К пониманию личности «le prince de l`ombre» (25). Кто был «генералом без чести» и другие неизвестные факты о Белой гвардии

Биография

Во время мировой войны командовал пехотным полком 135-й бригады, 55-й пехотной бригадой, был помощником заместителя начальника Генерального штаба.

С весны 1916 года возглавлял чрезвычайную французскую военную миссию в России при Ставке Верховного главнокомандующего русской армии. В конце 1917 года отозван во Францию.

24 августа 1918 года Жанен был назначен верховным главнокомандующим Антанты маршалом Ф. Фошем командующим войсками Антанты в России. Основной задачей Жанена была эвакуация войск Чехословацкого корпуса во Владивосток и отправка их в Европу для пополнения сил союзников на Западном фронте . С ноября 1918 года - начальник французской военной миссии при Российском правительстве адмирала А. В. Колчака , главнокомандующий чехословацкими войсками в России. 16 декабря 1918 прибыл в Омск .

C января 1919 года - представитель Высшего межсоюзного командования и главнокомандующий союзными войсками в Сибири и на Дальнем Востоке. Занимал неблагожелательную, а затем и резко враждебную позицию по отношению к адмиралу А. В. Колчаку и белому движению в целом.

В декабре 1919 поддержал восстание против колчаковского правительства в Иркутске . Санкционировал выдачу Колчака эсеровскому Политическому центру , что впоследствии привело к убийству Колчака. Данное действие явилось следствием двойного подчинения, в которое попал генерал (Колчак и союзническое руководство), с наложившимся негативным отношением к А. В. Колчаку, и ситуации, связанной с практически взбунтовавшимися чехами из Чехословацкого легиона. В 1920 году Жанен вернулся во Францию.

Награды

Орден Белого орла с мечами. 1916.

Воспоминания

Janin, Maurice. Moje ucast na Ceskoslovenskem Boji za Svobodu. Praha, 1930. 383 s.
Janin, Maurice. Ma mission en Siberie. 1918-1920. Payot, Paris. 1933. 307 p.

Напишите отзыв о статье "Жанен, Морис"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Жанен, Морис

Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.

Отъём следственных материалов

Мы уже писали о том, как генерал Морис Жанен отбыл 9 мая 1920 г. на французском корабле «Armand Béhic» из Шанхая, накануне отъезда (7 мая) подав телеграмму французскому военному министру с просьбой сообщить Великому Князю Николаю Николаевичу, находившемуся в ту пору в Италии, послать представителя в Марсель принять пересылаемый ему груз – ларец с Царскими Мощами и подлинник следственного дела по цареубийству.

Получив известие, Великий Князь подготовился, сформулировав причины, по которым он отказывался принять посланное в его адрес. Позднее, когда дело получило скандальную огласку, Николай Николаевич обставил всё это, по возможности, благовидными предлогами. Он-де «затруднился их принять, считая, что при важном государственном характере доставленных предметов, хранение их в частной обстановке не представляется достаточно обезпеченным, и находил, что они должны храниться в условиях, представляющих для их сохранности большие гарантии» («Возрождение». Париж. 21.12.1930).
Судно прибыло в Марсель 15 июня (впоследствии парижская «Matin» вместо июня ошибочно писала «июля», что потом попало во многие публикации). Однако никаких представителей Великого Князя генерал ни на причале, ни в городе не нашел.
«Будучи задет, – описывает дальнейшее английский исследователь Джон Стюарта, – Жанен вместо того, чтобы передать материалы следствия французскому министру иностранных дел, оставил их у себя».
Обо всех дальнейших событиях (с июня 1920-го по начало января 1921-го), носивших совершенно позорный для русских монархистов-эмигрантов характер, не красивших и многих Членов Российского Императорского Дома, не было известно вплоть до июня 1924 г., когда генерал Жанен неожиданно решил прервать молчание, выступив с заявлением в прессе.

Генерал Морис Жанен.

Выходившая в Париже «Русская газета», ссылаясь на французскую «Matin», приводила слова генерала (17.6.1924): «На мою долю выпала обязанность привезти во Францию, для передачи их Великому Князю Николаю Николаевичу останки Императора Николая II, Императрицы, Цесаревича Алексея, Великих Княжен и Их слуг. Эти останки не могут быть разделены. Пепел Государя смешался с пеплом Его верных слуг. […]
В трех других сундуках содержится следственный материал судебного следователя Соколова, закончившего расследование своего предшественника Сергеевского [Сергеева], а также вещественные доказательства, в том числе пули, найденные в стене той из комнат Ипатьевского дома, где произошло цареубийство.
Все четыре сундука мне были вручены генералом Дитерихсом и бывшим преподавателем несчастного Цесаревича Жильяром.
Я их доставил во Францию с невероятными трудностями и, согласно решению Великого Князя Николая Николаевича передал 16 октября 1920 года г. Гирсу, бывшему Российскому посланнику в Риме.
Эта передача состоялась в предместье Гренобля, Ля Тронш. Выбор именно этого места объясняется тем, что мне вначале пришлось хранить упомянутые сундуки в моем имении в Дофинэ, за отсутствием квалифицированного лица, которому я мог бы их вручить в момент высадки в Марселе».
Таково было первое заявление генерала. Вскоре последовали подробности и уточнения.
«15 июля 1920 года генерал Жанен высадился в Марселе, где он ожидал встретить лицо, командированное Великим Князем Николаем Николаевичем. Так как никого не оказалось, то генерал взял чемоданы с собой в Гренобль, в имение.
Некоторое время спустя генерал Жанен отправился в Париж, где к нему явился морской агент Дмитриев, который ему сообщил, что Соколов уже виделся с Великим Князем Николаем Николаевичем, и что последний приказал передать все чемоданы г. Гирсу как старейшему верноподданному, проживающему во Франции.
Жанен потребовал предъявления письма Великого Князя. Таковое и было ему вручено 16 октября 1920 г. в Ля Тронш близ Гренобля, где тогда же состоялась передача г. Гирсу шкатулки с Царскими останками и чемоданов со следственным материалом.
Позднее Соколов получил приказание доставить шкатулку и чемоданы в Крым, в штаб генерала Врангеля. По словам генерала Жанена, Гирс согласился. Соколов же протестовал, предвидя близкое падение Врангеля.
Однако подоспела эвакуация Крыма и мысль о переносе туда шкатулки и чемоданов была оставлена.
Генерал Жанен добавляет:
Жильяр мне передавал, что французское Министерство иностранных дел предложило поместить Реликвии в свою библиотеку. Но Императорская Семья отказалась: не доверяя намерениям будущих французских правительств ”» («Русская газета». Париж. 18.6.1924).
Новая информация появилась несколько лет спустя, в связи с готовившимся в 1931 г. выходом в Праге книги Мориса Жанена «Падение царизма и конец Русской армии».

Издательская обложка книги: Maurice Janin «Pád carismu a konec ruské armády. (Moje misse na Rusi v letech 1916-1917)». Jaroslav A. Růžička. Praha. 1931.

В декабре 1930 г. гренобльский корреспондент парижской газеты «Journal» встречался с генералом Жаненом в его усадьбе неподалеку близ Сен Себастьяна: «Верно, что я привез драгоценные Останки, всё, что было собрано на месте убийства Царской Семьи. Я их хранил у себя в моем имении Жерр Изар с июня по октябрь 1920 года. После того я их передал г. Гирсу, бывшему послу России в Италии. Что с ними стало – мне неизвестно» («Возрождение». Париж. 21.12.1930).
Тогда же французский журналист Ксавье де Отеклок начал в парижской газете «Petit Journal» серию очерков, объединенных общим названием «Что стало с Русским Царем». Встречался он и с самим генералом в его усадьбе Серр Изар в 60 километрах от Гренобля.
«Когда я прибыл в Париж, – рассказывал генерал Жанен, – я сообщил Великому Князю Николаю Николаевичу о возложенном на меня поручении. Он послал ко мне бывшего морского атташе при посольстве Дмитриева. Дмитриев мне заявил, что Великий Князь не считает себя правомочным принять эти чемоданы на хранение. Считая себя обыкновенным частным лицом, Великий Князь высказал пожелание, чтобы я передал Реликвии и документы Гирсу, бывшему послу в Риме, и в то время старшему среди русских послов заграницей.
Я был вынужден в ответ на это заявить, что я получил личное поручение передать чемоданы Великому Князю и что я не могу сдать их кому-либо другому. Тогда я попросил Великого Князя сообщить мне письменно, кому я должен сдать предметы, имевшиеся у меня. Дмитриев не мог их принять на хранение. Он считал непристойным положить их в банковский сейф.
Тогда я заявил, что оставлю их у себя. Здесь в Серр Изар в первом этаже я устроил в одной комнате походную часовню. Останки находились у меня в течение пяти месяцев. Наконец, возле Гренобля, в Ля Тронш, у меня состоялось новое свидание в Дмитриевым. Он вручил мне письмо от Великого Князя, уполномочивавшее меня передать ему чемоданы. Дмитриев их отвез к Гирсу. Великий Князь считал это делом государственной важности и потому он, как частное лицо, не считал себя в праве этим заниматься.
Одно время, – далее рассказывает генерал Жанен, – насколько я знаю, была мысль отправить Останки Царской Семьи к генералу Врангелю в Крым. Однако эта мысль встретила серьезное сопротивление, особенно со стороны Соколова» («Возрождение». Париж. 27.12.1930).
После того, как чехо-словацкие газеты 18 декабря 1930 г. напечатали отрывки из выходящей в свет в Праге книги Мориса Жанена, журналисты из «The New York Times» связались с автором и тот сообщил некоторые дополнительные подробности.
Однако всё это история с вполне понятными лакунами и сглаживанием углов, в результате чего от внимания многое ускользает.

Титульный лист мемуаров Жанена 1931 г.

Попробуем, используя попавшие в поле нашего зрения документы, более полно восстановить картину событий второй половины 1920 года.
Вопреки тому, что можно было бы предположить, читая работы пишущих на эту тему исследователей, не было никакой совместной встречи Н.А. Соколова и Мориса Жанена с Николаем Николаевичем, точно так же, как не имели места и личные встречи каждого из них в отдельности с Великим Князем. Контакты их осуществлялись исключительно через посредников или путем переписки, т.е. опять-таки не лично, а через секретаря.
Однако будь даже на то воля «Августейшего дядюшки», сами по себе такие контакты были бы весьма затруднительны, поскольку жил он в это время в Италии. Лишь в 1922 г. Николай Николаевич перебрался на юг Франции, поселившись в Антибе в нанятой им трехэтажной даче Thenard, рядом с виллой, которой владел его брат, Великий Князь Петр Николаевич.

Вилла Тенар (Thenard) в Антибе на бульваре du Cap, 66. Жил Великий Князь здесь под фамилией «Борисов».

С июля 1923 г. Николай Николаевич переселился в имение Шуаньи, в 25 километрах от Парижа, в котором прожил пять с половиной лет, вернувшись на прежнюю дачу в Антибе в октябре 1928 г., где он и скончался 5 января 1929 г.

Замок Шуаньи (Choigny) в Сантени (Santeny) под Парижем.

Будучи предупрежденным в мае телеграммой из Парижа, поданной по просьбе генерала Жанена, Великий Князь – через состоявшего при нем барона Стааля – отказал в каком-либо содействии посещавшему его резиденцию в Риме 11 и 13 июня Н.А. Соколову, а затем в таком же духе ответил на письмо генерала Мориса Жанена.
Генерал и следователь прибыли во Францию практически одновременно, хотя и разными путями. Жанен приплыл в Марсель 15 июня, а Соколов приехал из Рима в Париж на следующий день – 16 июня.
Не найдя в Марселе представителей Великого Князя, генерал перевез шкатулку с Царскими мощами, подлинники следственного дела и важнейшие вещественные доказательства в свое имение Серр Изар (Serre Izard) в деревне Сен Себастиэн (департамент Изер) в долине реки Драк (Drac).
27 июня Жанен написал письмо Николаю Николаевичу с изложением сути дела. Вскоре в Париже к нему явился русский военно-морской агент во Франции В.И. Дмитриев, сообщивший ему о контактах Николая Николаевича с Н.А. Соколовым и о решении Великого Князя передать всё привезенное им председателю Совещания русских послов за границей М.Н. Гирсу. В таком же духе был составлен и ответ из Рима от 23 июля на его июньское письмо, который получил генерал.
«…Двоюродный брат Государя, – писал П.П. Булыгин, – которого считали единственным главой русских монархистов, отказался принять отчет и записи Соколова. Это был тяжелый удар как потому, что, казалось, делало долгую и трудную задачу Соколова ненужной, отвергнутой с презрением, так и потому, что это было проявлением всё той же незаслуженной враждебности и неприязни, которые следователь испытывал в Сибири».

Великий Князь Николай Николаевич в эмиграции.

Возникшую коллизию Н.А. Соколов так описывал в своем письме М.К. Дитерихсу от 22 апреля 1922 г.: «Н[иколай] Н[иколаевич] не принял ни меня, ни Жанена. Когда я явился, я был принят Стаалем, состоявшим при Н.Н. Мне был приведен чисто формальный отвод. Жанену тем же Стаалем было указано, что он должен передать всё Гирсу. Жанен потребовал письма Н.Н. Оно было написано».
Однако французский генерал, как видим, не спешил с передачей, обуславливая ее разного рода формальностями. Большую роль в этом, несомненно, играл Соколов, сносясь с Жаненом через Жильяра, с которым жил, как мы помним, в одной гостинице.
Была предпринята попытка передать материалы дела в Министерство иностранных дел Франции, к которому следователь мог бы иметь, таким образом, свободный доступ. Генерал Жанен передал через Жильяра, что хочет обратить внимание на Соколова весьма влиятельного в то время человека – генерала Анри Матиаса Бертело (1861–1931), знавшего Россию и имевшего контакты с русскими белыми генералами, а в 1920-1926 гг. являвшегося членом Высшего военного совета Франции.
Однако некоторые Члены Русской Императорской Семьи, писал генерал Жанен, блокировали эту инициативу.
Николай Николаевич тем временем продолжать гнуть свою линию. К делу подключился и М.Н. Гирс.
См. о нем:

Автограф генерала Жанена на его пражской книге мемуаров 1931 г.

В приложении к своей пражской книге 1931 г. Морис Жанен дал два письма к нему М.Н. Гирса: от 11 августа и 4 октября. В них дипломат уполномочивал В.И. Дмитриева быть его представителем при передаче материалов дела.
Но кем же, однако, был сам этот посредник? И почему выбор пал именно на него?
Капитан I ранга Владимiр Иванович Дмитриев (1879–1965) был сыном врача, известного земского деятеля. Окончил Морской корпус и Военно-морскую академию. Участвовал в Русско-японской войне. Сражался в Цусимском бою. С 1913 г. Дмитриев военно-морской агент во Франции, Бельгии, Испании и Португалии. После революции остался в Париже. Помогал снабжению Белых армий Колчака, Деникина и Врангеля. Способствовал материальной поддержке Русской эскадры и Морского корпуса в Бизерте (Тунис). Почетный председатель Морского собрания, участник многих военных и общественных организаций в эмиграции.
Среди прочих был членом правления Союза ревнителей памяти Императора Николая II (1958) и, одновременно, членом Комитета по организации чествования памяти В.А. Маклакова (январь 1958 г.). Был женат на Татьяне Юрьевне Щербачевой (1885–1938) – дочери русского посланника в Греции, фрейлине Княгини Елены Петровны, дочери Великого Князя Петра Николаевича. Всеми этими перечисленными нами последними обстоятельствами, вероятно, и объясняется выбор В.И. Дмитриева для этой миссии.
Передача состоялась 16 октября 1920 г. в пригороде Гренобля Ля Тронш.
До этого времени ларец с Царскими мощами хранился в устроенной генералом Жаненом на первом этаже его дома в Серр Изаре маленькой походной часовне.
Встрече предшествовало письмо В.И. Дмитриева от 14 октября (оно также приводится в книге Жанена).
Для начала Дмитриев передал генералу письма от Николая Николаевича и Гирса. Затем был составлен протокол передачи с подробной описью 311 предметов, включавших ларец с Царскими Реликвиями.

Генерал Жанен.

Соколову очень не хотелось передавать материалы Гирсу, которому он не доверял по политическим и духовным мотивам, но делать было нечего: нужно было подчиниться воле Великого Князя, тоже, кстати говоря, масона, пусть и иного послушания.
«Гирс, – писал Николай Алексеевич в апреле 1922 г. генералу Дитерихсу, – посол в Риме, друг Львова и Ко, т.е. тех людей, которые по заранее существовавшему плану, учинили арест Государя, обусловив тем самым Его убийство. Эти люди образуют здесь тот кадр, который не ныне, так завтра будет представлять большевицкую власть за границей. Полагаю, что все документы и вещественные доказательства попадут рано или поздно к большевикам». (Всё так и случилось: и папки с делом попали на Лубянку, и преемник М.Н. Гирса, масон В.А. Маклаков, так и не раскрывший тайны места хранения ларца с Царскими Реликвиями, преобразился после войны в «советизана», не раз посещая посольство СССР в Париже.)
Однако благодаря ряду обстоятельств в течение некоторого времени Соколов имел доступ к делу. И Николай Алексеевич не терял времени даром. «Мне не оставалось ничего больше делать, – сообщал он Дитерихсу, – как попытаться изъять, то что можно было, дабы [слово вымарано: вероятно: “создать”. – С.Ф. ] идеальный дубликат подлинника[, который] мог бы заменить подлинное дело. Всего достичь было нельзя. Была усвоена точка зрения, что следователь – это техника, т.е. лицо, равносильное чернорабочему. Много скандалил с Гирсом. Кое-как удалось достигнуть прикосновенности к делу. Изъял все главнейшие документы, на коих основан сам подлинник».
Как раз в это время предпринималась попытка переправить ларец с Царскими мощами и чемоданы с делом в Крым, к генералу П.Н. Врангелю. Инициатива исходила снова от Великого Князя Николая Николаевича. М.Н. Гирс не возражал. Н.А. Соколов же как мог противостоял этому новому вздорному решению, не без основания полагая Крым крайне опасным и уязвимым местом для сохранности с таким трудом вывезенных из России ценнейших материалов. Об этой авантюре генералу Жанену с волнением рассказал пришедший к нему 22 октября Жильяр.
Дело, слава Богу, сошло на нет из-за резкого ухудшения военного положения на полуострове.
Именно к этому краткому периоду конца 1920 г. можно отнести вот этот отрывок из воспоминаний П.П. Булыгина, описывавший их совместное с Н.А. Соколовым пребывание гостинице «Le Bon La Fontaine» на улице Святых Отцов (Rue des Saints-Pères): «Моя комната служила местом опроса свидетелей, а также в ней хранились протоколы ранних стадий расследования и реликвии, Императорские останки, палец Императрицы и т.д.»
Именно это было в шкатулке, привезенной во Францию Жаненом. Вот что находилось в ней, по словам, генерала: «…Останки, собранные возле Екатеринбурга, где были порублены и сожжены Тела. Всего там было около 30 маленьких кусочков костей, немного человеческого жира и безымянный палец, который эксперты считали пальцем Императрицы Александры Феодоровны. Всё это я должен был передать от имени генерала Дитерихса Великому Князю Николаю Николаевичу» («Возрождение». Париж. 27.12.1930).
Наряду с материалами дела шкатулку с Царскими мощами впоследствии пришлось передать М.Н. Гирсу. Скорее всего, некритическое отношение к этому тексту из мемуаров П.П. Булыгина побудило многих охотников за «синей сафьяновой шкатулкой» пойти по ошибочному пути, делая неверные выводы.
Одну из последних таких попыток сделал американец господин Сарандинаки, стремящийся к тому же превратить это серьёзное дело в шоу.
«У меня есть, – утверждает он, – фотографии этого сундучка, он сейчас хранится у внука Соколова, который живет во Франции».
http://ruskline.ru/analitika/2017/10/02/sokolov_ne_imel_nikakih_tvyordyh_dokazatelstv_chto_vseh_sozhgli/
О том, что шкатулка и сундучок не одно и то же мы уже писали в одном из наших прошлых по́стов:

Николай Алексеевич Соколов.

Окончательное отчуждение первого подлинного экземпляра дела от Н.А. Соколова произошло в середине января 1921 года.
К остававшемуся у Николая Алексеевича дубликату была приложена заверенная М.Н. Гирсом «Расписка» (обратите внимание на формулировки этого документа, касающиеся Государя!):
«18 января 1921 года от судебного следователя по особо важным делам Н.А. Соколова мною принято на хранение подлинное следственное производство об убийстве отрекшегося от Престола Государя Императора Николая II, Его Семьи и бывших при Ней лиц в десяти (10) томах с вещественными по делу доказательствами, каковое дело именуется по описям на внутренних сторонах крышек ящиков “дело № 20”».
В «Настольном реестре» следователя читаем:
«Справка о разделении материалов следствия и о передаче 18 января 1921 года части их на хранение послу в Риме Михаилу Николаевичу Гирсу».
«18 января 1921 года о продолжении следствия по дубликату постановления».
«…Генерал Жанен, привезя следственное производство в Париж, – писал в своем очерке А. Ирин, – сдал его на хранение бывшему Императорскому послу Гирсу, являвшемуся старшим дипломатическим представителем национальной России заграницей. В виду этого нам, конечно, интересно проследить отношение г. Гирса к судьбе раскрытия истины в деле цареубийства.
Гирс очень внимательно выслушал доклад Соколова. Он приказал тщательно уложить все дела в ящики, на которые были наложены печати самого Гирса и Соколова. Это распоряжение бывшего Императорского посла как нельзя лучше символизировало его отношение к памяти покойного Императора!
Окончив эту работу, Гирс настоятельно советовал Соколову не продолжать далее следствия, мотивируя свой совет соображениями различного свойства, как-то: юридическими – Соколов, ведь, со смертью адмирала Колчака, потерял свои полномочия; нравственными – находясь на территории Франции, неудобно заниматься производством следствия, имеющего политический характер; фактическими – Соколов, дескать, безсилен принудить к даче показаний тех лиц, которые откажутся их давать, и т.д.
Затем Гирс назначил Соколову ежемесячное содержание в размере 1.000 франков.
Однако Соколов продолжал дальнейшую работу».

Михаил Николаевич Гирс (1856–1932).

Менее чем за год до смерти М.Н. Гирса с ним удалось встретиться французскому журналисту де Отеклоку. Однако, кроме самых общих фраз, о судьбе «синей сафьяновой шкатулки» от дипломата так ничего узнать и не удалось. При этом, сообщает журналист, «М.Н. Гирс взял с меня слово, что некоторой части его рассказа я не напечатаю. К этому обязывает его положение во Франции».
На один из вопросов де Отеклока, «передал ли Соколов на хранение всё, что было им собрано во время следствия, или же, как об этом ходят слухи, что-то оставил у себя, М.Н. Гирс ответить Отеклоку ничего не мог» («Возрождение». Париж. 10.1.1931).
Даже Н.А. Соколову о судьбе собранного им самим ничего не было известно. В беседе с сотрудником «Matin» следователь сказал, «что он знает, что Останки Императорской Семьи находятся во Франции. Но где они хранятся, ему, Соколову, неизвестно» («Новое время». Белград. 1.7.1924).
«Г-н Гирс, который держит в руках ключ этой загадки, – читаем в обзоре, посвященном судьбе Священной Реликвии, в белградском “Царском вестнике” за 1931 г., – сохраняет непоколебимое молчание».
«Гирс теперь республиканец… – писал Аркадий Александрович Столыпин (1894–1990), племянник премьера, офицер, участник Великой и гражданской войн. – Между прочим, Гирсы уверяют, что в них нет ничего еврейского, что “гирс” значит по-шведски “ёрш” и что у них в гербе имеется эта рыба. Впрочем, и Нессельроде чурался своих еврейских предков. Как бы то ни было, республиканцу Гирсу не выгодно, чтобы во французском городе Гренобле, где по частным сведениям скрыты эти Останки, создалось место паломничества, создалась Каносса для кающейся русской эмиграции. […]
Прах Замученных… Маленький ящик с легковесным пеплом, – всё, что осталось. Убежище жизни, есть ли оно убежище и для совести? Кто дерзнет взять в руки этот легковесный прах и кто не изнеможет под страшной тяжестью его хранения? Кто осмелится просто молиться, без слез покаяния, без воплей о прощении? […] Господи, пошли нам силу и правду покаяния!» («Вера и Верность».Новый Сад. 12/25.8.1924).
Главный груз ответственности за случившееся, безусловно, лежит на Великом Князе Николае Николаевиче.
В свое время об этом прекрасно написал русский монархист, правовед и писатель Николай Николаевич Былов (1897–1970):

Титульный лист выходившего в Сан-Пауло (Бразилия) «Владимiрского вестника», в котором в сентябре 1959 г. был напечатан очерк Н.Н. Былова «О судьбе Священных Останков Царственных Мучеников».

«Называя себя “частным лицом”, Великий Князь Николай отнюдь не отрекался от своих Великокняжеских прав и несколько позже, в обход Основных Законов, объявил себя претендентом на Российский Престол, – “вождем Царского Корня”, как представил его нашей эмиграции П.Б. Струве, масон и марксист, бывший друг Ленина.
Кто заявляет свои права на “венец и бармы Мономаха”, должен прежде всего показать свое Царское сознание, а не прятаться за личину “частного лица”. Такой претендент ответствен перед будущими поколениями. […]
Отказываясь принять Останки, он назвал генералу Жанену М.Н. Гирса, бывшего посла Временного правительства, как лицо правомочное их хранить. […]
Эти действия Великого Князя Николая Николаевича вызывают полное недоумение. Казалось бы, что он, как член Дома Романовых, должен был бы, прежде всего, предоставить родственникам Царской Семьи право распоряжаться Останками. Великих Князей проживало тогда в эмиграции много, но никакого совещания их по этому поводу созвано не было.
Кроме того в Дании проживала Вдовствующая Государыня Мария Федоровна, мать Государя Мученика. Казалось бы, что самой естественной хранительницей Останков Сына и Внуков должна была быть она. Если бы Останки были перевезены в Данию, то там в Королевской резиденции, они, несомненно, сохранились бы и по сей день. Несомненно, были бы преданы земле.
Но ни один из этих естественных вариантов не удостаивается внимания Великого Князя Николая Николаевича и он делает хранителем Останков посла Временного правительства. И с этого момента начинается печальная, загадочная, позорная в своей загадочности и недомыслии, история Останков, которая, в конце концов, привела к тому, что Останки исчезли без малейшей надежды быть когда-либо найденными. […]

Начало и конец очерка Н.Н. Былова.

Капитан I ранга Димитриев сообщает "Насколько я помню, первое время они хранились в имении Гирса под гор. Драгиньян (деп. Вар) в часовне и незадолго до своей смерти он передал их для хранения графу В.Н. Коковцову, который положил их в сейф Русского для Внешней торговли Банка... Перед своей смертью граф Коковцов передал все последнему оставшемуся Русскому Послу В.А. Маклакову. Где хранил сданные ему вещи В.А. Маклаков я не знаю..." […]
Факты тут говорят сами за себя. Останки Царской Семьи, сделавшись по инициативе Великого Князя Николая Николаевича, достоянием бывших временных послов, исчезли с русского горизонта и поступили в собственность таинственной коллегии, "где живые заменяют мертвых", но ни живых, ни мертвых знать никому не полагается».

Продолжение следует.

Морис Жанен (фр. Pierre-Thibaut-Charles-Maurice Janin, 19 октября 1862 - 28 апреля 1946) - французский военный деятель и дипломат, участник Гражданской войны в России.

По словам профессора Д. В. Филатьева, «явился косвенным убийцей адмирала Колчака».

Биография

Родился в Лотарингии в семье военного врача. Окончил Версальскую гимназию. Начал военную службу в 1880 году.

Учился в Военной академии в Сен-Сире. Окончил Французскую академию Генерального штаба (1892 год).

Дивизионный генерал (1916 год). Служил в пехоте, артиллерии, штабе армии.

В 1891-1892 и в 1910-1911 годах стажировался в России, причём второй раз - при Императорской Николаевской академии Генерального штаба. Автор исследований о Русско-турецкой 1877-1878 гг. и Русско-японской 1904-1905 гг. войнах.

24 августа 1918 года Жанен был назначен верховным главнокомандующим Антанты маршалом Ф. Фошем командующим войсками Антанты в России. Основной задачей Жанена была эвакуация войск Чехословацкого корпуса во Владивосток и отправка их в Европу для пополнения сил союзников на Западном фронте. С ноября 1918 года - начальник французской военной миссии при Российском правительстве адмирала А. В. Колчака, главнокомандующий чехословацкими войсками в России. 16 декабря 1918 прибыл в Омск.

В декабре 1919 поддержал восстание против колчаковского правительства в Иркутске. Санкционировал выдачу Колчака эсеровскому Политическому центру, что впоследствии привело к убийству Колчака. Данное действие явилось следствием двойного подчинения, в которое попал генерал (Колчак и союзническое руководство), с наложившимся негативным отношением к А. В. Колчаку, и ситуации, связанной с практически взбунтовавшимися чехами из Чехословацкого легиона. В 1920 году Жанен вернулся во Францию.

Награды

Орден Белого орла с мечами. 1916.
Орден Почётного легиона.

Воспоминания

Janin, Maurice. Moje ucast na Ceskoslovenskem Boji za Svobodu. Praha, 1930. 383 s.
Janin, Maurice. Ma mission en Siberie. 1918-1920. Payot, Paris. 1933. 307 p.
Жанен М. Отрывки из моего сибирского дневника // Колчаковщина: Из белых мемуаров / Под ред. Н. А. Корнатовского. Л.: Красная газета, 1930.

Пьер Жанен

Генерал без чести

Жанен Пьер (1862 – 1946) – сын военного врача, сделал карьеру благодаря своим способностям. Окончил Академию Генерального Штаба Сен Сир в 1892 г.; преподавал в Николаевской Академии Генерального Штаба в сентябре 1909 – ноябре 1911 гг. Участник 1-й мировой войны, начал ее с командования полка, быстро достиг высокой и почетной должности в штабе Жоффра. Глава военной миссии Франции при Ставке Верховного Главнокомандующего Русской армии – Николая II с мая 1916 до октября 1917 гг. в Могилеве. Дивизионный генерал с 1916 г. Принимал участие в формировании Чехословацкого корпуса из граждан Австро-Венгрии в России. В 1917 г. отозван во Францию. В начале ноября 1918 г. прибыл со Стефанеком во Владивосток. Обещал, что в течение 15 дней Советская Россия будет окружена союзниками и капитулирует. Главнокомандующий союзными войсками в Западной Сибири, в том числе – Чехословацким корпусом и глава французской военной миссии при Колчаке с конца ноября 1918 г. Выдвинут союзниками в качестве главнокомандующего всеми антибольшевистскими силами осенью 1918 г., однако, Колчак оспорил это, результатом чего стало установление личной антипатии между ними. Проявлял особую заботу по отношению к формированиям чехословаков, поляков, румын, сербов, прибалтов, украинцев. По данным белой контрразведки, Жанен уже в начале 1919 г. вел антибелогвардейскую деятельность. Представитель Франции и войск союзников на совещании русских белогвардейских и иностранных представителей по вопросу о функционировании железных дорог в Сибири. Уже в начале 1919 генерал Жанен выступал за сепаратные переговоры с большевиками. В момент восстания социалистов 22 декабря 1919 –5 января 1920 гг. в Иркутске находился на железнодорожной станции города. Издал телеграммой приказ: 1. Поезд Верховного правителя задержать. 2. Золотой запас передать чешской охране. 3. Железную дорогу считать нейтральной зоной и не допускать на ней военных действий. Угрожал войскам Скипетрова, посланным Семеновым на помощь белому гарнизону Иркутска, применением против них силы. Обвинен в поддержке большевизма Семеновым 27 декабря 1919 г. С его согласия, Сыровой и его подчиненные предательски напали на войска Скипетрова после выражения им своей лояльности и разоружили их, захватив в плен. Через чешский штаб в Нижнеудинске 2 января 1920 г. послал телеграмму Колчаку с заверением, что Верховный Правитель будет вывезен под охраной союзников. Является одним из главных виновников передачи Колчака "Политцентру". На станции Черемхово, к чехословацкой охране Колчака, с разрешения Жанена 13 января 1920 г., присоединились боевики эсеров. По одним данным, Колчаком он выторговал себе право у красных беспрепятственно выехать домой, так как партизаны угрожали, в случае невыдачи им Верховного Правителя, взорвать Кругобайкальские тоннели и отрезать Жанена и чехословаков от Приморья. Представитель союзников на переговорах правительства Колчака о передаче власти "Политцентру". В январе 1920 г. вызван Семеновым на дуэль за выдачу Колчака, вызов не принял, сказав: "Я все сделал, что мог". По возвращении во Францию критиковался за непротиводействие чехам и словакам, выдавшим Колчака.

Использованы материалы сайта А.В. Квакина http://akvakin.narod.ru/

Представители иностранных миссий во дворе здания Государственного банка после осмотра золотого запаса. Омск, лето 1919 г.
В первом ряду: четвертый справа - генерал Жанен,
пятый - министр финансов И.А.Михайлов,
министр иностранных дел И.И. Сукин.
Во втором ряду, четвертый справа -
офицер французского Иностранного легиона З.А. Пешков.
В третьем ряду, второй слева - Ч.С. Гиббс, секретарь английской миссии, бывший воспитатель царских детей.
"Белый Омск". 2008 г.

Приехал забрать власть у Колчака

В ноябре прибыл во Владивосток представитель общесоюзного командования французский генерал Жанен. В интервью, данном представителям печати, он, между прочим, сказал: «В течение ближайших пятнадцати дней вся Советская Россия будет окружена со всех сторон и будет вынуждена капитулировать». Вместе с генералом Жанен прибыл Чехословацкий военный Министр генерал Стефанек, который заявил представителям печати: «Мы имеем задачей вернуть чехословацкое войско домой. Но мы действовали бы против традиций наших предков, если бы согласовали наших поступков с честью солдата и совестью соавянина». Русским генералам Стефанек заявил, что он умрет в Сибири, но заставит чехов помочь борьбе с большевиками. Казалось бы, что столь категорические заявления союзных представителей давали основания рассчитывать на искреннюю поддержку союзников в борьбе с большевиками.

По прибытии в Омск генерал Жанен предъявил Адмиралу Колчаку инструкцию, полученную им от своего Правительства и подписанную Клемансо и Ллойд Джорджем. Эта инструкция сводилась к следующему: Жанену предписывалось вступить в командование всеми русскими и союзными войсками, действующими в Восточной России и в Сибири, с целью образования нового противогерманского Восточного фронта. Инструкция заканчивалась указанием, что союзные Правительства предвидят, что вновь образовавшиеся на территории России Правительства не пожелают подчиниться требованиям генерала Жанен, в таком случае им должно быть заявлено, что они не получат никакой помощи от союзников. Инструкция, предъявленная генералом Жанен, явно не соответствовала создавшейся обстановке. На противобольшевистском фронте действовали только русские войска, чехословаки после заключения перемирия в Европе перестали сражаться и начали отходить в тыл, в Сибири уже существовало единое Русское Правительство, возглавляемое адмиралом Колчаком. Подчинение этого Правительства иностранному генералу дискредитировало бы его, так как оно являлось носителем Русской Государственной идеи. Поэтому адмирал Колчак заявил генералу Жанен, что он скорее откажется от иностранной помощи, чем признает его инструкцию. Генерал согласился, что его инструкция не соответствует обстановке, и предложил пересмотреть ее и в новом виде телеграфировать в Париж для утверждения. В результате дальнейших переговоров и сношений с Парижем в Омске было опубликовано следующее правительственное сообщение:

«Прибывший по поручению союзных Правительств генерал Жанен, представитель высшего междусоюзного командования, вступает в исполнение своих обязанностей в качестве Главнокомандующего войсками союзных с Россией государств, действующими на Востоке России и в Западной Сибири. Для достижения единства действий на фронте высшее Русское командование, осуществляемое Верховным Главнокомандующим Адмиралом Колчаком, будет согласовывать с генералом Жаненом общие оперативные директивы, о чем Верховным Главнокомандующим даны соответствующие указания начальнику штаба. Одновременно вступает в исполнение своих обязанностей генерал Нокс, сотрудник генерала Жанена по вопросам тыла и снабжения, предоставляемого союзными Правительствами для нужд русского фронта, вследствие чего Верховным Правителем предписано Военному Министру согласовать свою работу с задачами, возложенными на генерала Нокса».

Как выше сказано, чехословацкие войска в это время уже уводились с фронта в тыл. Генерал Стефанек приложил все усилия, чтобы заставить их продолжать действовать на фронте, но его старания были тщетны. Деморализация Чешских войск при участии русских социалистов-революционеров, членов Учредительного Собрания, убеждавших чехов в недемократичности противобольшевистского Правительства, шла полным ходом. Через некоторое время генерал Стефанек заявил адмиралу Колчаку, что нет никакой возможности заставить чехов продолжать воевать и всего лучше вывести их из Сибири. Но для этого у союзников не имелось пароходов, которые были заняты перевозками демобилизуемых союзных войск, поэтому в ожидании освобождения пароходов было решено разместить чехословацкие войска вдоль железной дороги от Ново-Николаевска до Иркутска для ее охраны.

Так как других союзных войск на противобольшевистском фронте не было, то власть союзного главнокомандующего генерала Жанена фактически сводилась к охране вышеуказанного участка железной дороги. Не ограничившись командованием чехословацкими войсками, генерал Жанен начал формировать в тылу войска других национальностей: польские, сербские, украинские, румынские и т.п. Эти формирования только отвлекали снабжение от русской армии и загромождали железную дорогу воинскими грузами, предназначенными для частей, не, воюющих с большевиками на фронте.

Контр-адмирал М.И. Смирнов. Александр Васильевич Колчак (краткий биографический очерк). Издание Военно-морского союза (От Военно-морского союза). Опубликовано: Париж, 1930. Здесь цитируется по кн.: Окрест Колчака: документы и материалы. Составитель доктор исторических наук, профессор А.В. Квакин. М., 2007. С. 169-171.

Штабной вагон литерного поезда главнокомандующего
Союзными войсками в Сибири и на Дальнем Востоке генерала Жанена.
"Белый Омск". 2008 г.
Оригинал фотографии хранится в фондах
Центрального Музея современной России.

Жанен Выдал Колчака

Тем временем в тылу образовался социалистический Политический Центр, который выставил своей программой мир с большевиками и прекращение гражданской войны. Политический Центр надеялся образовать в Сибири буферное социалистическое государство, которое было бы признано Советским Правительством. 24 декабря (1919-го года, - ред.) на окраинах Иркутска произошло восстание. Железнодорожный вокзал и предместье Глазково были захвачены повстанцами. Правительство оказалось в осаде. Союзные представители, находившиеся в своих поездах на вокзале, объявили, что повстанцы не большевики и что они останутся нейтральны в сношениях Сибирского Правительства с повстанцами. Союзные представители смотрели на все глазами чехов. На самом деле они были не нейтральны, а содействовали повстанцам, объявив полосу железной дороги нейтральной и находящейся под охраной чешских войск. Правительство не могло пользоваться дорогой, а повстанцы могли. Когда Начальник Гарнизона Иркутска хотел начать действия против повстанцев, захвативших вокзал, то генерал Жанен заявил, что не допустит этого и начнет действия против Правительственных войск при помощи чехов. Положение создалось безвыходное. К сожалению, наш верный и лояльный союзник, английский генерал Нокс, в это время уже не находился в Сибири, получив приказание от своего Правительства вернуться в Англию. В это время поезд адмирала Колчака и поезд с золотым запасом стояли в Нижнеудинске, в 250 верст к западу от Иркутска. Генерал Жанен послал телеграмму адмиралу Колчаку с просьбой не двигаться до выяснения обстановки. У адмирала Колчака было при нем около 1500 человек солдат. Этого было бы достаточно для восстановления порядка на железной дороге. Но чехи не позволили применить силу, считая, что это задержит их эвакуацию. Иркутск был взял повстанцами 5-го января 1920 года. Союзные представители дали письменную инструкцию генералу Жанен провезти Адмирала Колчака под охраной чешских войск на Дальний Восток в то место, куда он сам укажет. Сами представители выехали из Иркутска на восток. Генерал Жанен предложил Адмиралу Колчаку оставить его поезд и поезд с золотым запасом под охрану чехословаков, а самому с теми лицами, которых он хочет взять с собой, перейти в один вагон, который был прицеплен к поезду 8-го Чехословацкого полка. На вагоне были подняты флаги: английский, французский, американский, японский и чешский, означавшие, что адмирал находится под охраной этих государств. Адмирал взял с собой из поезда 80 человек, все они поместились в одном вагоне. Поезд благополучно прибыл на станцию Иннокентьевскую и дальше не двигался. Адмирал не раз в дороге говорил, что у него есть предчувствие предательства, но это предчувствие не могло подавить в нем веру в человеческое благородство. Предательство казалось ему слишком низким. Помощник коменданта чешского поезда вошел в вагон и заявил, что адмирал выдается Иркутским властям. Адмирал воскликнул: «Значит, союзники меня предают». Как впоследствии выяснилось, выдача адмирала его противникам была заранее предусмотрена соглашением Чешского представителя в Иркутске доктора Благош с Политическим Центром.

Там же, стр. 173-175.

А.В. Колчак с представителями союзных держав на георгиевском празднике в Омске.
Справа от Колчака: генерал Жанен,
Заместитель Высокого комиссара Французского правительства граф де Мартель,
представитель отделения Чехословацкого Национального Совета Б.И. Павлу.
Омск (площадь на месте нынешнего стадиона "Динамо").
9 декабря 1918 года.
"Белый Омск". 2008 г.
Оригинал фотографии хранится в фондах
Центрального военно-морского музея.

Д.В. Филатьев о Жанене

Говоря о чехах, естественно упомянуть об их главнокомандующем - французском генерале Жанэне, сыгравшем большую роль во взаимоотношениях между нами и чехами в период отступления от Омска.

Генерал Жанэн до войны был прикомандирован к нашей Академии Генерального штаба для изучения постановки у нас дела высшего военного образования и выучился хорошо говорить по-русски. На войне он командовал полком и состоял затем в штабе генерала Жофра, а последнее время находился при нашей Ставке в Могилеве. Он знал быт и уклад нашей армии. Когда французы задумали в 1918 году восстановить русско-германский фронт, Жанэн был послан в Сибирь, чтобы вступить в должность главнокомандующего русско-союзными войсками, долженствовавшими состоять из чехов, сербов, поляков и румын из числа наших военнопленных, к которым должны были присоединиться французы, англичане, американцы и японцы. Но по приезде в Омск генерал Жанэн оказался не у дел, так как, во-первых, с капитуляцией Германии отпадала надобность в новом фронте против нее, а во-вторых, адмирал Колчак признал неудобным вручать командование русскими войсками иностранцу.

Немного о Белом движении знает, пожалуй, каждый гражданин нашей страны. Мы расскажем о некоторых фактах, до сих пор остающихся неизвестными широкой общественности.

Грамоте не обучены

Если посмотреть фильмы отечественного кинематографа, то создается впечатление, что белогвардйецы - это сплошь «белая кость», дворяне и аристократы, не чета рабоче-крестьянскому люду Красной Армии. Однако такая картина сильно приукрашена. Абсолютное большинство офицеров Белого движения вышли из разночинцев - непривилегированного сословия, представители которого не принадлежали ни к дворянам, ни к духовенству, ни к купечеству, ни к крестьянству.

Как утверждают историки, ссылаясь на документы Академии Генштаба , далеко не все белогвардейские офицеры были обучены грамоте, многие демонстрировали довольно посредственные знания истории и географии, а также «отсутствие ясности мышления». Конечно, в рядах белых были образованные и очень образованные офицеры, но их принадлежность к представителям голубой крови есть миф, не отражающий действительность.

Идейных было мало

Многие белогвардейские офицеры не отличались идейностью, поэтому нередко сдавались в плен красноармейцам. Так, во время эвакуации Вооруженных сил юга России в Крым в марте 1920 года в плен попали около 10 тысяч офицеров армии генерала Антона Деникина и почти столько же колчаковцев.

При этом большая часть пленных впоследствии была принята в Красную Армию, которая остро нуждалась в квалифицированных кадрах. В связи с большим количеством бывших белых офицеров, желавших стать красноармейцами, большевики ввели квоту - доля экс-белогвардейцев в командном составе рабоче-крестьянской армии не должна была превышать 25 процентов. Лишних отправляли в тыл или на чтение лекций в военные училища.

Белогвардейский «Иуда»

В истории Белого движения есть свой главный предатель - французский генерал Морис Жанен. Во время отступления армии адмирала Александра Колчака на восток в декабре 1919 года Жанен пообещал Верховному правителю России, что доставит его в безопасное место.

Вместо этого поезд с адмиралом 15 января 1920 года прибыл в Иркутск , где Колчак был задержан чехами. Те выдали его эсерам и меньшевикам, а через них адмирал попал в руки большевиков. В феврале он был расстрелян. «Генерал без чести» - такое прозвище получил Жанен за свое предательство.

Трагедия Северо-Западной армии

Северо-Западная армия под командованием генерала Николая Юденича осенью 1919 года вела упорные бои на петроградском направлении с целью захвата столицы. Не сумев достичь своих целей, белые в ноябре начали отступать в Эстонию . Там солдаты и офицеры были разоружены и отправлены в концлагеря.

Находившийся в гибнущей армии писатель Александр Куприн вспоминал, что военнослужащие несколько суток ночевали на голой земле при лютом морозе, не хватало теплой одежды и медикаментов. Наличие крыши над головой в бараках и загонах для скота не слишком спасало положение: там тоже не было кроватей и одеял.

В концлагерях, где содержались белогвардейцы, началась эпидемия тифа. По оценкам историков, от болезни погибли более четырех тысяч человек. Журналист Стефан Рацевич позже вспоминал как на кладбища мчались грузовики с «голыми скелетами», едва прикрытыми рваным брезентом.

Беспредельщик Анненков

Далеко не все участники Белого движения отличались аристократизмом, но были среди белогвардейцев и настоящие мясники. Самым известным из них был генерал Борис Анненков - командующий Отдельной Семиреченской армией.

Среди его «заслуг» - зверское подавление большевистского восстания в Павлорадском и Славогорском уездах. Однажды, захватив участников одного из крестьянских съездов, Анненков лично зарубил 87 человек. Было замучено много непричастных к восстанию людей, казаки Анненкова уничтожали целые села. Так, в Колпаковке были убиты 733 человека, в Подгорном - 200.

При этом в отряде «главмясника» было немало наемников: китайцев, уйгуров и даже афганцев. После поражения Белого движения Анненков скрылся в Китае , однако в 1926 году был выдан СССР. Суд приговорил его к высшей мере наказания - расстрелу.

Ничего святого

Принято думать, что экспроприацией (изъятием) церковных ценностей занимались только большевики. На самом деле приложили к этому руку и белогвардейцы. Хорошо известен рейд 7-8 тысяч сабель под командованием генерала Константина Мамонтова по тылам красных в районе Воронежа в августе 1919 года.

Кроме уничтожения солдат противника и его провианта белогвардейцы хорошо прошлись по местным церквям. Газета «Приазовский край» писала, помимо прочего, что мамонтовцы везут с собой в качестве трофеев иконы в золотых окладах, церковные сосуды и другие ценности. Награбленного было так много, что Деникин создал специальную комиссию по учету трофеев. Икон насчитали 250 штук, остальное церковное имущество уместилось в шести больших ящиках.