Что нового написал журналист андрей иванович колесников. «Теперь Путин в состоянии полноценного монарха»: спецкор «Ъ» и «биограф» президента Андрей Колесников о цензуре, Навальном и тайне личной жизни Путина. «Ему всегда есть что сказать»

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Это программа «Бла-бландинки». Мы начинаем. Ольга Данилевич.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Катерина Звягинцева.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: У нас в гостях…

О.ДАНИЛЕВИЧ: Ох! Ох! Вы готовы? Мы же утром вам сказали, что вы должны быть к этому готовы. У нас в гостях журналист кремлёвского пула, главный редактор журнала «Русский пионер», исполнительный директор «Коммерсантъ Холдинга» Андрей Колесников. Здрасьте, Андрей.

А.КОЛЕСНИКОВ: Здрасьте.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Все правильно?

А.КОЛЕСНИКОВ: Нет. Ну как это может быть все правильно? Я не исполнительный директор уже. Просто все очень быстро меняется. Если я не ошибаюсь, сейчас это называется заместитель гендиректора.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Заместитель гендиректора.

А.КОЛЕСНИКОВ: Да разве это важно?

О.ДАНИЛЕВИЧ: Конечно. Замгендиректора, прям написали себе.

А.КОЛЕСНИКОВ: Я от вас не ожидал.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Директора.

А.КОЛЕСНИКОВ: Это даже для меня неважно.

О.ДАНИЛЕВИЧ: А что из этого важнее всего?

А.КОЛЕСНИКОВ: Важнее всего, конечно, не побоюсь этого слова, спецкор газеты «Коммерсантъ».

О.ДАНИЛЕВИЧ: «Коммерсантъ» всё-таки, даже не «Русский пионер». Знаете, почему мне казалось, что русский «Пионер» будет? Потому что вы в соцсетях у себя пишете «главный редактор журнала «Русский пионер».

А.КОЛЕСНИКОВ: Я так не пишу.

О.ДАНИЛЕВИЧ: У вас в Twitter так. То есть там нет никакой привязки к «Коммерсанту», нет к пулу привязки.

А.КОЛЕСНИКОВ: Потому что это Twitter, созданный «Русским пионером», а не «Коммерсантом».

О.ДАНИЛЕВИЧ: То есть это Twitter не ваш личный?

А.КОЛЕСНИКОВ: Нет. Здесь, например, сидит рядом пиар-директор «Русского пионера» Даша Донскова.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Которая потирает руки довольная.

А.КОЛЕСНИКОВ: Да. Потому что уже говорят, все уже говорят две минуты про «Русский пионер». «Русский пионер» создаёт Twitter главного редактора. Это мой Twitter, но создаёт его «Русский пионер».

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Десять раз произнесли «Русский Пионер». Хорошо.

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну вы меня вынудили. А я же начал с «Коммерсанта».

О.ДАНИЛЕВИЧ: Красиво-то все было.

А.КОЛЕСНИКОВ: Мы договорились, но нет. Конечно, важнее всего - газета «Коммерсантъ», как бы ни было трудно это услышать, если бы даже это слушал кто-то этим субботним днём из сотрудников «Русского пионера». Все остальное тоже очень важно, но не настолько. Даже то, что я работаю, как вы сказали, первым пунктом вы вообще назвали «журналист кремлёвского пула».

О.ДАНИЛЕВИЧ: Я расставила приоритеты так, как я считаю нужным.

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну это не так тоже. Это ещё одна ошибка ваша, в одном предложении их уже две из трёх фактов.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Кажется, придётся писать заявление после этого эфира.

А.КОЛЕСНИКОВ: Потому что я не журналист кремлёвского пула, я журналист газеты «Коммерсантъ». Это тоже очень важно. Как в одном фильме некоторое время тому назад было, он назывался «Человек Путина», я не «человек Путина», я человек «Коммерсанта». Это очень важно для меня. Главное, что это так и есть, это на самом деле так.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Но вы же входите в кремлёвский пул.

А.КОЛЕСНИКОВ: Я вхожу в кремлёвский пул. Но если мы говорим, кем я себя считаю, я себя считаю спецкором газеты «Коммерсантъ» в первую очередь. И в рамках работы в газете «Коммерсантъ» я работаю в кремлевском пуле. Когда работы в кремлевском пуле нет, грубо говоря, а иногда есть, но я считаю какую-то другую работу более важной, я занимаюсь ею. Например, два раза в год, как правило, много последних лет…

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Мы вас спросим про Олимпиаду ещё.

А.КОЛЕСНИКОВ: …я работал спортивным журналистом и работаю.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Возвращаясь к нашему вопросу, что считаете важнее вы. В общем, моё представление было только в части замгендиректора неправильным. Потому что это не некорректно говорить «журналистом кремлёвского пула».

А.КОЛЕСНИКОВ: Договорились.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Я контакты назову. +7-925-88-88-948 - это смс-сообщение, govoritmskbot - это Telegram. Звонки мы традиционно не принимаем. Twitter govoritmsk, наш Instagram - bla_blandinki.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Я зацепилась и хочу у вас спросить. Вы говорите, что когда считаете другую работу, в «Коммерсанте», важнее, чем, например, что-то в пуле, то, собственно, делаете то, что считаете нужным. А как воспринимаются какие-то отказы? Вот куда-то летит Путин. Вы можете отказать, не поехать? И как это происходит вообще?

А.КОЛЕСНИКОВ: Я же не Путину отказываю.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Я понимаю, но вообще, как это происходит и как это воспринимается?

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну, конечно. Слава богу, вокруг нормальные, я бы сказал, приличные люди. Ещё раз могу повторить, это только часть моей работы. Она подавляющая часть, это правда, но все все понимают. Например, на чемпионате мира я тоже работал спортивным журналистом, а части светским хроникером. Я считаю, что был создан некий даже новый жанр, вот на границе светской хроники, спортивного репортажа и ещё чего-то такого, что я сейчас даже сформулировать не могу. Я, короче говоря, во время чемпионата мира писал про все игры сборной России, не только сборной России, ну и, наверное, у меня были для этого какие-то возможности, которых не было у тех же спортивных журналистов и светских хроникеров. Поэтому все получалось.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вымотал вас чемпионат мира? Потому что мы-то здесь отдыхали, а вот люди, которые были, скажем так, в полях, на стадионах, мне кажется, они очень подустали за месяц.

А.КОЛЕСНИКОВ: Нет, это не совсем так. Ну, конечно, подустали. Но вы спросите потом у них, было ли это лучшее время в их жизни.

О.ДАНИЛЕВИЧ: И они скажут: да.

А.КОЛЕСНИКОВ: И если они будут с вами искренни, они наверняка это скажут.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А для вас это лучшее было время?

А.КОЛЕСНИКОВ: Это очень хорошее время было. Я не знаю, наверное, нужно работать в таком, практически ежедневном режиме, чтобы такое говорить с уверенностью. И нужно ещё не ненавидеть футбол, его нужно любить.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Слушайте, даже те, кто его не смотрели, такие, как я, в этот месяц смотрели все. Мне казалось, что в Уругвае в принципе не бывает футбола, а вон, что выясняется.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Ладно, Уругвай. Хорватия.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Все вдруг полюбили футбол. Но всё-таки я вас не к футболу, а вот к этому всему…

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Праздник закончился, начались грустные времена.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Да. Примерно год назад, наверное, вы говорили, что вы для себя не исключаете в отношениях России и США аж ядерной войны, и говорили вполне серьёзно, что это не информационная война, а настоящая третья мировая. Я потом вам напомню, если хотите, где это было.

А.КОЛЕСНИКОВ: Там был более сложный контекст.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Возвращаясь к теперешним событиям, теперешним санкциям новым и всему остальному. Вы скорее думаете, что таким образом мы как раз приближаемся к этой войне или это все свидетельство, скорее, того, что никаких серьёзных боевых действий не может быть, это будет только информационная война, если будет или, может, есть уже.

А.КОЛЕСНИКОВ: Ситуация проще не становится. За год, по крайней мере, про который вы говорите, она, конечно, стала только сложнее. Она будет ещё больше усложняться. Мне, я думаю, как и вам, очень трудно представить, что дело может дойти до ядерной войны. Но послушайте, ничего нельзя вообще исключать уже, это правда. И за этот год ещё меньше стало можно исключать. Если на днях буквально премьер-министр, ещё до своей спортивной травмы, про которую сейчас с таким увлечением все говорят, он говори, что Росся, если что, ответит. Если список санкций, который предполагался и не состоялся в том объёме, в котором предполагался…

О.ДАНИЛЕВИЧ: Говорят, что будет не одной волной просто.

А.КОЛЕСНИКОВ: …будет утверждён, то Россия ответит на это экономическими методами, политическими методами и иными методами. Это целый день транслировали все телеканалы. И никто, между прочим, не спросил, что за иные методы. Хотя, мне кажется, очевидно, что в этом случае это такой крик отчаяния. Это вообще, на мой взгляд, в качестве ультиматума первый раз было произнесено после, я не знаю, после Хрущева, после карибского кризиса.

О.ДАНИЛЕВИЧ: А могут быть эти «иные методы» что-то другое.

А.КОЛЕСНИКОВ: И произнесено было спокойно, уверенно, с достоинством, со знанием того, что Россия и правда может это сделать. Конечно, ничего нельзя исключить.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Путин говорит, политические…

А.КОЛЕСНИКОВ: Медведев.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Пардон. Политические, экономические, иные методы. Иными методами как раз могут быть какие-то информационные. Почему военные-то обязательно?

А.КОЛЕСНИКОВ: Потому что все иные методы уже были использованы. Когда с таким нажимом это произносится, понятно, что подразумевается. Других аргументов, у России, видимо, в такой ситуации не осталось.

О.ДАНИЛЕВИЧ: У вас остаются какие-то надежды на то, что все это полюбовно как-то урегулируется?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Второго пакета не будет санкций и так далее.

А.КОЛЕСНИКОВ: Я присутствовал, так сказать, на встрече…

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: В Хельсинки.

А.КОЛЕСНИКОВ: «На встрече Путина и Трампа» это сильно сказано, скорее, присутствовал на пресс-конференции.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Встреча-то была закрытой.

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну там было начало встречи, на которой мы тоже присутствовали, там было много интересных моментов. Но дело не в этом. Я присутствовал, скажем, на этой пресс-конференции. После того, как господин Трамп вернулся, понял, что договориться нам сейчас, пожалуй, не удастся, не получится. Потому что не может человек по возвращении так менять показания, как Трамп это сделал. То есть он сначала на пресс-конференции говорит, «ну да, я верю и своей разведке, и я верю и Путину». Потом он вдруг утверждает, «да я на самом деле разве такое говорил? Я просто оговорился насчёт того, что я верю в Путина». Это означает такое давление, которое он сразу по возвращении стал испытывать абсолютно со всех сторон, что он вынужден был произнести это, понимая, что он покажется совершенно жалким в этой ситуации. А он все равно это произнёс. Это значит, что он не может повлиять на ситуацию, даже если и хочет. Мы же видели этого доброго и справедливого Трампа на этой пресс-конференции, любящего Путина Трампа. И мы видим, какая истерика с тех пор продолжается. Вчера сенатская комиссия США потребовала же расследования и полного доступа ко всем форматам переговоров.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Может ли быть такое, что Трамп вышел после разговора с Путиным, собственно, и вот тогда начал менять показания, что довлеет над ним не Сенат и вообще не Штаты, а, собственно, Владимир Владимирович. Пока с ним разговаривал, довлел.

А.КОЛЕСНИКОВ: Жизнь, повторяю, показывает, что не довлеет. Довлеть может, так сказать, во время пресс-конференции только. Что это? Эффект личного присутствия?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Читала несколько экспертов, говорят, что импичмент Трампу грозит в скором времени.

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну он грозит с самого начала, с момента инаугурации.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Здесь прям совсем плохо, эти обложки все посмотреть, то «тонет» Трамп.

А.КОЛЕСНИКОВ: Импичмент, мне кажется, непростая история. Не знаю. Мне кажется, большая часть Соединенных Штатов на самом деле сейчас очень увлечена Трампом. Такого рассвета, внутреннего экономического бума, бума настроений инвесторов, который сейчас в Соединённых Штатах, не было много лет, может даже много десятков лет. Я думаю, что большая часть, в том числе и элиты, сейчас не хотела бы импичмента Трампа. Мы не говорим про простой народ, который не разочаровался, совсем не разочаровался в Трампе.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Скажите, возможна ли та встреча, о которой говорил, в том числе, на саммите БРИКС (точнее, после) Владимир Путин, что он готов лететь в Вашингтон, он готов принимать Трампа в Москве. Эта встреча вообще нужна? Или это сейчас бесполезно?

А.КОЛЕСНИКОВ: Я думаю, в ближайшее время этого не будет. Хотя они же, если я не ошибаюсь, должны пересечься на саммите стран АСЕАН в Сингапуре, а это совсем скоро.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Должны.

А.КОЛЕСНИКОВ: Значит, будет такая встреча. Но мы видим, что никакого решающего влияния на мировую политику эти встречи всё-таки не производят, хотя, с другой стороны, конечно, наивно было бы думать, что после одной такой встречи мир никогда не будет прежним, как говорится. Эти встречи имеют и отдаленный результат. Есть договорённости и их больше, чем всего остального, которые являются непубличными, которые имеют отдаленный результат. Нам остаётся только догадываться, о чем они на самом деле договорились. Я думаю, что и сенатская комиссия в Штатах, и все остальные комиссии испытывают нехорошее возбуждение по этому поводу именно потому, что не понимают, о чем они могли на самом деле договориться. И не исключено, что все равно Трамп будет пытаться эти договорённости реализовать, когда история, может быть, немного утихнет. Но опять же глупо брать на себя смелость и утверждать, что мы можем себе представить вообще, что это за договорённости. Я это даже комментировать не стал бы.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Андрей Колесников у нас в гостях, я напоминаю.

Много-много было ещё год назад, два года назад таких замечаний Трампа, личных очень, личностных, я бы даже сказала, про Путина. Он говорил о том, что ему нравятся какие-то человеческие качества Путина. Как Путин относится к Трампу, если брать по-человечески?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Ваши наблюдения?

О.ДАНИЛЕВИЧ: Или у него вообще никакого человеческого отношения к Трампу?

А.КОЛЕСНИКОВ: Если вы хотите знать моё личное мнение, хотя, как вы понимаете, это лучше было бы уточнить у самого президента.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Лучше. Пока не пришёл.

А.КОЛЕСНИКОВ: Может и придёт ещё.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вы же замолвите словечко.

А.КОЛЕСНИКОВ: За меня бы кто замолвил, как говорится. Так вот насчёт отношения Путина к Трампу, как оно мне представляется. А мне кажется, у него нет вообще никаких иллюзий по поводу Дональда Трампа. Он слишком хорошо все понимает, в том числе и про вот эту ситуацию, в которой Трамп оказался сразу после этой встречи. Все это очень легко считается. Я думаю, что российский президент считать-то умеет.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Тогда с кем надо договариваться?

А.КОЛЕСНИКОВ: Так что он не обольщается. Но надо же переговоры эти вести. Но маниакальной настойчивости в этом деле, вот непременно встретится, черт, мир изменится, если они встретятся, вот этого нет в помине. Даже на одном из последних саммитов встреча такая у них просто сорвалась. Об этом говорили. Была вроде уже стопроцентная договорённость, и вдруг выяснилось, что американцы настаивают, чтобы мы к ним приехали, а не они к нам. Хотя это происходило все не в России и не в Штатах. Но с точки зрения протокольной дипломатии, это важнейший вопрос. Если до этого мы приезжали к ним, то в следующий раз они должны приехать к нам, а не опять мы должны ехать к ним. Им было это сказано, «давайте вы приедете к нам». Они сказали, «мы очень хотим встретиться, но у нас очень тяжёлый график, у нас все расписано». Но тогда у нас тоже все расписано, и никто ни к кому не поехал в итоге. И на следующем саммите все равно такая встреча состоялась и все было, да.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Окошечко нашлось.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Насчёт всяких личных отношений. Сложно назвать человека, с которым дружит Владимир Владимирович, кроме, пожалуй, Шойгу, которого часто называют. Из мировых лидеров самые, скажем, тёплые отношения у кого с Путиным? Главу МИДа Австрии не надо.

А.КОЛЕСНИКОВ: Со Шредером.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Из нынешних. Из действующих.

А.КОЛЕСНИКОВ: А Шрёдер не мировой лидер?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Да.

А.КОЛЕСНИКОВ: Не знаю. Мне кажется, у него очень близкие отношения сейчас, это долго происходило, но мне кажется, сейчас с китайским председателем.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Си Цзиньпином.

А.КОЛЕСНИКОВ: Конечно. Мы в последней поездке были по Китаю, я видел, сколько они времени проводили вместе. Это видно даже издалека. Они ехали в электричке долго довольно-таки и потом на хоккей ходили, видно, что идут уже такие близкие друг другу люди. Это даже внешне видно по жестам, по взглядам. Тут даже говорить ничего не надо. Это, конечно, ещё не любовь, но это очень хорошее знание друг друга и отсутствие разочарования в результате этого знания, а может быть даже ещё большей привязанности. Вот они, такое впечатление, не подводили друг друга, поэтому стали сейчас гораздо ближе, чем были.

О.ДАНИЛЕВИЧ: А ещё кто?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А Эрдоган? Смотрите, опять он зовет в рыбный ресторан.

А.КОЛЕСНИКОВ: Больше я никого бы не назвал.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Эрдоган - нет.

А.КОЛЕСНИКОВ: Что вы говорите?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вчера через главу МИДа вновь звал в рыбный ресторан Владимира Владимировича. Сам президент сказал, что отношения у нас стали более глубокими, теплыми.

А.КОЛЕСНИКОВ: Нет.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Мы не верим Эрдогану всей страной.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А Лукашенко?

А.КОЛЕСНИКОВ: Нет, такое не забывается вообще. Такое не забывается.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Лукашенко, кстати, да.

А.КОЛЕСНИКОВ: А такое тем более не забывается. Ну что вы, ей богу? Нет. С Лукашенко как раз ситуация в том, что они тоже слишком хорошо друг друга знают и поэтому особой… Да вообще, я думаю, никакой симпатии нет. Именно по той причине, по которой Владимир Владимирович Путин дружит с китайским лидером, он не дружит с белорусским.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Как вы думаете, Путин одинок? Он чувствует себя одиноким?

А.КОЛЕСНИКОВ: Не знаю, это уже совсем какие-то лирические вопросы, в которых я ничего не понимаю. Я могу вам сказать, каждый человек одинок. Я одинок. Вы, если разобраться, тоже одиноки, хотя вы все время вместе в эфире.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Знаете, одиночество - это когда ты себе достойного собеседника не можешь найти, по твоим личным критериям. Для Путина достойный собеседник есть?

А.КОЛЕСНИКОВ: Нет, это не то. Одиночество - это совсем другая история. Достойного собеседника себе, более или менее, всегда можно найти.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Путин может найти себе достойного собеседника?

А.КОЛЕСНИКОВ: Я думаю, что он и находит достойного собеседника, когда ему это сильно надо. Почему вы думаете, что у него нет достойных собеседников?

О.ДАНИЛЕВИЧ: Не знаю. Просто спрашиваю вас, вам виднее, вы чаще пересекаетесь.

А.КОЛЕСНИКОВ: У него полно достойных собеседников.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А для меня одиночество - это когда ты не чувствуешь поддержки от кого-то, вот ты один такой в поле стоишь и не на кого даже опереться.

А.КОЛЕСНИКОВ: В поле?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Ну, условно говоря, метафоры.

А.КОЛЕСНИКОВ: Мне слышится родное что-то.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: В пуле, в поле. Для меня вот это одиночество.

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну вы ближе к истине, да.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Наверное, где-то есть такое.

А.КОЛЕСНИКОВ: Да господи, известно же, что человек не только умирает в одиночке, но и живёт. Для меня это очевидно, каждый обречен на одиночество. Но я понимаю, вы же совсем не про это. Вы хотите понять, есть ли у Путина, наверное, родная душа.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Да, друг прям такой.

А.КОЛЕСНИКОВ: Я думаю, что есть, конечно. Конечно, есть.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Но мы уже про друзей, про одиночество и про тонкости души, и про все остальное поговорим с вами после новостей.

О.ДАНИЛЕВИЧ: У нас в гостях человек, который Путина видел и которого Путин видел, Андрей Колесников. Я сейчас боюсь, что я опять что-нибудь не так скажу.

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну вы уже сказали опять. Вы уже опять сказали.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Скажи просто, корреспондент «Коммерсанта».

А.КОЛЕСНИКОВ: Предупреждал же бывший главный редактор «Коммерсанта» Андрей Васильев, когда вышла моя первая книжка про Путина…

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Что прилепится к вам это все.

А.КОЛЕСНИКОВ: Он говорит: «Ну все. Ты понимаешь, что ты обречен? Годы пройдут, тебя будут представлять: человек, который видел Путина».

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вам это не нравится что ли?

А.КОЛЕСНИКОВ: Но вы, да, это следующая была фраза, правы, вы сказали, «которого Путин видел». Это уже радует.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Спасибо. Хорошо. На самом деле мы будем с вами и о других книжках говорить, и о детских тоже, поэтому не надо нас так сразу…

А.КОЛЕСНИКОВ: Мы уже не успеем.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Я надеюсь, что мы успеем хоть что-то, потому что, правда, что-то все мы медленно.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Быстренько скажем за эфиром, Андрей не знает, что случилось с премьер-министром, что за спортивная травма. Обещал нам рассказать во вторник.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Будем надеяться.

А.КОЛЕСНИКОВ: Вам, да.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: +7-925-88-88-948. Мы видим, что вы присылаете ваши сообщения. Telegram govoritmskbot, Twitter - govoritmsk.

О.ДАНИЛЕВИЧ: «Давление оказывается на Трампа, так как в США большой вес и силу имеет Конгресс. У нас парламент имел схожую мощь в 1991-1993 годах, до расстрела его из танков Ельциным в 93-м», - 222-й. В общем даже не вопрос, а скорее такое замечание.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Ремарочка.

О.ДАНИЛЕВИЧ: В 90-е вас хотят. Про 90-е. Вы, говоря об этом времени, сказали, что вы считаете себя защитником свободной России. При этом говорили, что, в общем-то, в России вы себя свободным не чувствуете. Это было больше 10 лет назад, может даже 15. Чувствовали в начале 2000-х, а потом перестали. Вот сейчас вы себя чувствуете свободным в России?

А.КОЛЕСНИКОВ: Я думаю, тогда это было связано с тем, что… с историей с Ходорковским, мне кажется. Я тогда сильно переживал по этому поводу. Это было очень давно. Да я думаю, что я нигде себя свободным не почувствую.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Тогда выходит, вы как защитник свободы не очень работаете?

А.КОЛЕСНИКОВ: И в России сейчас я себя свободным не чувствую. Я связан таким количеством несвобод, таким количеством условностей, таким количеством всего на свете, что было бы просто глупо говорить.

О.ДАНИЛЕВИЧ: А есть свободная журналистика в России?

А.КОЛЕСНИКОВ: Да.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Вообще в целом?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Где она?

А.КОЛЕСНИКОВ: При этом я занимаюсь свободной журналистикой, безусловно. Я занимаюсь свободно, искренне журналистикой. Потому что когда человек пишет все, что он думает, и то, что он думает, то, что он хочет сказать, и когда он имеет, как я себе представляю, в своём распоряжении арсенал методов для того, чтобы это все формулировать, то есть достаточно способностей, то это и называется свобода. Иногда человек «мама» сказать не может.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Про самоцензурирование какое-то вообще отдельная история.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А ваши тексты, кто правит?

А.КОЛЕСНИКОВ: Кто?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Есть вообще человек такой, кто правит тексты Андрея Колесникова?

А.КОЛЕСНИКОВ: Тексты читают все, кому положено. Всё-таки это газета, это массовое производство. Я могу прислушаться к каким-то замечаниям, мы можем обсудить это. До сих пор, блин, пытаются править корректоры. Вот корректоры пытаются править. Но при этом все равно действуют большей частью разумно. Как правило, не притрагиваются и оставляют авторскую пунктуацию.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Хоть раз было такое, что пресс-служба Кремля до публикации просила вас прислать какую-нибудь статью?

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну, это бред. И до, и после такого не было.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Никогда вообще в жизни, за 20 лет ни разу?

А.КОЛЕСНИКОВ: Нет. Просто надо не представлять себе вообще как бы структуру отношений, чтобы, простите уж меня, задать такой вопрос. Мне, знаете, кажется что? Иногда я думаю, я сам ищу ответ на вопрос, почему так все хорошо в этом смысле.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Почему вы можете так писать, а многие не могут.

А.КОЛЕСНИКОВ: Я не знаю про многих.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Как раз про это я и хочу спросить.

А.КОЛЕСНИКОВ: Я в каком-то смысле и знать не хочу, для меня это лишняя информация. Я, ещё раз повторю, занимаюсь свободной и искренней журналистикой. Разные мысли могут приходить по этому поводу. Я, например, сейчас подумал, у меня недавно появилась идея, что, может быть, люди думают о том, что они… Я с большей вероятностью, чем другие, напишу какие-то мемуары. Может быть, они не хотят попасть в мемуары и вот как-то далеко заглядывают, как отрицательные более-менее хотя бы персонажи, даже с какой-нибудь одной историей. Потому что не было ни одной истории вообще такого рода.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Что вам мешает тогда чувствовать себя свободно в России, если писать как журналист вы можете свободно? Что тогда несвободно?

А.КОЛЕСНИКОВ: Как вам сказать…

О.ДАНИЛЕВИЧ: Как есть, говорите.

А.КОЛЕСНИКОВ: У меня нет ощущения, что пресса свободна. Я считаю, что пресса тем не менее испытывает всё-таки излишнее давление со стороны государства. И не только на государственные СМИ. И пытается регулировать отношения с собой государство, прессы. Мне это не нравится, я вижу в этом перебор.

О.ДАНИЛЕВИЧ: А как удаётся «Коммерсанту»?

А.КОЛЕСНИКОВ: У «Коммерсанта» своя история. «Коммерсантъ» работает с акционером. Работает, я думаю, это сильно сказано. То есть я имел в виду, что у «Коммерсанта» есть акционер, этот акционер не государство.

А.КОЛЕСНИКОВ: Я в этом тоже вижу попытку вмешательства государства в зону интернета. Насколько я понимаю, давно власти хочется там усилить своё влияние. Это для меня очевидно и мне тоже кажется это, мягко говоря, излишним. Я думаю, что сейчас, когда те, кто начал заниматься этим, пообвыкнутся в этой новой для себя сфере, они поймут, насколько все очень сильно непросто здесь. И не то, что лучше оставить все, как есть, то есть абсолютно неконтролируемой эту зону, но вести себя в ней гораздо осмотрительнее что ли. Видно же, насколько нервно интернет реагирует на любую попытку такого вмешательства. Но это, кстати, соответствует правилам игры: если государство нападает, противоположная сторона защищается.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Вот Катя вам задала в рамках этого вопроса, собственно, вопрос конкретный. Вы-то лично себя как-то ограничиваете, когда пишете?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Задумываясь о том, будет лайк, репост.

А.КОЛЕСНИКОВ: Я вообще не высказываюсь на тему политики, как правило, в Facebook, потому что мне этого хватает и в реальной жизни. Единственное, что я делаю там, публикую по просьбе некоторых, даже многих трудящихся свои заметки.

О.ДАНИЛЕВИЧ: А лайкаете?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Чужие посты.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Чужие посты лайкаете?

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну какие-то, конечно.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Они же могут быть тоже политическими. У нас же за лайки и за репосты теперь тоже.

А.КОЛЕСНИКОВ: Вот честно, я пока вообще не задумывался про это.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Будьте осторожнее.

А.КОЛЕСНИКОВ: Мне до этого далеко. Спасибо, что предупредили, как говорится.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Просто очень многие думают: я же такого ничего не публикую, поэтому с меня нечего взять. А потом выясняется, что одно дело за другим как раз, за репосты, а не за то, что публикуешь конкретно ты что-то.

А.КОЛЕСНИКОВ: Буду знать.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Есть такой термин «колесниковщина». Для вас это обзывание или похвала?

А.КОЛЕСНИКОВ: Скорее похвала, конечно. Термин выдумал один мой знакомый. Я бы не сказал, что он произносил это с особым одобрением, потому что это было привязано к одной конкретной ситуации. Но вообще такой термин имеет право на существование, потому что это обозначение, кажется, нового жанра. Нового жанра, в котором я работаю. А создать новый жанр в журналистике…

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вы горды, да?

А.КОЛЕСНИКОВ: …это большая история. Ну идите, создайте.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Слушайте, а вы с этого начинали, с нового жанра, спортивное, светское, вот это все. Вы говорили про новый жанр. Это как раз оно? Это «колесниковщина» тоже.

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну да, это уже на стыке.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Это ещё один жанр?

А.КОЛЕСНИКОВ: Это часть «колесниковщины».

О.ДАНИЛЕВИЧ: Смотрите, какая она разноплановая.

А.КОЛЕСНИКОВ: На самом деле никакой «колесниковщины» особой не существует, просто я пишу так, как умею, да и все. Это понятно, я по-другому не умею. Даже если бы захотел, я бы не смог. И когда я начинаю писать, я, например, не могу остановиться уже. Если я вижу, что это получается очень хорошо, я, конечно, не буду себя сдерживать ни в какой ситуации. В том смысле, что ради красного словца, все, что угодно.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Ещё один термин есть «укатайка», длительные командировки. Для вас самая длительная командировка какая была, какая «укатайка»?

А.КОЛЕСНИКОВ: Мне не нравятся все эти термины, «укатайки» какие-то.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Это, кстати, вы говорили. Это ваши слова.

А.КОЛЕСНИКОВ: Я говорил с неодобрением об этом. Просто командировки. Вот уже в термине «укатайка», который, напомню, означает несколько городов подряд без заезда в Москву, сложные перелёты бесконечные, - это все мне кажется проявлением какого-то кокетства журналистского: мы так много работаем, мы так устаем, это такие «укатайки» у нас.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Вагоны разгружаете.

А.КОЛЕСНИКОВ: Да все не так уже безнадежно много утруждаются, уж поверьте мне, особенно сейчас, вот из тех, кто работает в кремлевском пуле: кто-то больше, кто-то меньше. Наверное, все больше меня, я не знаю. Но я понимаю, что, например, в первые два срока путинских, а в премьерский особенно вот это была да, это была настоящая загрузка. Это, если хотите, такая жизнь «укатайка».

О.ДАНИЛЕВИЧ: А почему сейчас нет?

А.КОЛЕСНИКОВ: Я не знаю, почему.

О.ДАНИЛЕВИЧ: У нас меньше международных контактов, поэтому меньше укаташек?

А.КОЛЕСНИКОВ: Нет, международных поездок, кстати, хватает. Даже сейчас будет. И Китай, и Сингапур.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Тогда что? Почему было насыщенно, а теперь нет?

А.КОЛЕСНИКОВ: Они все равно стали… Поездок все равно становится меньше. Даже, может быть, знаете, что? Может быть даже поездок не становится меньше, но внутренних встреч меньше стало, это точно совершенно. Какие-то пропуски появились, какие-то паузы.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Путин устает?

А.КОЛЕСНИКОВ: Наверное, Владимир Владимирович Путин просто больше стал думать о себе, больше работать, так сказать, непублично. Не знаю. Например, летом просто… Целый месяц по сути. Он на футбол особо не ходил, при этом публичных встреч особо тоже не было.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Спокойнее стал.

А.КОЛЕСНИКОВ: Может быть, как-то, да, о душе стал думать, не знаю, больше. Может быть, пора уже, да…

О.ДАНИЛЕВИЧ: Не знаем, пора ли.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Я наблюдаю за чиновниками и министрами многими, когда проходит встреча тет-а-тет или общая встреча, вот прямо видно, что многие чиновники боятся только одного взгляда Путина. Было в вашем опыте такое, что он на вас взглянул, вы вот… прям что-то так изменились?

А.КОЛЕСНИКОВ: Нет. Я думаю, что, с точки зрения чиновника, проблема не в том, что он взглянул не так, а в том, что он не взглянул. Вот в чем главная проблема - если он перестал вообще тебя замечать. Ну что может быть страшнее? Но я же не работаю на госслужбе, я не так, как чиновники, зависим от воли президента. Вот моя работа в течение такого длительного времени это, конечно, только подтверждает. Наверное, разные были периоды и по-всякому я писал.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Вам было хоть раз страшно?

А.КОЛЕСНИКОВ: И продолжаю писать. Ну такие они рабочие отношения, они сохраняются.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Какой-нибудь душевный разговор с Путиным у вас был когда-нибудь за эти 20 лет? Душевный.

А.КОЛЕСНИКОВ: Как вам сказать?

О.ДАНИЛЕВИЧ: Как семья?

А.КОЛЕСНИКОВ: Понимаете, каков вопрос - таков ответ. Вот чего вы от меня хотите?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Историй хотим. Андрей, хотим историй.

А.КОЛЕСНИКОВ: Был, например, разговор, ну настолько душевный, после истории с Бесланом. Я рассказывал про это. Я настаивал, мне казалось, ему надо извиниться перед матерями. Он действительно был очень душевный разговор, публичный, естественно. Для меня, например, важнейший. Я не знаю, насколько для него. Я думаю, честно сказать, что он особо не помнит сейчас даже про это. А может наоборот, помнит. Сложно сказать. Но в итоге для меня, например, имеет принципиальное значение, что он в результате извинился перед ними и очень быстро. Ну да, были в этом смысле душевные, берущие за душу разговоры, да.

О.ДАНИЛЕВИЧ: В этом смысле есть ощущение, иногда складывается, по крайней мере, такое ощущение, что вы немножко всесильны: «извинился перед матерями». 2000-й год, когда вы писали книжку…

А.КОЛЕСНИКОВ: Почему всесильный?

О.ДАНИЛЕВИЧ: Если я сейчас договорю, вы поймете, почему.

А.КОЛЕСНИКОВ: Давайте.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Потому что журналиста, которого вы призывали отпустить в 2000 году, когда писали книгу от первого лица, нашли всё-таки, Андрея Бабицкого. И из-за этого складывается ощущение, что вы что-то можете сделать, разговорами своими.

А.КОЛЕСНИКОВ: Каждая история существует отдельно. Настолько смешно говорить о какой-то всесильности. Вообще, в 2000 году мы писали вот эту книжку. Все тогда хотели, чтобы про будущего президента хоть что-нибудь было известно. Стало известно очень много в результате этой книжки. А про Бабицкого, да, постоянно начинали с этого все разговоры, потому что он пропал, потому что про него говорили не только в ежедневном, а в каком-то ежечасном режиме. Найдите Бабицкого, мы ему говорили, отпустите Бабицкого. Но это даже не я говорил, это скорее ещё больше говорила Наталья Геворкян.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Напомню для слушателей, что эта книга писалась Натальей Геворкян и Натальей Тимаковой. Но вы говорили, что вы тоже об этом спрашивали. Так вот, я все к этому. Может быть, если вы, условно, про какого-нибудь Кирилла Серебренникова периодически будете говорить Владимиру Владимировичу, может, что-то изменится с Серебренниковым.

А.КОЛЕСНИКОВ: А я же вам сказал, что ни о какой всесильности тут не приходиться говорить. И даже в случае с Бабицким ничего этого не было.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Книжка писалась месяц.

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну писали мы месяц и каждый день про это говорили. В течение этого месяца его так и не отпустили, ну а потом отпустили.

О.ДАНИЛЕВИЧ: В конце. Книжка выходила, и его отпустили, так это было.

А.КОЛЕСНИКОВ: Ну где-то, да. Но мы перестали встречаться уже к этому времени и перестали про это говорить.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Это отложенный эффект.

А.КОЛЕСНИКОВ: А почему его отпустили…

О.ДАНИЛЕВИЧ: Никто не знает.

А.КОЛЕСНИКОВ: Да. Отпустили или его нашли, вообще говоря. Путин же так и не признал, естественно, что он его удерживает. Мы говорим: отпустите Бабицкого. А он говорит: а кто вам говорит, что я удерживаю или мы его удерживаем? Вот на этом были построены все разговоры, которые каждый раз начинались. Они так и заканчивались. Он ни разу не отказался говорить про это, а наоборот, поддерживал, даже можно сказать, с удовольствием поддерживал этот разговор. В результате, повторяю, эти разговоры заканчивались тем же, с чего начинались.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Про Кирилла Серебренникова не надо ничего такого, да, делать?

О.ДАНИЛЕВИЧ: Бессмысленно.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Бессмысленно, да?

О.ДАНИЛЕВИЧ: Разговаривать, например, при любой встрече с Путиным.

А.КОЛЕСНИКОВ: Мне кажется, все уже поговорили с президентом про Кирилла Серебренникова. Там идёт следствие, которое будет доведено до конца.

О.ДАНИЛЕВИЧ: И что будет, как вы думаете?

А.КОЛЕСНИКОВ: Если вы хотите знать моё мнение, мне кажется, что, к сожалению огромному, он получит срок. Я надеюсь, что срок окажется условным. Работает (странно, что вы этого не понимаете) огромная государственная машина, в том числе машина следствия. Я думаю, что не просто вот в этом эпизоде ничего не нашли, а нашли ещё какие-то эпизоды. Потому что они постоянно работают.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Что-то находят.

А.КОЛЕСНИКОВ: По-другому быть не может. Эта работа не может закончиться ничем, учитывая, что никто и не говорит, в том числе сам Кирилл Серебренников, что там ничего нет. Иногда оправдывают людей за отсутствием состава преступления действительно, но это-то не тот случай. Тут никто даже не считает, что вообще ничего нет. Но я надеюсь, что, по крайней мере, срок окажется условным. Мне кажется, что он и так, как вам сказать, уже достаточно отсидел, хотя это и домашний арест.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: А остальные фигуранты дела, тоже условно?

А.КОЛЕСНИКОВ: Мне трудно об этом судить. Я не очень глубоко погружен. Я даже не знаю, я вам сходу не скажу даже, кто остальные фигуранты, не назову по фамилии. Но сейчас начинаю вспоминать. Но не поручусь.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Главный бухгалтер, директор.

А.КОЛЕСНИКОВ: По фамилиям, да. Вы можете их назвать?

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Нина Масляева, главный бухгалтер.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Мы можем их назвать, но у нас, к сожалению, осталось чуть больше двух минут до конца.

А.КОЛЕСНИКОВ: Я вас предупреждал.

О.ДАНИЛЕВИЧ: У нас рубрика должна быть. И первый из вопросов. Мы не поговорили о вашей детской литературе и ещё куче о чем. Это: что вы скрыли когда-то от мамы? Первый вопрос из рубрики. По возможности очень быстро отвечать.

А.КОЛЕСНИКОВ: Что я скрыл когда-то от мамы? Я очень много всего скрывал от папы, так получалось. Но я думаю, что я ничего не скрыл от мамы, кроме отношений с одной девочкой в классе.

О.ДАНИЛЕВИЧ: С одной всё-таки скрыли.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Какая нежность. Второй вопрос. Мы всем одинаковые вопросы задаем. С какой блондинкой вы бы могли изменить своей жене?

О.ДАНИЛЕВИЧ: Блондинкой именно.

А.КОЛЕСНИКОВ: Эээ… это сложный для меня вопрос, без комментариев.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Самая большая ошибка в жизни?

А.КОЛЕСНИКОВ: Ошибок было очень много. Но самой большой ошибки я не совершил.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: У кого бы вы попросили прощения?

А.КОЛЕСНИКОВ: У мамы и папы, конечно. И даже больше у мамы.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Кто ваш лучший друг? Последний вопрос.

А.КОЛЕСНИКОВ: … Без комментариев.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: В самом начале программы вы говорили о лучшем времени. Для вас лучшее время какое?

А.КОЛЕСНИКОВ: Лучшее время - вот сейчас прямо. Правда, я не шучу.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Я ожидала услышать, про какие-нибудь 90-е.

А.КОЛЕСНИКОВ: Не-не. И ещё то, что впереди будет.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Андрей Колесников был у нас в гостях, заместитель генерального директора «Коммерсанта», главный редактор журнала «Русский пионер» и журналист кремлёвского пула. Вот так. Правильно? Все отлично. Договорились. Спасибо большое, что пришли. Катерина Звягинцева.

Е.ЗВЯГИНЦЕВА: Ольга Данилевич. Через неделю услышимся. Пока.

О.ДАНИЛЕВИЧ: Пока.

Человек, открывший стране Владимира Путина

Человек, ближе всех подобравшийся к разгадке личности Владимира Путина, человек, с чьим именем годы и годы ассоциируется главная деловая газета страны "Коммерсантъ", человек, поднявший уровень "кремлевского очерка" на недосягаемую для других высоту, человек, не боящийся с иронично и провокационно говорить и писать о сильных мира сего - Андрей Колесников.

Андрей Иванович Колесников родился в 1966 году в поселке Семибратово Ярославской области. В журналистику пришел очень рано, еще учась в шестом классе стал писать для районной газеты "Путь коммунизма" и даже стал победителем конкурса "Навстречу 60-летию СССР". После окончания факультета журналистики МГУ год проработал в многотиражной газете "Ускоритель" института физики высоких энергий, затем перешел в "Московские новости".

В 1996 году он перешел в "Коммерсантъ" и стал специальным корреспондентом издания во властных структурах. С появлением нового энергичного и молодого президента Владимира Путина Колесникову удается попасть в так называемый "кремлевский пул" - группу журналистов, на постоянной основе освещающих деятельность главы государства. Он не стеснялся в своих материалах акцентировать внимание свое и читателей на мелочах, ощущениях, разбавляя сухую фактуру эмоциями. Именно поэтому его статьи создавали особую, выпуклую картину жизни по ту сторону кремлевской стены.

Андрей никогда не задавался вопросом:"Почему его терпят в "кремлевском пуле"?, и говорит,что этот вопрос ни к нему. Он не относится к числу "удобных" людей, которым можно навязывать условия игры. "Я-то знаю, что я не любимый журналист Путина. Хотя бы просто потому, что ему очень многое не нравится в моих материалах. Он вообще, по-моему, журналистов не очень любит. Он может относиться с уважением к журналисту, в том числе и к тому, который его критикует. И именно к тому, кто его критикует, он чаще относится с уважением. Вот мой случай скорее такой. <...> Нельзя для меня - это то, что я запрещаю сам себе. Я никогда не буду писать про личную жизнь Путина. Не буду писать потому, что лично я наверняка об этой стороне его жизни ничего не знаю, да и просто потому, что это его личная жизнь. Я сам испытывал на себе, что такое, когда журналисты пишут про твою личную жизнь. Я помню, как-то съёмочная группа телекомпании НТВ приезжала ко мне домой, когда меня там не было. Звонили в домофон, пытались разговаривать с моей женой, задавали ей какие-то идиотские вопросы", - говорит Колесников в одном из интервью.

За время, проведенное рядом с экс-президентом, Колесников ближе всех подобрался к самой сути фигуры Владимира Путина, к логике его поступков и значению в истории России. Он написал целый цикл книг о главе государства, которые стали бестселлерами. Причина такой популярности в том, что даже спустя годы для многих Путин остается человеком-загадкой. Фактически Колесников совместно с Натальей Геворкян и Натальей Тимаковой еще в 2000 году первым представил стране Путина в книге-интервью "От первого лица".

Его перу принадлежат такие книги, как "Я Путина видел!" (2004), "Меня Путин видел!" (2005),"Увидеть Путина и умереть. Документальные истории" (2005), "Раздвоение ВВП. Как Путин Медведева выбрал" (2008),"Фарс-мажор"(2009), "Фарс-мажор 2"(2010) и многие другие.

Заслуги Андрея Колесникова высоко оцениваются как профессиональным журналистским сообществом, так и государственными и общественными организациями - он обладатель всех журналистских премий.

В настоящее время, помимо работы в "Коммерсанте", Андрей Колесников является соведущим Тины Канделаки в программе "Нереальная политика" на телеканале РЕН, где в свойственной ему необычной и яркой манере разговаривает со знаменитостями политики, бизнеса, искусства о самых актуальных проблемах. Еще один интереснейший проект Колесникова - литературный иллюстрированный журнал "Русский пионер", на страницах которого публикуются самые известные журналисты и деятели. Андрей Иванович - вдохновитель проекта и главный редактор этого издания.

Весьма продолжительное время, около шести лет Колесников вел детскую колонку в приложении Weekend, где фиксировал взросление своих детей и давал советы родителям. На основе этих заметок вышли две книжки:"Отцеводство" и "Веселые и грустные истории про Машу и Ваню".

"Пионерские чтения" - встречи, регулярно устраиваемые журналом "Русский пионер"

Андрей Колесников с олимпийским факелом

25 апреля в Екатерининском зале Кремля президент России Владимир Путин наградил медалью Героя Труда пятерых соотечественников. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников выяснил у одного из лауреатов, режиссера Марка Захарова, все ли из того, о чем он мечтал, теперь у него есть.

<...> — Сорок с лишним лет я руковожу театром «Ленком»,— рассказал Марк Захаров , которому устроили бешеную овацию с криками «браво!» вторые-третьи ряды в Екатерининском зале: актеров из театра можно было приглашать почти неограниченно.— И за 40 лет у нас не было никаких чрезвычайных происшествий! Мы жили дружно, весело, интенсивно и временами талантливо…

Было полное впечатление, что театр закрывается.

— Очень бы хотел,— продолжал Марк Захаров ,— поблагодарить тех людей, которых не видно, которые за кулисами…

Я подумал, опять достанется Владимиру Путину и, может быть, Алексею Дюмину.

— Это художественная… машинная такая компания, которая нигде не обучается… Она обучается сама по себе, и они становятся выдающимися художниками по свету, по звуку, по электронике,— добавил Марк Захаров .— Это самое дорогое и прекрасное, что есть в нашем коллективе.

Буквально через минуту, когда разнесли бокалы с шампанским, я уже слышал, как Марк Захаров отчего-то оправдывался перед Владимиром Путиным:

— Неправильно меня поняли!.. Я не это имел в виду… Не чрезвычайные происшествия… А турбулентность!..

Владимир Путин, по-моему, и сейчас не понимал, но, рассеянно улыбаясь, соглашался.

Потом он отошел к другим лауреатам, а Марк Захаров подошел к Герою Труда Галине Волчек:

— А помнишь, как мы поступали в театральный?..

Они, не обращая ни на кого внимания в этой толчее, теперь вспоминали, как хотели поступить в одно училище на один курс.

— Да…— мечтательно вздыхал Марк Захаров .— Слава богу, что отвлекся…

Я спросил Марка Захарова :

— Скажите, сегодняшняя награда… Это было все, чего вам еще недостает в жизни? Или есть еще что-то?

Он, по-моему, честно задумался.

— Нет,— наконец ответил он.— Не все. Еще здоровья не хватает. А наград даже слишком много.

То есть за время этого ответа мне не удалось подобраться к нему хоть чуть-чуть ближе.

К Марку Захарову и Галине Волчек подошел мэр Москвы Сергей Собянин, и Галина Волчек стала спрашивать его что-то про театр на Чистых прудах, реконструкция которого заканчивается, и мэр попросил ее, чтобы она приберегла контрамарку на открытие, потому что он все равно придет, даже если к назначенному сроку не успеют достроить. Он же понимал, что только поэтому и успеют.

Марк Захаров долго слушал, стоя рядом, прежде чем произнести, обратившись к Сергею Собянину и даже потупив глаза:

— Сергей Семенович, когда все будет сделано в Москве, совсем все, то плиточку у нас перед театром надо бы укрепить… <...>

Желнов: Андрей, вчера была инаугурация, на которой ты тоже был, о которой сегодня написал заметку в «Коммерсант». И твоя первая заметка, насколько я помню, о Путине, — это как раз его первая инаугурация 18 лет назад, тоже седьмого мая. Вот версия 4:0, Путин 4:0, или 5:0, кому как удобнее, можно сказать 5:0, как он изменился, как ты считаешь, наблюдая за ним уже долго и наблюдая за ним вчера, и наблюдая до вчерашнего дня.

Колесников: Не знаю, как вы, я считаю, что после лет пяти-семи человек не в состоянии измениться, вообще говоря. Могут быть какие-то косметические перемены в нем самом, которые он сам себе может устроить, грубо говоря.

Желнов: Косметические, это какие? Опасная оговорка.

Колесников: Такие, косметические. Это не оговорка вообще. А серьезных, радикальных, глубинных перемен в человеке, тем более, в таком возрасте, в котором уже, так сказать, мы его застали, когда познакомились, когда писали книжку «От первого лица», вместе с Натальей Геворкян и с Натальей Тимаковой, уже быть, конечно, в человеке, по моим представлениям, не может. За это время Владимир Владимирович Путин, пожалуй, по моим представлениям, стал, может быть, как-то более спокойно, а точнее будет сказать, более безразлично относиться к журналистскому творчеству. Может быть, это назвать можно великодушнее стал, а на самом деле просто ему совсем уж не до нас. Это из таких, более-менее личных наблюдений.

В остальном вот все, что он говорил нам тогда, в начале 2000 года, во время избирательной кампании, которая бурная тогда была, и что вошло в книжку «От первого лица», вот он все это с тех пор последовательно воплощал и продолжает воплощать в жизнь. И он там оговорился, кстати, что ему очень нравится идея монархии, потому что монарх никому ничего не должен и может не думать о предвыборной кампании все время. И вот в этом смысле ситуация вчера немного поменялась, по сравнению с тем, конечно, что было раньше, потому что вот теперь Владимир Владимирович Путин действительно в состоянии такого полноценного монарха, на самом деле, находится, потому что ему не грозит следующая избирательная кампания, он действительно может не думать об этом и посвятить себя всего труду на благо своего народа, теоретически. Вот в этом перемена его участи, может быть, да, состоит.

Желнов: Он себя психологически, как ты считаешь, монархом за все эти восемнадцать лет стал ощущать? Вот именно то, как он выстраивает свое общение…

Колесников: Не знаю, мне трудно об этом судить. Мне кажется, что нет, если коротко.

Колесников: Ну, вспомните, с чего начиналась вообще его президентская история? Она начиналась с Чечни, с Дагестана, тогда он, пожалуй, был в каких-то вещах гораздо авторитарнее, чем сейчас, конечно. Вы вспомните эти стеклянные глаза, когда слово «Чечня», при нем произносится… Я помню, что как только я попал, по некоторому недоразумению, как и все присутствующие здесь, в «кремлевский пул» впервые, после книжки, после того, как было, казалось бы, какое-то общение, в меру местами доверительное, я попал в «кремлевский пул», где все очень далеко от Владимира Путина все мы, но иногда происходили встречи, которых сейчас нет, то, что называется off the record, что называется, для понимания, их сейчас, на мой взгляд, не хватает…

Желнов: Их совсем отменили.

Они не принимают никаких государственных решений, хотя находятся рядом с президентом почти каждый день. Благодаря им граждане узнают, чем занят руководитель страны, с кем встречает-ся и что любит.

Группу журналистов, которые аккредитованы при главе государст-ва, называют кремлёвским пулом. Спецкор делового издания «Коммерсантъ» Андрей -Колесников освещает события с участием Владимира Путина едва ли не дольше всех коллег по пулу и даже выпустил несколько книг на эту тему. называется «Путин. Прораб на галерах» (перефразированы известные слова президента о том, что два первых срока он отработал «как раб на галерах»). О книге и её главном герое автор рассказал «АиФ».

Обложка новой книги. Кадр телеканала "Россия 24"

«Уважает тех, кто что-то реально делает»

Александр Колесниченко, «АиФ»: - Андрей, что и для кого ты приготовил на этот раз?

Журналист Андрей Колесников: - Издательство убедило меня в том, что после долгого перерыва (книг «Я Путина видел!» и «Меня Путин видел!». - Ред.) нужно выпустить две новые книги. Аргументы: Владимир Путин за последние 6 лет, которые представлены в книге, мог ведь измениться, причём непоправимо. Так в какую сторону он изменился и изменился ли? В какую сторону изменились его отношения с народом - это тема новой книги. Вернее, двух книг - через месяц выйдет продолжение. Первая книга разбита на большое количество глав: рабоче-крестьянское, дет-ское, деловое, народное, географическое… Речь о событиях и людях, с которыми Путин встречается каждый день. Это попытка рассказать, кто они такие и кто он такой.

Мне кажется, Владимир Путин любит говорить с рабочими. По-моему, ему кажется, что он их хорошо понимает, у него есть уважение к тому, что эти люди действительно чего-то стоят, потому что они что-то реально делают.

Книга выстроена не в хронологическом, а в «тематическом» порядке. И остаётся ощущение, что с разными частями российского общества президент говорит очень по-разному, причём с одними ему явно проще, а с другими - сложнее. С кем и почему?

Мне кажется, сейчас он ищет общий язык со студентами и школьниками. Ни он, ни они до конца не понимают, как друг с другом разговаривать. По мне, так дело обстоит проще, чем это воспринимают многие, в том числе в администрации президента. Для молодых акции протеста, в которых они стали участвовать в последнее время, - больше флешмоб, по крайней мере, сужу об этом по своим детям и их школьным друзьям.

Мне кажется, Владимир Путин любит говорить с рабочими. По-моему, ему кажется, что он их хорошо понимает, у него есть уважение к тому, что эти люди действительно чего-то стоят, потому что они что-то реально делают. Он всегда реагирует на то, что они говорят, каким-то особым образом. И можно заметить, что очень много важных вещей, которые предназначаются не только тем, с кем он в этот момент встречается, были произнесены во время встреч с рабочими на разных заводах. И эти встречи происходят не потому, что, как в советское время, было важно встречаться с пролетариатом.

Так крупнейшие западные издания изображают Владимира Путина. Коллаж АиФ

«Ему всегда есть что сказать»

Однажды президент так высказался в адрес журналистов: «Пустили подсматривать, а они подслушивают». Он имел в виду именно твою заметку, в которую попал обрывок разговора с премьер-министром Израиля, состоявшегося уже после того, как прессу по-просили на выход.

Ну конечно, сколько было поводов разочароваться в журналистах. Но тут надо понимать, что каждая подобная история - это в некотором смысле вызов для него. И мне кажется, в такие моменты ему становится, наоборот, интересно.

Было ощущение, что этот интерес в какой-то момент оказался на минимуме. Стало неинтересно спрашивать или особо нечего было сказать?

Я думаю, что ему-то всегда есть что сказать. Но предлагаю обратить внимание на недавнюю пресс-конференцию Путина в Китае. Я её считаю, без преувеличения, лучшей за последние годы. Я видел, что ему было интересно отвечать на вопросы, которые ему задавали. Да и событий много произошло всяких, включая захват российских диппредставительств в США, ядерное испытание в Северной Корее, арест Кирилла Серебренникова…

Путин ведь тоже может спросить. Как однажды, например, у тебя между делом, в шутку, по поводу модных джинсов с дырками - чего, мол, штаны рваные? Он даже тогда предложил подарить новые.

Я эту историю рассказал как-то для фильма о кремлёвском пуле и боюсь, эти штаны теперь ко мне приклеются. Ничего особенного… Но штаны так до сих пор и жду!

Насчёт Путина я иногда слышу, что он устал... ...Однако уставший человек по-другому бы себя вёл, другим был бы его график, и мы знаем, каким может быть график Президента России, который действительно устал…

Кто воткнёт шило в стену?

Твои репортажи - «заметки на коленке». Это ситуация, в которой до взлёта самолёта часто нет времени ни проверить, ни уточнить что-то перед тем, как продиктовать свою заметку в редакцию. То есть приходится додумывать, что значит тот или иной взгляд, та или иная фраза, брошенная мимоходом. Как часто ты получаешь упрёки, что всё на самом деле было не так?

Я бы сказал, что приходится не додумывать, а интерпретировать. Дмитрий Сергеевич Песков , пресс-секретарь президента, один раз сказал мне: «А вот сегодня ты наконец не угадал». И можно было расстроиться, что не угадал. С другой стороны, это «наконец» значило, что моя интерпретация событий обычно совпадает с интерпретацией событий людьми, которые обладают знанием гораздо большего количества скрытых от большинства деталей.

- Но вряд ли все персонажи твоих заметок легко переносят твою иронию, порой весьма едкую.

Был такой министр, который после мероприятия в Георгиевском зале Большого Кремлёвского дворца начал в раздевалке высказываться, причём понимая, что в очереди перед ним стою я. И явно понимал, что я про это могу написать. Я и написал, исходя из того, что публичная часть мероприятия - пока мы не вышли из Кремля - ещё не закончилась. Мы встретились через пару дней там же, в Кремле, он при множестве свидетелей шагнул ко мне навстречу и протянул руку. Я протянул руку в ответ. А он свою демонстративно убрал и прошёл мимо. Что он этим хотел сказать? Года три мы с ним не разговаривали. Потом его уволили.

Ты о Путине пишешь с самого начала его президентства. Как думаешь, кто из вас первым скажет, как Ельцин, «я устал, я ухожу» и, уже в терминологии Владимира Путина, «воткнёт шило в стену»?

Насчёт Путина я иногда слышу, что он устал. Причём ни разу этого не слышал от людей, которые дружелюбно или адекватно к нему относятся. А вот от людей, которым он не нравится, я подобное слышу регулярно: «Как же он устал…» Слышал это, например, недавно в Зарядье (на открытии парка «Зарядье» рядом с Кремлём. - Ред.). Кстати, как раз в тот день это могло быть правдой, потому что мы ночью прилетели из 8-дневного турне по Дальнему Востоку. Однако уставший человек по-другому бы себя вёл, другим был бы его график, и мы знаем, каким может быть график Президента России, который действительно устал…

Я-то сам уже несколько раз думал воткнуть шило - ручку - в стену. Всё может вдруг по каким-то причинам измениться. Но чем дальше, тем больше я думаю, что «только после вас». Мне теперь кажется, что не надо прерывать эту историю, не дойдя до конца, надо её закончить. Я в этом вижу, как бы высокопарно ни прозвучало, некоторую миссию.