группы — «за» и «против» строительства, которые со стойкой периодичностью друг с другом конфликтуют. Сейчас как раз обострение. Почти каждую ночь взрывают самодельные бомбы на главной улице, как раз там, где стоит наша клиника.

— Зачем мне все это нужно? Я очень люблю людей. Это первое и, пожалуй, единственное, что движет мной. Ну и вера в добро...

В Уфе Вика окончила университет и интернатуру по специальности «инфекционные болезни», год проработала в приемном покое местной «инфекционки». А потом все бросила и отправилась набираться опыта в больницы Таиланда, Камбоджи, Индонезии. Там-то девушка и осознала: она мечтает спасать людей в странах третьего мира. Потом было обучение в Институте тропической медицины в Бельгии, на сайт которого девушка зашла совершенно случайно.

— И так же неожиданно я наткнулась на маленькую негосударственную организацию, которая искала врача в Гватемалу. На собеседовании мне объяснили, что условия там, мягко говоря, не сахар. Но то, что делали эти ребята, меня настолько поразило, что я решила во что бы то ни стало получить это место. И вот я здесь...

Ее обычный рабочий день — это 10 «диарей», 10 ОРВИ, одна-две травмы. Ну и, конечно, роды.

«...В Похоме женщины верят, что количество изгибов на пуповине равняется количеству детей, богом им предписанных. Некоторые местные повитухи грешат тем, что говорят цифру вслух, и женщины, веря, что больше детей у них не будет, прекращают предохраняться. И, конечно, залетают. Потому что это Гватемала. Здесь говорят: «Забеременела от кукурузного початка...»

Девушка признает: к ним обращаются только в самых серьезных случаях, когда местные целители оказываются бессильны.

— Вообще-то у нас здесь официальной медицине доверяют. Но есть один очень важный нюанс — традиции. Столкнувшись с ними, мы порой оказываемся бессильны.

Наверное, самая душераздирающая иллюстрация противоборства традиций и здравого смысла — история местного папаши, который готов был угробить свою дочь, только бы не нарушать обычаев. Девочку в клинику привезли с абсцессами, но местные волонтеры напрочь отказались их вскрывать.

Из блога Виктории:

«...Если мы этого ребенка разрежем, то отец придет и нас зарежет. А у нас семья, дети…» — говорит мне Карлос (промоутер, то есть помощник из местных. — «МК»). По поверью, если ребенка тронет ножом кто-то не из семьи, ему надо отомстить, кровь за кровь. «А если кто-то из членов семьи?» — интересуюсь я у отца. «А, ну это можно! — улыбается он. «Карлос, готовь ребенка, а у меня будет сейчас краткий курс «хирургия за 3 минуты». Беру отца в операционную, объясняю: «Резать будете строго по линиям. Глубина — полсантиметра (…) Все прошло хорошо. Правило №4 тропического врача гласит: выход есть всегда. Правда, обычно он идиотский...»

Жизнь и смерть по закону джунглей

О своей работе Виктория пишет с юмором. Единственный пост, который сложно читать без слез, озаглавлен «Наша первая смерть». В клинику тогда принесли девочку с подозрением на кишечную инфекцию. В свои три с половиной года весила она меньше восьми килограммов.

Из блога Виктории:

«...Осматривая ее, я боялась пальпировать глубоко — усыпанная гематомами, она стонала при каждом вдохе. Задние поверхности бедер были покрыты огрубевшей шелушащейся чешуей — типичная картина «квашиокровой кожи». Такое наблюдается у длительно голодающих детей. «Стан (медбрат из соседней клиники. — «МК»), это не инфекция. Они ее не кормят».

Но первая трудность, с которой столкнулись врачи — даже не выходить девочку, а уговорить ее родителей оставить ребенка в клинике. «У нас нет денег. Дайте что-нибудь от живота, и мы пойдем». После долгих уговоров родители согласились отсрочить свой отъезд. Но только на одну ночь.

«Утром она впервые заплакала в голос и сама, не захлебываясь, проглотила молочно-масляную смесь. Через час, несмотря на громкие протесты Стана, родители забрали ребенка домой. Потому что «мы сами ее будем поить, ей лучше дома, а у нас еще семеро детей, нам работать надо». Еулалия умерла через восемь часов после того, как ее забрали из клиники...»

Человеку, который ни разу не бывал в Гватемале или других странах третьего мира, сложно объяснить, как такое возможно.

— Обычно истощенные дети — это ребятишки с каким-то другим хроническим заболеванием, умственной отсталостью или, например, астмой. Здесь действует закон джунглей: кто успел, тот и съел. На улице часто можно увидеть картину: мамашка достает связку бананов, и дети гурьбой набрасываются на лакомство. Кто сильнее, тот и съедает больше. Больным детям не достается. Смерть ребенка здесь почти норма.

И даже такие отчаянные врачи, как Виктория, ничего с этим поделать не могут.

Из блога Виктории:

«...У нас в саду растут банановые деревья, вокруг клиники летают колибри, которые пьют нектар с наших клумб...» Но у этой идиллии есть и обратная сторона. «Вчера помылась шампунем для собак, ибо я уже замучилась думать о том, что подцеплю в следующий раз. Растворы от блох и чесотки стоят у меня на туалетном столике, там, где у моих бывших одноклассниц стоят шанелиномерпять...»

Впрочем, Виктория уверяет: в бытовом плане ее почти все устраивает.

— Недавно читатели из России прислали нам тушенку и гречку. Это то, чего мне здесь не хватало.

Доктор — мертвец

«...Раздача еды рядом с нашим госпиталем. Апофеоз безалаберности и гуманитарного чистоплюйства. Организация платит несметные деньги за логистику и доставку. А местные, получив заветную пайку, тут же поголовно бегут и продают ее на рынке...»

Фото из личного архива. Раздача еды около госпиталя.

Это выдержки из записей хирурга из Ростова-на-Дону Ярослава Свиридова о его командировке в Африку. Несколько лет он проработал в ростовской больнице при колонии, пробовал найти себя в фармбизнесе. А потом присоединился к «Врачам без границ» (сокр. MSF — от французского Médecins sans frontières). Сейчас за плечами у Ярослава четыре миссии: в Демократическую Республику Конго, Южный Судан, на Гаити и в Пакистан.

Когда мы разговаривали, Ярослав как раз ехал в свою пятую миссию — опять в Южный Судан.

— Зачем мне все это нужно? Думаю, это своеобразный драйв. Деньги меня во «Врачах» не интересуют — главное, чтобы хватало на удовлетворение элементарных потребностей.

— Но все же если сравнить зарплату в MSF с той, которую медики получают у нас в стране…

— Для начала следует объяснить, что твоя квалификация и выслуга на родине в MSF никого не интересует. У врача высшей категории и юнца, только что окончившего университет, зарплата будет одинаковой. Дальше она меняется в зависимости от стажа в организации. Год в полях — и зарплата существенно увеличивается. К примеру, моя первая зарплата была 1100 евро на счет в банке и 600 долларов командировочных. Для оперирующего хирурга это небольшие деньги даже в России. Но и их ты будешь получать только полгода, пока идет миссия. Остальное время тратишь накопленное.

Как объясняет Ярослав, в MSF время нахождения в миссии для узких специалистов — хирургов, анестезиологов — ограничивается пятью месяцами. Связано это с высокой нагрузкой.

— Мы работаем день и ночь, поэтому даже к концу четвертого месяца жутко устаем.

Из записей Ярослава:

«...Традиционное средство передвижения местных жителей — автобус, облепленный людьми, будто улей пчелами. Когда эта адская машина переворачивается, получается эдакий мясо-костный фарш. Однажды такое случилось в мою смену. Три дня потом разгребали...»

Но чаще всего хирургам во «Врачах» приходится иметь дело с гнойниками, переломами и огнестрельными ранениями в зоне боевых конфликтов.

Фото из личного архива. «Музунгу» Ярослав Свиридов во время командировки в Конго. На суахили это слово означает не только белый, но и мертвец.

Порой они очень агрессивно настроены по отношению к белым, - объясняет Ярослав. - У местных ребятишек есть даже такой аттракцион: подбежать к доктору и отвесить ему пинка. А еще могут камнем кинуть. Само слово «музунгу» на традиционном суахили имеет не только значение «белый», но еще и ругательное — «мертвец», то есть человек, который в связи с приближающейся смертью бледнеет. Согласитесь, неприятно, когда тебя так называют по сто раз на дню. Ребята из ООН даже сделали себе футболки с надписью: «Я не музунгу, у меня есть имя!»

20 тысяч долларов в мелких купюрах

Из записей Ярослава:

«...Миссия в Южный Судан была, пожалуй, самой тяжелой в плане климата и быта. Пять недель борьбы за выживание. Теперь мне кажется, что это была целая вечность...»

— Начнем с того, что с собой в ту поездку нам дали порядка 60-70 тысяч долларов. Деньги нужно было доставить в лагерь. Как нас никто не пристрелил тогда, уж не знаю. Кстати, такой способ перевоза наличности для «Врачей» в порядке вещей. В первую свою миссию я вез 20 тысяч долларов в мелких купюрах через зону военного конфликта.

Зачем в лагерь понадобилось доставлять столь существенную сумму — загадка. Ведь там, куда направлялся Ярослав, потратить деньги было особо негде.

— В аэропорту нас встретил координатор со словами: «Парни, сходите в кафешку — наешьтесь от пуза. Дальше вы такой еды не найдете». Лагерь был разбит на территории южносуданской деревеньки. Неделю пришлось пожить в местной хижине, называемой тукола, — мазанке, построенной из грязи и соломы. Изнутри крыша домика подшита пластиком, под которым жили стада насекомых.

Фото из личного архива. На заднем плане тукола - традиционное жилище южносуданцев. Неделю волонтерам пришлось жить в такой, пока они обустраивали лагерь.

Из записей Ярослава:

«...Коровы здесь повсюду. Это местная валюта, вернее, это даже больше, чем деньги. Жизнь человека ничего не стоит, а жизнь коровы стоит много. За них убивают, ради них совершают налеты, мужчина не может жениться, если у него нет достаточного количества коров. И упаси Господи сбить корову на дороге...»

— А как вообще в Африке относятся к официальной медицине? Есть мнение, что местные предпочитают лечиться у колдунов.

— Это зависит от региона. В Конго к нам бежали с каждым прыщиком, в Судане же действительно предпочитали местных целителей. У меня на страничке есть фото мальчика, которого шаманы чуть ли не до смерти залечили. Делали какие-то прижигания, шрамирование и занесли инфекцию. В госпиталь парня принесли, только когда начался сепсис.

— Бывали случаи, когда родственники не разрешали проводить какие-либо операции, ссылаясь на традиции?

— О да, особенно часто такое происходило в Пакистане, где женщину вообще нельзя оперировать без разрешения родственников-мужчин. Иногда женщины умирали на наших глазах — мужчины не успевали доехать в клинику.

— В Интернете то и дело пишут о похищениях представителей международных гуманитарных миссий. Вас как-то защищают?

— В классическом понимании никак. Представителям миссии запрещено иметь при себе оружие или нанимать вооруженную охрану. На самом же деле во «Врачах» уделяют много внимания безопасности своих сотрудников. Гарантией нашей неприкосновенности является полный нейтралитет MSF — как по отношению к правительственной стороне, так и к повстанцам. Но иногда волонтеров все же берут в плен — ради выкупа.

— И как после похищения развиваются события?

— Перед каждой миссией сотрудники заполняют анкету с 60 вопросами. Она называется «доказательство жизни». Все свои ответы волонтер запоминает. В случае похищения по этим ответам становится понятно, жив ли человек. Потом в дело вступают переговорщики.

Из записей Ярослава:

«...80% волонтеров после первой миссии уходят из организации, 15% же становятся MSF-зависимыми. Им для избавления от «пагубной привычки» под названием «Врачи без границ» приходится обращаться к психологу... Думаю, не погрешу против истины, если сравню некоторых мсфовцев с адептами тоталитарной секты. У некоторых волонтеров на фоне увиденного и пережитого «срывает крышу». Они снова и снова едут в миссии, жертвуя своей нормальной жизнью, здоровьем. Эдакие «гуманитарные маньяки»...»

— У меня среди знакомых таких нет, но о подобных случаях я знаю, — поясняет хирург. — Одни подсаживаются на экстрим. Как спортсмены-экстремалы, они бегают из миссии в миссию, пытаясь получить такие же ощущения. А другие, увидев голод, крайнюю нищету, просто не могут с этим смириться...