Год рождения и смерти власика. Версии и факты: что сделала тайная жена Сталина с его главным охранником. Мастер охраны и быта

Власик Николай Сидорович (1896, деревня Бобыничи Слонимского уезда Гродненской губернии - 1967). руководитель охраны И.В. Сталина, генерал-лейтенант (9.7.1945).

Родился в Барановичской области, белорус. Член РКП(б) с 1918 г. В органах ВЧК с 1919 г. В охране Сталина появился в 1931 г. по рекомендации В.Р. Менжинского (С. Аллилуева пишет, что Власик был телохранителем Сталина с 1919 г.). В 1938-1942 гг. - начальник 1-го отделения ГУГБ НКВД СССР, в 1941-1942 гг. - НКГБ-НКВД СССР. В 1942-1943 гг. - заместитель начальника 1-го отделения НКВД СССР. В 1943 г. - начальник 6-го управления НКГБ СССР и начальник 1-го отдела 6-го управления НКГБ СССР. В 1946 г. - уполномоченный МГБ СССР по Сочи-Гагринскому району; в 1946-1952 гг. - начальник Главного управления охраны МГБ СССР.

Награжден тремя орденами Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени, орденом Кутузова I степени, медалями.

Власик дольше всех продержался в охране Сталина. Одновременно на его плечах лежали практически все бытовые проблемы главы государства. По существу, Власик был членом семьи Сталина. После смерти Н.С. Аллилуевой он был также воспитателем детей, организатором их досуга, хозяйственным и финансовым распорядителем. Дачные резиденции Сталина вместе со штатом охраны, горничных, экономок и поваров также подчинялись Власику. А их было много: дача в Кунцеве-Волынском, или «Ближняя дача» (в 1934-1953 гг. - основная резиденция Сталина,1 там он и скончался), дача в Горках-десятых (в 35 км от Москвы по Успенской дороге), старинная усадьба по Дмитровскому шоссе - Липки, дача в Семеновском (дом построен перед войной), дача в Зубалово-4 («Дальняя дача», «Зубалово»), 2 дача на озере Рица, или «Дача на Холодной речке» (в устье р. Лашупсе, впадающей в оз. Рица), три дачи в Сочи (одна - недалеко от Мацесты, другая - за Адлером, третья - не доезжая Гагры), дача в Боржоми (Лиаканский дворец), дача в Новом Афоне, дача в Цхалтубо, дача в Мюсерах (около Пицунды), дача в Кисловодске, дача в Крыму (в Мухолатке), дача на Валдае.

После Великой Отечественной войны три крымских дворца, в которых останавливались правительственные делегации союзных держав в 1945 г., также были «законсервированы» под такие дачи. Это - Лива-дийский дворец (бывший царский, где в начале 1920-х годов открыли санаторий для крестьян), Воронцовский в Алупке (где до войны находился музей), Юсуповский в Кореизе. Еще один бывший царский дворец - Массандровский (Александра III) тоже превратился в «государственную дачу».

Формально считалось, что там могут отдыхать все члены Политбюро, но обычно, кроме Сталина и изредка Жданова и Молотова,3 ими никто не пользовался. Тем не менее, на каждой из дач весь год жило большое количество прислуги, все содержалось в таком виде, как будто вождь постоянно здесь. Даже обед для Сталина и его возможных гостей готовился ежедневно и принимался по акту, независимо от того, будет ли кто его есть. Такой порядок играл известную конспиративную роль: никто не должен был знать, где сейчас Сталин и каковы его планы (Подъем. 1990. № 1. С. 16; Волобуев О., Кулешов С. Очищение. М., 1989. С. 96).

15 декабря 1952 г. Власик был арестован. Его обвинили в присвоении крупных сумм казенных денег и ценностей.4 Инициаторами ареста Власика считают Л. Берию и Г. Маленкова. Решением суда он был лишен генеральского звания и сослан на десять лет. Но по амнистии 27 марта 1953 г. срок Власику был сокращен до пяти лет, без поражения в правах. Умер в Москве.

Светлана Аллилуева характеризует любимца отца как «малограмотного, глупого, грубого» и чрезвычайно наглого сатрапа. При жизни Надежды Сергеевны (матери Светланы) Власика было не слышно и не видно, «он даже в дом не смел заходить»... Однако позже власть так развратила его, что «он стал диктовать деятелям культуры и искусства "вкусы товарища Сталина"... А деятели слушали и следовали этим советам. Ни один праздничный концерт в Большом театре или Георгиевском зале не проходил без санкции Власика». Светлана пытается убедить читателей в удивительной доверчивости и беспомощности отца против таких людей, как Власик. В то же время она не раз упоминает о редкой проницательности Сталина. Слабости и пороки Власика вождь действительно знал прекрасно. И все-таки он оставался при Сталине долгие годы, в то время как другие, честные и порядочные, впадали в немилость и изгонялись. Очевидно, именно власики его и устраивали (Самсонова В.Дочь Сталина. М., 1998. С. 175-177).

Недалеко от метро «Белорусская» в небольшой двухкомнатной квартирке живет Надежда Николаевна Власик-Михайлова - дочь Николая Сергеевича Власика. После смерти своей матери она передала по завещанию отца его предсмертные записки-воспоминания о Сталине Георгию Александровичу Эгнаташвили с большим количеством фотографий из личного архива Николая Сергеевича. Я загорелся большим желанием непременно встретиться с ней и записать ее непредвзятые детские и семейно-бытовые воспоминания об отце. И хотя она уже пенсионерка, но по профессии замечательный художественный редактор и художник-график, проработавшая более тридцати лет в издательстве «Наука», ее талант и мастерство по-прежнему нужны этому уникальному издательству. Она все еще работает на дому по оформлению серии «Литературные памятники» и других изданий, и поэтому выкроить время для беседы было не так просто. Наша встреча состоялась у нее дома. Это был неторопливый и душевный разговор о прошлом и самом дорогом в ее жизни. А начался он, по обыкновению, с ее детства и юности, с первых впечатлений ребенка, пришедшего в наш жестокий и несовершенный мир.

Жизнь моя началась в Белоруссии, в той же деревне, где родился Николай Сергеевич Власик - мой родной дядюшка, а не кровный отец. Я появилась на свет первого августа 1935 года пятым ребенком в семье Ольги Власик, родной сестры Николая Сергеевича, которая была младше его всего на два-три года. И когда в декабре тридцать девятого он приехал к нам со своей женой в деревню, то взял меня и навсегда увез в Москву. Так что с сорокового года я - москвичка.

Как я понимаю, он удочерил вас?

Да. Но не сразу. Сначала он просто взял меня в Москву подкормить, потому что мы жили очень бедно, нас было пятеро полуголодных детей. Это было в год присоединения Западной Белоруссии. Николай Сергеевич нам все время помогал, и, когда у него появилась возможность, он приехал и увидел меня, самую маленькую и худенькую в семье. Ведь мне тогда было всего четыре года. А поскольку своих детей у него не было, хотя он и был женат уже третьим браком, то как-то очень быстро привык ко мне и попросил разрешения у моих родителей удочерить меня. Они согласились, и он записал меня на свою фамилию и свое отчество. Так у меня стало две мамы и два папы. Это было в сороковом.

Наверное, в том, что Николай Сергеевич решился на такой ответственный шаг, была немаловажная заслуга вашей новой мамы? Расскажите, пожалуйста, кто она, какой она была в жизни, будучи супругой такого большого человека?

Ну, прежде всего, она была очень красивой женщиной. На тринадцать лет моложе его и, как я уже говорила, была его третьей женой. Познакомились они в тридцать первом, а поженились в тридцать втором. У них как-то интересно все получилось. Это был ее второй брак, потому что когда она познакомилась с отцом, она уже была замужем за одним инженером. Он ее очень любил, и у них было все хорошо. Но потом он уехал на Шпицберген в командировку. А когда через год вернулся, она уже была замужем за моим отцом. И она никогда в своей жизни об этом не жалела. Когда она встретила отца, она безумно влюбилась в него. У них был такой роман, такая любовь! А с разводом раньше просто было. Да и отец тогда работал в Кремле, был комиссаром, поэтому ему не составило никакого труда послать куда-то документы, и маму с первым мужем развели без звука.

Как бы сейчас сказали, использовал служебное положение…

Да, - улыбнулась Надежда Николаевна, - но это было слишком серьезно, что подтвердила вся последующая их совместная жизнь и любовь до гроба. Так что это был судьбоносный момент их жизни. А мама была шестым ребенком в семье коммерсанта, и воспитала ее родная тетя. После семнадцатого года ее отец уже был старым больным человеком, и его не тронули. Мама была весьма незаурядным человеком - окончила курсы стенографии и английского языка, которым владела в совершенстве (у нее даже диплом был), но, к сожалению, в жизни это ей так и не пригодилось, и она была просто очень хорошей домашней хозяйкой.

Вы знаете, что ей диктовал отец перед смертью и что мы опубликовали в журнале «Шпион», записано на очень хорошем литературном уровне, добротно, качественно и весьма грамотно, что говорит и о ее незаурядном литературном даровании.

Дело в том, что она всегда очень много читала и многими вещами интересовалась. Даже уже будучи в пожилом возрасте, после смерти отца, она вдруг решила изучать испанский язык, хотя уже и знала несколько иностранных языков. Но при этом она была не только интеллигентной и образованной женщиной, но и потрясающей домашней хозяйкой, горячо любившей своего мужа. А ведь отец у нас был очень взрывной и даже оригинальный в этом плане человек. Ему могло прийти в голову после работы и встречи с друзьями приехать вместе с ними к нам в дом среди ночи. И мама в любое время суток всегда была наготове, всегда одета, всегда причесана, всегда встречала с улыбкой и мигом накрывала на стол. И все у нее всегда было, и все было прекрасно. А нередко он ее брал с собой в Кремль на приемы, на банкеты, на всякие торжественные заседания… К примеру, они были вдвоем на вечере, посвященном семидесятилетию Сталина, и она очень достойно рядом с отцом смотрелась. Достойно, так сказать, даме высшего света.

А каким вы помните отца в свои детские годы?

С четырех до шести лет я его мало помню, вот только эти фотографии, на которых я у него на руках на параде сорокового и сорок первого годов. А когда началась война, мы с мамой уехали в Куйбышев и прожили там до сорок третьего года. Когда немцев отогнали, мы вернулись в Москву, и я поступила в школу. Училась, а потом, в пятьдесят втором, отца арестовали…

Вот-вот, до пятьдесят второго года.

К сожалению, в жизни так получается, что большое видится только на расстоянии, должно пройти время, прежде чем ты осознаешь, кем и чем для тебя был тот или иной человек. И вот чем больше я живу на свете, тем глубже и осознаю, какой большой и незаурядной личностью был мой отец и какая у него была интересная судьба. А тогда это был просто мой папа, которого я очень редко видела, потому что он работал и днем и ночью. Когда я была еще маленькой, помню, как он приезжал домой и входил в квартиру: во френче с ромбами, с широким ремнем и портупеей, со значками на рукавах… Поест наскоро, приляжет отдохнуть минут на сорок, потом голову под кран - и снова на службу. Так что его я очень редко видела. А затем, когда начала взрослеть, стала немного понимать, что к чему, хотя отец мне никогда ничего о своей работе не рассказывал. Может, маме о чем-то говорил, но я сомневаюсь. И вот тогда мне стало понятно, почему он такой неразговорчивый. Вся его жизнь была в работе, семья - всегда на втором плане. И лишь изредка ему удавалось быть с нами, да и то урывками. Так, после парада, спустившись с Мавзолея, где он всегда находился рядом с членами правительства, он приезжал к нам. Иногда ему удавалось выкроить недельку-другую, и мы уезжали куда-нибудь на юг. В Кисловодск, например. Я только теперь понимаю, каково было маме быть женой такого человека…

Значит, вы всей семьей отдыхали?

Случалось такое. Редко, правда. Однако я хорошо помню Кисловодск пятьдесят первого года, где мы замечательно провели две недели. Но уже весной следующего года его сняли с работы и перевели в Асбест на должность заместителя начальника лагерей. Ему там очень тяжело жилось, ибо на этой должности было много писанины, которую он терпеть не мог. Ведь образование у него было всего четыре класса церковноприходской школы, и писанина была для него сущей мукой. То есть это был человек дела, блестящий руководитель и организатор, а не канцелярская крыса. И он рвался назад в Москву, писал всем подряд, а мама его уговаривала, приезжая к нему: «Не дергайся, потерпи, пересиди, пусть даже о тебе забудут, там сейчас такое смутное время, что лучше оставаться в тени…» Мама была очень умной женщиной и, мне кажется, дальновидней отца. «Когда-нибудь придет твое время и ты не так болезненно все переживешь», - убеждала она его горячую голову. «Нет!» - вставал на дыбы отец. Поехал и нарвался. Засветили его и шестнадцатого декабря пятьдесят второго взяли… Незадолго до ареста отец сказал: «Если меня заберут, вскоре не будет Хозяина» (Сталина). Так и случилось.

Вы хорошо помните этот день?

Еще бы! Это все так ужасно было! Такого врагу не пожелаешь! Отец ушел на работу и не вернулся. Потом пришли к нам с обыском… Во-первых, они не имели права без родителей врываться в дом, ведь я же еще школьницей была, только что из школы пришла… Врываются двое здоровых молодых парней, проходят в комнату: «Сдавайте золото, сдавайте оружие, где оружие» - и так далее. А я ничего не понимаю, мамы дома нет, и сама так испугалась, что слова выговорить не могу… Хорошо, что мама вскоре пришла. Они все вверх дном перевернули, опись какую-то составили. И все это в очень грубых тонах, буквально даже из комнаты не давали нам выйти.

Много вещей у нас забрали и много всего, что было связано с архивом отца. Собственно говоря, основную часть. А то, что осталось, мама сберегла до своей смерти. В восемьдесят пятом к нам люди из Гори с письмом от Совета Министров Грузии пришли с просьбой передать все, что осталось, в горийский музей Сталина. Оно у меня сохранилось, я вам могу его показать. И я передала сто пятьдесят две фотографии, пять курительных трубок Сталина, студенческий билет Надежды Аллилуевой, оригинал ее письма и еще кое-что. А то, что осталось, я отдала Бичиго, как завещала мне мама. У меня сохранились только личные фотографии…

Можно взглянуть?

Пожалуйста. Вот эта фотография сорокового года. Мы с отцом на майском параде. А это моя родная семья. Мама - Ольга Сергеевна, старший брат отца - Фома, тети мои - Данута и Марцела. Мы же жили в Западной Белоруссии, рядом с Польшей, отсюда и польские имена. А вот это фото пятьдесят седьмого года, когда папа вернулся из ссылки и читает мне нотацию…

А чем он занимался после возвращения?

Он уже старый был и больной. Ему дали гражданскую пенсию, кажется, тысячу двести рублей. И мама работала. Когда его посадили, ей уже было около пятидесяти. Она погоревала, погоревала и пошла работать чертежницей. А когда он вернулся, я уже пошла работать без отрыва от учебы в институте. А вот я маленькая на руках у одного молодого человека, - протянула мне старую фотографию Надежда Николаевна. - Узнаете, кто он?

Василий Сталин?

Да. Это он. Светлана и Василий довольно часто приезжали к нам на дачу, и отец нас фотографировал. А до моего переезда в Москву, говорила мама, у нас часто бывал и Яша. У мамы даже фотографии с ним где-то были. А вот они! Мама говорила, что он таким застенчивым был! Ему как-то нужны были калоши, и он пришел к отцу и не знал, как ему сказать, чтобы ему купили калоши. Они мне так в память врезались…

Да, очень жаль. Это был удивительно скромный и достойный человек. Самый лучший и светлый сын Сталина. А вот со Светланой и Василием вы встречались после смерти Сталина?

Нет. Когда отец вернулся, он пытался наладить контакты с близкими Иосифа Виссарионовича, но ничего не получилось. Он общался только со своими друзьями.

А скажите, Надежда Николаевна, правда, что Василий похоронен в Казани?

Я сама с бабушкой была на его могиле. А что?

Видите ли, дело в том, что, говорят, там лежит кукла. На самом деле Василий похоронен в восемьдесят пятом году в Геленджике под именем Смехова Леонида Ивановича. На скромном могильном памятнике изображен рыжебородый мужчина, над ним самолет, какие-то стихи, а внизу выбито: «Сталин В. И.» Совсем рядом с могилой моей бабушки. Старожилы Геленджика рассказывали, что, когда он болел в Казани, за ним ухаживала медсестра, которая с помощью старых связей Василия сделала ему паспорт на имя Смехова Леонида Ивановича и увезла его в Геленджик. Самое интересное, что еще в шестидесятые годы, когда я заканчивал там среднюю школу, я часто видел этого человека, нередко выпивающего с простыми мужиками в скверах и на лавочках. И никто из его собутыльников даже и не догадывался, что они пьют с сыном Сталина. И вот когда я похоронил свою бабушку и брел от ее могилы, то неожиданно увидал этот примитивный памятник…

Своими глазами? - недоумевала Надежда Николаевна.

Конечно. А сейчас на его могилу даже экскурсии отдыхающих водят!

Поразительно! А вы знаете, что в смерти Василия, как и его отца, очень много странного и загадочного… Помню, еще Коротич в своем «Огоньке» как-то писал о смерти Василия. Так там вообще все - сплошные загадки… Что поехал он в Казань с одной медсестрой Машей, там эту медсестру подменили другой Машей… Ничего не понятно! А нам рассказывали, что он там заболел воспалением легких и ему делали какие-то уколы, после чего он и скончался. Какие уколы, что за уколы? Почему он от этого умер? Все покрыто мраком…

Но кому надо было устраивать его могилу в Геленджике?

Знаете, ходила такая легенда, что в Казани якобы был похоронен действительно он, но потом выкрали тело. В пятьдесят восьмом году мы с бабушкой плыли на пароходе по Волге. И когда он остановился на несколько часов в Казани, мы пошли на кладбище и там видели его могилу…

Но в Геленджике вторая могила! Кому это надо?!

А кому надо было, чтобы появилась легенда, что я - внебрачная дочь Сталина?! - не выдержала Надежда Николаевна. - И она довольно долго жила! Вот это кому надо?

В самом деле? - удивился я.

Ну конечно. Ведь у меня в семье все блондины, отец слегка рыжеватый, родная мама, Ольга Сергеевна, прямо-таки яркая блондинка, а я - брюнетка. Кто его знает? Кто мне может сейчас что-либо сказать? Родителей моих давно нет в живых. Ничего не знаю… Распространился слух, что Наташа Поскребышева, моя близкая подруга, очень похожа на Светлану Аллилуеву - цветом волос и чертами лица. Но подтверждения этому, кроме разговоров, никакого нет. Вот кому это надо было?.. А легенда о моем происхождении очень сильно подпортила мне жизнь. Потому и моя личная жизнь долго не складывалась. Все как-то побаивались меня. - Надежда Николаевна вынула еще пачку фотографий. - Вот это сорок первый год, за несколько дней до начала войны. Мы в Рублеве с Василием. А это - пятидесятый, в Барвихе, мы втроем. Мама, Мария Семеновна, папа и я. Мне пятнадцать лет. Он там раза три отдыхал, а в сорок восьмом я даже жила у него на каникулах. А это в пятьдесят седьмом. Вы посмотрите, как он страшно изменился, что они с ним сделали!..

Я читал протоколы допроса, из которых вообще ничего не понятно. Он признается во всем, в чем его обвиняли; у меня даже сложилось впечатление, что обвинительный уклон был настолько крутым и мощным, что он как бы со всем соглашался и давал понять: делайте что хотите, мне уже все равно…

Он рассказывал, что его все время держали в наручниках и не давали спать по нескольку суток подряд. А когда он терял сознание, включали яркий свет, а за стеной ставили на граммофон пластинку с истошным детским криком. И в таком состоянии его водили на допрос и в конце концов довели до инфаркта. Он мне говорил: «Я не помню, что я подписывал, не помню, что отвечал! Я был невменяем». Вот посмотрите на эту маленькую фотографию, что они сделали с ним за полгода в тюрьме. И сравните с этой, которая была сделана за несколько дней до ареста…

Узник фашистского концлагеря и бравый советский генерал!

Именно, бравый. Ведь он был весь в работе - это всем известно! То, что он был прекрасным организатором и обладал этим незаурядным даром, рассказывали близкие друзья отца после его смерти. Вот, например, что-то не ладится. Он приезжает и - одного прищучил, другому хвост накрутил, третьего поощрил - и пошло как по маслу! Да и подчиненные его очень любили. В моей жизни было два случая, когда люди, работавшие с ним, мне здорово помогли. Один раз даже в институт поступить!

Неужели? Как это случилось?

Я поступала в полиграфический. Экзамен по истории. Беру билет. Первый вопрос знаю, третий знаю, а второй - не вспомню… Волнуюсь. А меня лицо всегда выдавало, оно - как зеркало моего состояния. Решаю, что делать… Первый отвечу, а как ко второму приступлю? А тут вдруг из-за стола экзаменаторов встает мужчина и подходит ко мне. Наклоняется и тихо спрашивает: «В чем затруднение?» - «Знаете, второй вопрос никак не могу вспомнить, наверное, от волнения». И вдруг он мне говорит: «Слушай, я работал с твоим отцом», - и неожиданно начинает диктовать мне ответ. Нашептал мне все. Я была потрясена. Сдала хорошо и поступила.

А кто он был?

Какой-то военный. В институте я его потом не видела, я заочно училась. А во второй раз было так. Я пошла покупать пальто, и у меня украли портмоне. Хорошо, что деньги были в другом месте. Но там был паспорт. А ведь вы знаете, как сложно паспорт восстанавливать. И когда я пришла в наше отделение милиции, мне сказали, что надо заплатить штраф. И опять тут вдруг встает милиционер и говорит: «Не надо никакого штрафа, я работал с вашим отцом». Пожал мне руку, и мне тут же выдали новый паспорт. Во как! Если бы мой отец был плохим человеком или противным начальником, разве было бы ко мне такое отношение?

Но помимо просто человеческих качеств он был еще очень талантлив разносторонне?

Не то слово. Это был просто самородок. За что он ни брался, все у него получалось. Судите сами, ведь он прошел жизненный путь от пастуха до генерал-лейтенанта! Возьмем его увлечение фотографией. Газета «Правда» постоянно публиковала его снимки. Помню, какой номер ни возьмешь: «Фото Н. Власика». Ведь у него дома была оборудована специальная темная комната. Все - от экспонирования и съемки до проявки, печати и глянцевания - он делал исключительно сам, без чьей-либо помощи. А каким был бильярдистом! Всех обыгрывал! И все он делал очень здорово и очень талантливо. Хотя по характеру вспыльчивым был, заводным, горячим. Но при этом очень отходчивым. Через некоторое время он вообще мог все забыть и говорить спокойно. А если ты как-то проявил себя, то мог и поощрить. Ничего за пазухой не держал. Однако именно эта черта его натуры и сыграла роковую роль в его карьере. Это и сгубило его…

Каким образом?

Благодаря тому что он всем все говорил прямо в лицо (как нормальный честный и открытый человек) и, что называется, правду-матку в глаза резал, он нажил себе кучу врагов, даже среди больших людей. Помню, у нас часто бывал в гостях Петр Николаевич Поспелов, член Политбюро. Так отец ему однажды прямо в глаза сказал: «Ты, Петя, подхалим!» Надо же так. И это было не раз и не два. И не только с ним. Отец не боялся говорить правду потому, что, видимо, надеялся, что ему все сойдет, так как к нему сам Сталин хорошо относился. Но это все было при жизни Сталина, а вот когда он умер… В этом смысле, конечно, отец был недальновидным человеком. Ибо эти непорядочные люди потом ему все припомнили! Вот Поскребышев, например, был более дипломатичным и осторожным. И в конце концов он фактически мало что потерял. Хотя он тоже был очень близок к Сталину, как и отец. Но он всегда ориентировался по-другому…

А кто еще, Надежда Николаевна, имел зуб на отца?

Незадолго до смерти он мне как-то о таких случаях рассказывал. Он отвечал за охрану, снабжение, медицинское обслуживание, транспорт и строительство для всех членов правительства. И придерживался строжайшей сметы. Как он говорил, на все у него была своя бумага: разрешение правительства, финансовые документы и прочее. Словом, бухгалтерия у него была идеальная. Об этом он и в своих воспоминаниях говорит, об этом он и в своем ходатайстве о реабилитации на имя Хрущева писал. Однако были ситуации, из которых нельзя было достойно выйти, не нажив себе врага. Однажды, например, Маленков захотел у себя на даче сделать бассейн. А отец ему отказывает - сметой не предусмотрено! Наживает врага. Далее. Молотов боготворил свою жену Жемчужину Полину Семеновну. И вот как-то раз Вячеслав Михайлович просит отца послать за ней не то целый состав, не то вагон на юг, чтобы она приехала с курорта, где отдыхала. Отец доложил Сталину, а тот запретил: «Что он, с ума сошел? Зачем это нужно?!» Еще одного врага нажил… И потом это, конечно, все сказалось. Ведь они еще долго после смерти Сталина у власти оставались…

Что мне нравилось, его как-то сильно потянуло к знаниям. А у нас до его ареста была пятикомнатная квартира. Когда его забрали, две комнаты сразу опечатали, и вскоре туда въехала семья одного грузина-ученого из нашей Академии наук. А на нашу семью оставили три комнаты, по одной каждому. И все они как-то по углам расположены были, и все изолированные. И вот, помню, ночью встанешь, выйдешь в коридор и смотришь - отец читает. Под утро иногда выгляну - читает. Даже энциклопедии читал. Абсолютно всем интересовался. Больше, конечно, исторической и политической литературой. Всю переписку Сталина с Черчиллем проштудировал. Газет много выписывал. «Правду», «Комсомолку», «Огонек», «Новый мир», другие толстые журналы мы по почте получали. А по телевизору всегда в первую очередь смотрел программу новостей. И политикой до конца своих дней интересовался. А когда за год до его смерти, в шестьдесят шестом, Светлана Сталина уехала (сначала проводить тело мужа-индуса, а потом через американское посольство в Индии в США), он очень переживал, потому что она фактически родилась и выросла на его глазах…

А скажите, Надежда Николаевна, какое в основном отношение к Светлане людей, хорошо знавших ее, подруг, близких?..

Очень негативное. А у мужчин и в Грузии особенно. И даже не потому, что она облила грязью своего отца и сменила фамилию на материнскую, хотя это, пожалуй, главное, а потому что в самой Грузии очень осуждается многомужество. А она в этом плане преуспела…

Ну, Бог с ней, со Светланой. А о чем отец в последние годы своей жизни больше всего говорил?

Как-то мы рассуждали о политике, и вдруг он неожиданно мне и говорит: «А ты знаешь, я предвижу, что у нас все закончится реставрацией капитализма!» И это шестьдесят шестой год. Я так и обомлела: «Пап, ты что? Как ты можешь так говорить?» А он и отвечает: «Попомнишь мои слова…» Так что он разбирался, что к чему…

А о работе он что-нибудь говорил?

О работе он почти не вспоминал, но кое-что проскальзывало. Тогда мне всего лет девять было, но запомнила я эту сцену на всю жизнь. Отец утром на работу уходит и как-то по-особенному нежно со мной и мамой прощается. Меня на руки поднял, крепко поцеловал. Маму целует и вдруг говорит: «Могу не вернуться. Сегодня иду на доклад к Берия». А я смотрю на него, и у меня мурашки по телу - так испугалась. Какой это доклад? К кому он так идет, что может не вернуться? Кого он так боится? Ведь он самый близкий человек Сталина! Кто этот страшный Берия?! Тогда на меня это произвело жуткое впечатление и врезалось в память на всю жизнь. Это было в сорок четвертом году…

А кто из его друзей бывал у вас дома?

Отец дружил со знаменитым художником-конструктивистом Стенбергом Владимиром Августовичем и оперативным работником Сироткиным Иваном Степановичем. Разговоры со Стенбергом повлияли в дальнейшем на выбор мною профессии.

В ведении отца было много вопросов, среди которых и курирование Большого театра. Это и организация праздничных концертов, и сметы на их финансирование, и утверждение списков выступающих, - все это он визировал. Он знал всех артистов Большого театра, и поэтому многие из них часто бывали у нас дома. И я многих хорошо знала. Довольно часто к нам приезжал Сергей Яковлевич Лемешев, а Иван Семенович Козловский вообще у нас дома был своим человеком. Он приезжал к нам с аккомпаниатором Абрамом Макаровым. Иван Семенович был душой общества - веселым, остроумным, обаятельным. Максим Дормидонтович Михайлов тоже близким был человеком. И Наталья Дмитриевна Шпиллер, и Елена Дмитриевна Кругликова, и Ольга Васильевна Лепешинская. А знаменитый танцор Михаил Габович даже мои данные проверял - я в детстве мечтала стать балериной. «Ну что, фигурка ничего, - заключил он тогда с улыбкой. - Если заняться, то, может, что-нибудь и получится!» Однако родители мне категорически запретили быть балериной. В музыкальную школу, правда, отдали, и я ее закончила вместе с десятилеткой одновременно по классу фортепиано. В доме у нас бывали известные военачальники: маршал Рокоссовский (после Парада Победы двадцать четвертого июня 1945 года.), генералы армии Хрулев, Мерецков, Антипенко, адмирал флота Кузнецов и светила науки: академики Бакулев, Скрябин, Виноградов, Егоров и другие. Семьями мы дружили с Поскребышевыми, и все выходные и праздники, если отец не был занят на работе, мы проводили с ними. Чаще - у них.

Извините, Надежда Николаевна. В материалах его допросов - сплошные пьянки. Скажите откровенно: отец выпивал?

После такой работы - сутками, без сна и отдыха - конечно, он иногда выпивал, чтобы как-то разрядиться и снять усталость. Как, я думаю, и любой нормальный мужчина на его месте. Я просто не представляю, как он вообще выдерживал такую нагрузку! А поскольку он начал курить восьми лет от роду, у него были больные легкие. Еще в двадцатых годах, когда он служил у Дзержинского, у него начался туберкулезный процесс, и его послали на Украину подлечиться. Там он месяца два откармливался салом и сметаной. И очаг у него как-то зарубцевался. А в двадцать седьмом году его перевели в охрану к Сталину, где он и дослужился до начальника Главного управления. Но там, где оставались рубцы на легких, впоследствии развилась эмфизема, которая в конце концов перешла в рак легких, от которого он и умер…

Но, как известно, рак провоцируют нервные и психические расстройства. И прежде всего неприятности, связанные с главным делом жизни человека.

Безусловно. Ухудшение состояния здоровья отца началось в начале пятидесятых годов, когда вокруг Сталина и, естественно, вокруг отца стали сгущаться тучи. - Надежда Николаевна открыла конверт и вытащила пожелтевшие листки из записной книжки Николая Сергеевича, где были сделаны записи простым карандашом и, что было заметно, нервной, дрожащей рукой. - Вот отрывки отцовских записок. Из них следует, что почему-то стали вызывать подозрение врачи Санупра. Их заподозрили в неправильном лечении членов правительства. И отец получил указание проверить всю профессуру. По всей линии он тщательно всех проверил и доложил, что все эти люди абсолютно чисты, работают с полной отдачей и их преданность не вызывает сомнений. Но приходили какие-то странные телеграммы из-за рубежа… Причем тучи сгущались как бы с двух сторон. С одной стороны, все это вылилось, как вы знаете, в «дело врачей», а с другой - Берия готовил почву для окончательного подрыва здоровья Сталина. В этих телеграммах говорилось о якобы готовящихся покушениях на жизнь вождя. И отец тогда говорил, что как-то они наметили со Сталиным маршрут, чтобы ехать на юг, а Берия докладывает, что по той дороге ехать нельзя, так как там раскрыт заговор.

Через некоторое время Сталин выказывает желание ехать куда-то еще. Опять Берия: и туда ехать нельзя, там сознался такой-то и такой-то, еще остались вредители, снова заговор…

Когда приблизительно все это началось?

Буквально сразу после семидесятилетия Сталина, с 1949 года. Он сделался очень мнительным. Но это была работа Берия. Ведь, как говорил отец, у него здоровье и так было подорвано войной, всеми этими бессонными ночами и переживаниями, а Лаврентий неустанно нагнетал обстановку своими систематическими докладами о раскрытии заговоров. Именно тогда разбил тяжелый паралич Мориса Тореза, потом покушение на его жизнь, еще одно покушение на него, через некоторое время - катастрофа с машиной Пальмиро Тольятти… Обострились серьезные заболевания у Георгия Димитрова, у Долорес Ибаррури. Все это вызывало сомнения: а правильно ли их у нас лечили? Только сейчас я обнаружила в отцовских записках (раньше об этом даже не догадывалась), что они приезжали к нам лечиться под видом отдыха, чтобы у них на родине не знали, что они на самом деле серьезно больны. Наши профессора их консультировали и назначали лечение. Лечили и вылечивали. Но затем эти профессора были все арестованы. - Надежда Николаевна поднесла к глазам листок из записной книжки отца и прочитала: - «Это было вызвано усиливавшейся подозрительностью Сталина. И докладами Берия. Телеграммы поступали из разных стран, в том числе и из социалистических. В них говорилось о серьезных угрозах убийства Сталина и других руководителей правительства. Телеграммы поступали постоянно, особенно часто за год-два до смерти Сталина. Эти сообщения направлялись в ЦК партии и органы госбезопасности. Но докладывал о них уже не Берия, а Маленков. Он также докладывал еще до ареста Абакумова о нарушении государственной границы и заброске диверсантов. Мною были приняты меры усиления охраны, особенно при поездке И. В. на юг. Затем мне стало известно, что все эти угрозы были сфабрикованы для повышения нервной возбудимости Сталина».

Но ведь наши профессора вылечили и Тореза, и Тольятти, и Ибаррури…

Тем не менее им все-таки было предъявлено обвинение в том, что они хотели отравить Сталина. И такое обвинение было предъявлено и отцу - что он тоже террорист и в сговоре с вредителями-врачами.

Но тогда его уже отстранили от работы у Сталина!..

Да, Берия все-таки добился своего. Но как ему удалось оговорить и убрать подальше самого верного Сталину человека - остается загадкой… Этого я не знаю. Может, в деле что-то есть?

В деле ничего нет…

Тогда не знаю. Но убеждена в одном: Сталин верил отцу безгранично. Я вспоминаю сорок шестой год, когда я была еще маленькой. Тогда отца тоже временно отстранили от исполнения своих обязанностей. Это было летом, и мы всей семьей отправились на юг. Но когда подошло время отпуска Сталина, он твердо сказал: «Я без Власика никуда не поеду!» И его пришлось вызвать и возвратить на прежнюю должность. Это я очень хорошо помню.

Но мы говорим о пятьдесят втором.

Якобы причиной тому были какие-то финансовые нарушения или злоупотребления. Может, было что-то неладное у него в бухгалтерии, но я в этом сильно сомневаюсь, вспоминая о том, с какой ответственностью относился отец к финансовым вопросам. Причем самое интересное, что эти мотивы подробно рассматривались и в пятьдесят шестом, когда он вернулся, и в шестьдесят шестом, когда он уже до самого верха добрался. Десять лет он боролся за свою реабилитацию. И в конце концов, после того как его дело было рассмотрено на комиссии в КПК под руководством Шверника, он пришел на прием к Николаю Михайловичу, и тот ему сказал: «Ну, Власик, ты молодец, что долго терпел. Наконец твое дело решится, и, скорее всего, в твою пользу. Скоро тебя вызовут и тебе будет дан ответ». И случилось так, что под самые ноябрьские праздники шестьдесят шестого, а именно шестого ноября, его вызвали и дали отрицательный ответ. И это был окончательный отказ, который явился для него таким жутким ударом, что он не смог его пережить. В это время как раз умирает академик кардиолог Бакулев, с которым он был очень дружен и который лечил отца до последнего дня. Это произошло в марте шестьдесят седьмого и невероятно подкосило здоровье отца: у него пропал аппетит, он стал худеть и буквально через три месяца, восемнадцатого июня, скончался.

Говорят, будто Александр Николаевич Бакулев привлекался по «делу врачей»?

Нет, он не привлекался. Как позже выяснилось, и эти врачи были кристально честные люди. Кстати, та самая Тимащук попадает ни с того ни с сего под машину.

Помогли попасть…

Скорее всего. Да, чуть не забыла. Отец в Сибири, куда его высылали, еще отморозил свои больные легкие. В пятьдесят четвертом. Это тоже сыграло свою роль. Как я уже рассказывала, мама туда к нему ездила, а я с бабушкой оставалась. Все-таки необыкновенной женщиной была моя мама. С одной стороны, светская дама, а с другой, вы знаете, никакой черной работы не гнушалась. Могла делать все. И печку топить, и в очередях стоять, и за несколько километров за продуктами ходить. Она была настоящей подругой и женой отца. Ни разу его ни в чем не подвела, в какой бы ситуации ни находилась, и до последнего его вздоха была рядом с ним. Там, в Сибири, она, как смогла, наладила ему быт. А когда он в Лефортове и в Бутырке сидел, она ему постоянно передачи носила, по полдня в очередях выстаивала. Ну а вернулся он, конечно, сломленным. Пытался куда-то писать, чтобы хоть в партии восстановили. Я с болью вспоминаю эти письма. Ведь он же был настоящим коммунистом, не таким, как эти, сегодняшние… Нет, ничего. Только сняли судимость и дали гражданскую пенсию…

А награды все конфисковали?

Все абсолютно! Четыре ордена Ленина, Кутузова, Красного Знамени, медали, звания… Все кинопленки и записи голоса Сталина забрали… А огромное количество фотографий, фотоаппараты…

Много вещей. Но все они были оплачены, и мама хранила все счета. Сначала они были в деле. А когда была комиссия КПК, то выяснилось, что все эти бумаги да и вообще все реабилитирующие его документы из дела исчезли! Пропали в архивах ЦК. Я помню, он как-то заходит в дом и говорит: «Ты представляешь, все пропало! Я не могу ничего доказать!»

Как я помню по делу, ему постоянно что-то шили, чтобы как-то накрапать на состав преступления. Но им это так и не удалось…

Совершенно верно. Смотрите, отпало «дело врачей» - финансовые нарушения! Они отпадают - художник Стенберг! Его оправдывают и выпускают - превышение прав и полномочий! Я до сих пор не знаю, на каком основании ему было отказано в реабилитации! Никаких мотивировок и ссылок! Гробовое молчание! А все дела, которые ему шили, развалились, как карточные домики! В 1984 году я написала от своего имени письмо Генеральному секретарю ЦК КПСС с просьбой о реабилитации отца. Получила чрезвычайно лаконичный ответ из Военной коллегии: «Реабилитации не подлежит». И никаких объяснений, ссылок на статьи, ничего. Так я и не знаю, за что все-таки был осужден мой отец. Что это такое?!

Личные враги, вы же рассказывали…

Скорее всего, дело в этом. Ведь после ареста Абакумова пришел Серов, который был его смертельным врагом! Уже в шестидесятых годах отец рассказывал, что на его допросах Серов (а он в свое время метил на его место, но отец тогда крепко на ногах стоял) говорил ему прямо в глаза: «Я тебя уничтожу!» А Серов долго сидел… Его только дело Пеньковского подкосило. Говорили, что Пеньковский был его зятем. А это уже конец шестидесятых. И Руденко крепко сидел, и другие товарищи, кому он в свое время не угодил, тоже топили его. Ведь он им всегда в глаза резал правду-матку… Вот и получай теперь!.. А потом он мне как-то раз сказал, что у всей этой своры было очень много всякой родни. Ладно, он обеспечивал членов правительства, но ведь кроме них требовали обслуживания всякие тещи и снохи! Они-то все своим высокопоставленным родственникам и нашептывали.

Скорее всего, это напоминало какой-то молчаливый заговор.

В самом деле. И это продолжается до сих пор. Как началась эта перестройка, вдруг появились книги с такой махровой ложью об отце, что у нас с мамой чуть ли не волосы дыбом встали. Возьмите, к примеру, автора «Тайного советника вождя» Успенского. Он там внешность отца так расписал, что мы просто диву давались: откуда у него такая желчная злоба? Кто ему это все наговорил? «Власик, - распинался он, - это страшная личность, это человек, который был способен на самую высшую подлость, на неслыханные злодеяния…» Это ужас - какая махровая ложь и какие оскорбления! Вот так мертвого пинать! А потом еще публикация в «Военно-историческом журнале»… Мама не выдержала и написала в редакцию очень сильные и хлесткие письма. Подписалась: «Вдова Власик», - и отослала. Конечно, никакого ответа.

Надо было в суд подать! Ведь их самих чуть где зацепишь - так сразу тебе ярлык: «сталинист», «фашист». А над мертвыми глумиться - это любимое занятие. Порода такая…

Но мама это не терпела и всегда давала отпор. И я тоже Коротичу писала, этому «правозащитнику» и «демократу». А он сбежал, как только понял, что придется отвечать за то, что напакостил…

Теперь возвращаться надумал, не больно сладко ему в Америке живется. Жалеет, что прозевал грабежку и остался ни с чем. Ну, да черт с ними, этими коротичами, радзинскими и успенскими! Это все - патология от истории и публицистики. Расскажите, пожалуйста, как вы жили без отца.

Плохо жили. Отца арестовали на следующий день после дня рождения мамы - шестнадцатого декабря. Мы очень тяжело это пережили. И не жалко было даже изъятых сервизов и фотоаппаратов - это можно пережить. Страшно было, что архив отца разорили. В том году я заканчивала десятилетку, и мы жили на кое-какие сбережения, которые были у мамы. Потом она пошла работать. Я хотела поступить в институт, но не получилось. Попала сразу на второй курс художественно-графического училища и закончила его в пятьдесят шестом. Два года работала преподавателем рисования и черчения с пятого по десятый класс в средней школе на Таганке - Большой Коммунистической улице. Хотя сама в школе училась неважно. Математика, физика и химия мне давались с трудом, а история, английский и русский - легко. Словом, гуманитарный уклон, ярко выраженный. А в институт я поступила, уже когда отец вернулся. Это он мне помог. И в институте у меня были фактически одни пятерки, а самые любимые предметы - рисунок, живопись, история искусств, история шрифта, история одежды… В пятьдесят девятом, учась на втором курсе, я перевелась на заочное отделение и поступила на работу в издательство «Наука». Там я и выросла. А ведь поступила я сначала секретарем, потом стала младшим редактором, после окончания института, когда я получила диплом художника-графика, я стала художественным редактором, потом старшим художественным редактором… А уж в последние годы я была там на особом счету. В общей сложности я там проработала тридцать шесть лет и была знакома со многими учеными и выдающимися людьми. Да и сейчас, когда я на пенсии, все еще подрабатываю там как художник-график.

У вас очень интересная творческая жизнь!

Да, я довольна своей творческой судьбой. У меня много дипломов, даже всесоюзный диплом первой степени, несколько медалей ВДНХ за участие в выставках. Именные часы, значки: «Отличник печати» и «Победитель соц. соревнования» и множество почетных грамот. А первый всесоюзный диплом первой степени я получила за художественное редактирование совместного советско-американского издания «Освоение космического пространства». Их вышло несколько томов у нас и в США. А когда в девяносто пятом году мне исполнилось шестьдесят, в издательство пришла разнарядка на сокращение штатов - я вызвалась добровольно уйти на пенсию. И самое интересное - меня и не собирались сокращать, потому что я была на очень хорошем счету. Но я настояла на своем, ведь к этому времени по болезни оформляла инвалидность. Тяжелое осложнение после гриппа получила, который на ногах перенесла. Ибо по натуре я была в отца - трудоголик. С температурой на работу ходила, все боялась, что без меня все станет. И такие страшные боли в ногах начались, что я даже кричала и только на седалгине неделю жила. И с тех пор у меня коксартроз. Врачи говорят, что у нас его не лечат, а только в Америке. Мол, если есть возможность, езжайте туда. А откуда у меня эта возможность? Вот и приходится себя поддерживать то уколами, массажами, то таблетками. А пенсия маленькая - всего триста пятьдесят тысяч, и я вынуждена до сих пор подрабатывать как художник-график. В настоящее время оформляю известную серию «Литературные памятники»… Хорошо еще, что я люблю свою работу.

А как у вас личная жизнь сложилась?

Очень тяжело. Ввиду того что отец был арестован и сидел, от меня отказывались молодые люди, когда узнавали об этом. А в издательстве даже побаивались. Замуж я поздно вышла и была счастлива всего семь лет, пока был жив мой ненаглядный Павел Евгеньевич. Сейчас я совсем одна, детей у меня нет.

А как вы в этой квартирке оказались?

Я уже рассказывала, что, когда отец вернулся, у нас на улице Горького оставалось по комнате в пятикомнатной квартире. После смерти отца там вообще стало невозможно жить - въехали еще другие люди и вели себя безобразно. Мы долго менялись, около семи лет, и наконец отдали ту площадь за эту квартирку.

Расскажите, пожалуйста, о последних днях жизни отца.

Мы же с мамой до последнего часа не знали, что у него рак. Ведь он всегда кашлял, сколько я его помню. А когда вернулся из ссылки, профессор Егоров его трижды укладывал в больницу, чтобы подлечить. И вот в последний раз, когда он там лежал, он заболел воспалением легких. И на фоне пневмонии у него снова усилилась эмфизема. Его стали колоть, но уже начался абсцесс. А ведь последние два года до смерти он даже на улицу зимой не выходил - страшно задыхался. Спазмы легких: довил ртом воздух и не мог продохнуть. А тут и отказ в КПК и смерть Бакулева - все одно к одному. Он стал кашлять еще тяжелее, и ему становилось все хуже и хуже. За два-три месяца до смерти у него вообще пропал аппетит, он почти ничего не ел и стал очень быстро худеть. И вот восемнадцатого июня в восьмом часу утра он разбудил маму и попросил вызвать «скорую помощь». И пока она целый час к нам ехала, у него пошла горлом кровь, а потом такие коричневые сгустки - куски легких. Он упал и умер. И вот уже тридцать лет, как его нет. Пока у мамы ноги не отказали, она постоянно на его могилу ходила…

А где он похоронен?

В Донском монастыре, где крематорий. Там в стене были захоронены урны маминых родителей. И вот когда отец вернулся из ссылки, родители, предвидя свой конец, купили гранитную стелу неправильной формы, установили ее там же, на территории монастыря, и перенесли туда прах бабушки и дедушки. Цветник сделали, фотографии, надписи и еще место оставили. И когда отец умер, его прах там тоже захоронили и надпись выбили, а когда мама скончалась, я сама ее урну там захоронила. Выбрала ее самую лучшую фотографию, ведь она очень красивая была, и рядом с папиной поместила. А себе место я рядом с бабушкой оставила и племяннице наказала, как все сделать…

А как мама умирала и что говорила?

Вы знаете, ведь она такая поджарая, суховатая была. В восемьдесят шесть лет сама по магазинам ходила, сама себя обслуживала. И память у нее была лучше моей - никакого склероза. На улице ее сбила машина, и у нее оказалась сломана шейка бедра. В таком-то возрасте. Но она была сильной воли человеком и через полтора месяца уже ходила на костылях. Я ее привезла домой. Но неожиданно у нее нарушилось кровообращение, и ее руки и ноги стали сильно отекать. А потом какие-то галлюцинации начались. И когда ей стало совсем плохо, я перевезла ее в больницу, где она умерла у меня на руках. Придя в сознание на мгновение перед концом, она сказала всего одну фразу: «Какой кошмар…» И все.

От Надежды Николаевны я уезжал с полным «дипломатом» фотографий ее отца, мамы, Сталина, членов его семьи. Сел в машину, завел двигатель, но потом повернул замок зажигания и заглушил мотор. «Какой кошмар!» Слова ее матери, сказанные перед смертью, можно было поставить эпиграфом к огромным кирпичам псевдосочинений о Сталине, расставленным на полках книжных магазинов. Ведь в этом беззастенчивом и наглом глумлении над своей историей нет ни слова жизни и ни слова правды. Самолюбование бездарных и тщеславных графоманов, генетически обделенных нравственным сознанием! Нет внутри их Царствия Божия, потому и пинают мертвых и беззащитных. Да пропади они пропадом! И именно тогда я окончательно утвердился в мысли, что во что бы то ни стало надо сделать нормальную, человеческую, а не дьявольскую книжку о Сталине и Власике.

Особое место в семье И. В. Сталина занимал генерал Н. С. Власик. Он был не просто начальником охраны, под неусыпным оком которого находился весь сталинский дом. После смерти Н. С. Аллилуевой он был также воспитателем детей, организатором их досуга, хозяйственным и финансовым распорядителем.

В советской и зарубежной прессе с легкой руки Светланы Аллилуевой его нарекут Николаем Сергеевичем, грубым солдафоном, грубым и властным начальником охраны находившимся около Сталина с 1919 года. Так ли все это? Обратимся к некоторым архивным документам.

«Я, Власик Николай Сидорович, 1896 года рождения, уроженец деревни Бобыничи Слонимского района Барановичскои области, белорус, член КПСС с 1918 г., генерал-лейтенант - писал он в автобиографии. - Был награжден тремя орденами Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени, Кутузова I степени, медалями: „20 лет РККА“, „За оборону Москвы“, „За победу над Германией“, „В память 800-летия Москвы“, „30 лет Советской Армии и Флота“, имею почетное звание „Почетный чекист“, которое мне присваивалось дважды с вручением нагрудного знака.

В охране И. В. Сталина Н. С. Власик появился в 1931году. До этого служил в органах ВЧК-ОГПУ. Рекомендовал его на этот пост Менжинский. До 1932 года его роль была незаметна. По городу Сталин предпочитал передвигаться без охраны, а в Кремле и тем более.

Главное в его деятельности занимала охрана дачи. С 1934 года обслуга дачи начала меняться, а всех вновь принимаемых зачисляли в штат ОГПУ, а потом НКВД, присваивая воинские звания. Оставшись без жены, Сталин с помощью Власика стал налаживать свой быт. Дача в Зубалове была оставлена Сергею Яковлевичу Аллилуеву с женой где комендантом был Сергей Александрович Ефимов. Дача в Кунцеве, старинная усадьба по Дмитровскому шоссе - Липки, дачи в Рице, Крыму, на Валдае подчинялись вместе со штатом охраны, горничных, экономок и поваров Власику.

Больше всех в охране семьи Сталина продержались два человека - няня Светланы Бычкова и сам Власик. Остальные менялись. Почти шесть лет пробыла экономкой двоюродная сестра жены Л. П. Берия майор Александра Николаевна Накашидзе, которая ходила с детьми в театры, проверяла выполнение ими домашних заданий и докладывала об этом Власику. В школу и из нее детей возили на машине в сопровождении офицеров охраны, и распространялось это на всех - Якова, Василия и Светлану. Эту функцию выполняли И. И. Кривенко, М. Н. Климов и другие.

Занятая обслугой семьи Сталина, охрана жила хорошо, в званиях не задерживались, с продуктами и жильем проблем не было. Все это они получали, за редким исключением, быстро.

А. Н. Накашидзе после появления в Москве довольно скоро стала майором, перетащила к себе поближе мать, отца, сестру и двух братьев, получивших квартиры, дачи.

Все сотрудники охраны обеспечивались специальными продуктовыми пайками. Этот вопрос был санкционирован самим И. В. Сталиным и специальным решением Совета Министров.

На плечах Н. С. Власика лежали практически все бытовые проблемы главы государства. В 1941 году в связи с возможностью падения Москвы он был направлен в Куйбышев. На него был возложен контроль подготовки условий для переезда сюда правительства. Непосредственным же исполнителем был в Куйбышеве начальник главного строительного управления НКВД генерал Л. Б. Сафразьян.

Для И. В. Сталина в Куйбышеве было подготовлено большое здание обкома, несколько колоссальных бомбоубежищ и дач на берегу Волги, а для детей - особняк на Пионерской улице с двориком, где раньше располагался музей.

Везде Н. С. Власик сумел почти в точности воссоздать московскую обстановку, которую любил Сталин. Дети членов правительства обучались здесь в специальной школе.

В Куйбышеве родился и первый внук Сталина - Саша, сын Василия.

Дети и близкие смотрели фильмы, кинохронику прямо у себя дома, в коридоре, за что Власик удостоился похвалы. Сумел ли Власик стать для детей Сталина умелым опекуном и был ли он хорошим помощником последнего? Если судить по воспоминаниям детей и внуков, то нет.

15 декабря 1952 года он был арестован. В это время он занимал должность начальника Главного управления охраны Министерства государственной безопасности СССР. Суд состоялся 17 января 1955 года. Материалы судебного дела дают нам возможность понять жизнь, характер, личность, моральный облик Власика, должностных лиц его окружения и так называемых друзей.

Председательствующий: Подсудимый Власик, признаете вы виновным себя в предъявленном обвинении и понятно ли оно вам?

Власик: Обвинение мне понятно. Виновным себя признаю, но заявляю, что никакого умысла у меня в том, что я сделал, не было.

Председательствующий: С какого времени и по какое вы занимали должность начальника Главного управления охраны бывшего МГБ СССР?

Власик: С 1947 по 1952 год.

Председательствующий; Что входило в ваши служебные обязанности?

Власик: Обеспечение охраны руководителей партии и правительства.

Председательствующий: Значит, вам было оказано особое доверие Центральным Комитетом и правительством. Как вы оправдали это доверие?

Власик: Я принимал все меры для обеспечения этого.

Председательствующий: Стенберга вы знали?

Власик: Да, я его знал.

Председательствующий: Когда вы с ним познакомились?

Власик: Точно не помню, но это относится примерно к 1934-1935 годам. Я знал, что он работал по оформлению Красной площади к торжественным праздникам. Первое время наши встречи с ним были довольно редки.

Председательствующий: Вы в то время уже находились в охране правительства?

Власик: Да, я был прикомандирован к охране правительства с 1931 года.

Председательствующий: Как вы познакомились со Стенбергом?

Власик: В то время я ухаживал за одной девушкой. Фамилия ее Спирина. Это было после того, как я разошелся со своей женой. Спирина тогда проживала в квартире на одной лестничной клетке со Стенбергами. Однажды, когда я был у Спириной, туда зашла жена Стенберга, и нас с ней познакомили. Через некоторое время мы пошли к Стенбергам, где я познакомился с самим Стенбергом.

Председательствующий: Что сближало вас со Стенбергом?

Власик: Конечно, сближение было на почве совместных выпивок и знакомств с женщинами.

Председательствующий: Для этого у него была удобная квартира?

Власик: У него я бывал очень редко.

Председательствующий: Служебные разговоры вы в присутствии Стенберга вели?

Власик: Отдельные служебные разговоры, которые мне приходилось вести по телефону в присутствии Стенберга, ничего ему не давали, так как обычно я вел их очень односложно, отвечая по телефону «да», «нет». Один раз был случай, когда я в присутствии Стенберга вынужден был разговаривать с одним из заместителей министра. Разговор этот касался вопроса устройства одного аэродрома. Я тогда сказал, что меня этот вопрос не касается, и предложил обратиться ему к начальнику ВВС.

Председательствующий: Оглашаю ваши показания, данные на предварительном следствии 11 февраля 1953 года:

«Должен признать, что я оказался настолько беспечным и политически недалеким человеком, что во время этих кутежей в присутствии Стенберга и его жены вел служебного характера разговоры с руководством МГБ, а также давал указания по службе своим подчиненным».

Вы подтверждаете эти свои показания?

Власик: Я подписал на следствии эти показания, но в них нет ни одного моего слова. Все это - формулировка следователя.

Я говорил на следствии, что не отрицаю фактов ведения мною во время выпивок со Стенбергом служебных разговоров по телефону, но заявлял, что понять из этих разговоров ничего нельзя было. Кроме того, прошу учесть, что Стенберг в течение многих лет работал по оформлению Красной площади и знал очень многое по вопросам работы органов МГБ.

Председательствующий: Вы заявляете, что в протоколе нет ваших слов. Это относится только к разбираемому нами эпизоду или ко всему делу в целом?

Власик: Нет, так это расценивать нельзя. То, что я не отрицаю своей вины в том, что мною велись разговоры служебного характера по телефону в присутствии Стенберга, это я заявлял и на следствии. Я также говорил, что в этих разговорах, возможно, затрагивались вопросы, которые могли быть знакомы Стенбергу, и он мог почерпнуть из них что-либо. Но следователь мои показания записывал своими словами, в несколько иной формулировке, чем та, которую я давал при допросах. Более того, следователи Родионов и Новиков не давали мне возможности вносить какие-либо исправления в записываемые ими протоколы.

Председательствующий: Был случай, когда вы в присутствии Стенберга разговаривали с главой правительств?

Власик: Да, такой случаи имел место. Правда, разговор сводился только к моим ответам на вопросы главы правительства, и Стенберг, кроме того, с кем я говорю, понять ничего из этого разговора не мог.

Председательствующий: Вы что же, называли главу правительства по имени, отчеству или по фамилии?

Власик: Во время разговора я называл его по фамилии.

Председательствующий: О чем был этот разговор?

Власик: Разговор шел о посылке, которую прислали главе правительства с Кавказа. Я эту посылку направил в лабораторию на анализ. Анализ требовал времени, и, естественно, посылка на некоторое время была задержана. Кто-то о получении посылки доложил ему. В результате этого он позвонил мне, стал спрашивать причины задержки передачи ему посылки, стал ругать меня за задержку и потребовал, чтобы посылка была немедленно передана ему. Я отвечал, что сейчас проверю, в каком положении дело, и доложу ему.

Председательствующий: Откуда велся этот разговор?

Власик: С моей загородной дачи.

Председательствующий: Вы сами звонили по телефону или вас вызвали к нему?

Власик: К телефону вызывали меня.

Председательствующий: Но вы могли, зная, с кем будет разговор, удалить Стенберга из комнаты.

Власик: Да, конечно, мог. И, кажется, даже я закрывал дверь в комнату, из которой вел разговор.

Председательствующий: Сколько раз вы предоставляли Стенбергу место в служебном самолете, принадлежащем Управлению охраны?

Власик: Кажется, два раза.

Председательствующий: Вы имели на это право?

Власик: Да, имел.

Председательствующий: Что, это предусматривалось какой-либо инструкцией, распоряжением или приказом?

Власик; Нет. Специальных указаний на этот счет не было. Но я считал возможным разрешить Стенбергу лететь в самолете, так как он отправлялся в рейс пустым. То же самое делал и Поскребышев, предоставляя право полета в этом самолете сотрудникам ЦК.

Председательствующий: А не значит ли это, что, в частности, у вас дружеские и приятельские отношения к Стенбергу взяли верх над служебным долгом?

Власик: Получается так.

Председательствующий: Вы выдавали пропуска для прохода на Красную площадь во время парадов своим друзьям и сожительницам?

Власик: Да, выдавал.

Председательствующий: Вы признаете, что это было злоупотреблением с вашей стороны служебным положением?

Власик: Тогда я этому не придавал особого значения. Сейчас же я расцениваю это как допущенное мною злоупотребление. Но прошу учесть, что давал я пропуска только лицам, которых хорошо знал.

Председательствующий: Но вами давался пропуск на Красную площадь некой Николаевой, которая была связана с иностранными журналистами?

Власик: Я только сейчас осознал, что совершил, давая ей пропуск, преступление, хотя тогда не придавал этому значения и считал, что ничего плохого произойти не может.

Председательствующий: Своей сожительнице Градусовой и ее мужу Шрагеру вы давали билеты на трибуны стадиона «Динамо»?

Власик: Давал.

Председательствующий: А куда именно?

Власик: Я не помню.

Председательствующий: Напоминаю вам, что, пользуясь данными вами билетами, они оказались на трибуне стадиона «Динамо» в секторе, где находились ответственные работники Центрального Комитета и Совета Министров. И вам потом звонили по этому поводу, выражая недоумение указанным фактом. Вы помните это?

Власик: Да, я помню этот факт. Но ничего плохого в результате таких моих действий случиться не могло.

Председательствующий: А вы имели право поступать так?

Власик: Теперь я понимаю, что не имел права и не должен был так поступать.

Председательствующий: Скажите, вы со Стенбергом и своими сожительницами бывали в ложах, предназначенных для охраны правительства, имеющихся в Большом театре и других?

Власик: Да, в Большом театре я был один или два раза. Вместе со мной там были Стенберг с женой и Градусова. Кроме того, мы были раза два или три в Театре Вахтангова, Театре оперетты и т. д.

Председательствующий: Вы объясняли им, что эти ложи предназначены для сотрудников охраны членов правительства?

Власик: Нет. Зная, кто я, они могли сами об этом догадаться.

«Стенбергу и сожительницам не только не положено было быть в этих ложах, но и знать о них. Я же, потеряв всякое чувство бдительности, сам посещал с ними эти ложи и, больше того, совершая преступление, неоднократно давал указание пропускать в мое отсутствие Стенберга и сожительниц в ложи для секретарей ЦК».

Это правильно? Такие случаи были?

Власик: Да, были. Но должен сказать, что в таких местах, как Театр оперетты, Театр Вахтангова, цирк и т. п., члены правительства никогда не бывали.

Председательствующий: Вы демонстрировали Стенбергу и своим сожительницам снятые вами кинофильмы о главе правительства?

Власик: Это имело место. Но я считал, что если эти фильмы снимались мною, то я имел право и показывать их. Теперь я понимаю, что этого я не должен был делать.

Председательствующий: Вы им показывали правительственную дачу на озере Рица?

Власик: Да, показывал издали. Но хочу, чтобы суд меня правильно понял. Ведь озеро Рица является местом, которое по указанию главы правительства было предоставлено тысячам людей, приезжавших туда на экскурсию. Мне специально было дано задание организовать порядок осмотра экскурсантами достопримечательностей этого места. В частности, было организовано катание на катерах, причем катера эти держали свой путь в непосредственной близости от расположения правительственных дач, и, конечно, все экскурсанты, во всяком случае большая их часть, знали, в каком месте находится правительственная дача.

Председательствующий: Но не все экскурсанты знали, какая именно дача принадлежит главе правительства, а вы об этом рассказали Стенбергу и своим сожительницам.

Власик: Ее местонахождение знали все экскурсанты, что подтверждается многочисленными агентурными материалами, имевшимися в то время у меня.

Председательствующий: Какие еще секретные сведения вы разглашали в разговорах со Стенбергом?

Власик: Никаких.

Председательствующий: Что вы рассказывали ему о пожаре на даче Ворошилова и о погибших там материалах?

Власик: Точно я об этом не помню, но разговор об этом имел место. Когда я однажды попросил у Стенберга лампочки для елки, то как-то попутно рассказал ему, какие бывают случаи при неосторожном обращении с электроосвещением елки.

Председательствующий: Вы рассказывали ему о том, что именно погибло при этом пожаре?

Власик: Возможно, что я сказал ему, что при пожаре на даче погибли ценные исторические фотодокументы.

Председательствующий: Вы имели право сообщать ему об этом?

Власик: Нет, конечно, не имел. Но я не придавал тогда этому значения.

Председательствующий: Вы говорили Стенбергу, что в 1941. году вы выезжали в Куйбышев для подготовки квартир членам правительства?

Власик: Стенберг тоже в тот период вернулся из Куйбышева, и разговор о моей поездке в Куйбышев у нас был, но что именно я ему говорил, не помню.

Председательствующий: Вы рассказывали Стенбергу, как однажды вам пришлось организовать обман одного из иностранных послов, который хотел проверить, находится ли тело Ленина в Мавзолее, для чего он принес к Мавзолею венок.

Власик: Точно не помню, но какой-то разговор об этом был.

«Секретные сведения я выбалтывал Стенбергу только из-за своей беспечности. Вот, например, в годы войны, когда тело Ленина было вывезено из Москвы, один из иностранных послов, решив проверить, находится ли оно в Москве, пришел возложить венок в Мавзолей. Об этом мне доложили по телефону на дачу, когда у меня находился Стенберг.

После разговора по телефону я рассказал Стенбергу об этом случае и сказал, что для обмана посла пришлось венок принять и выставить у Мавзолея почетный караул.

Были и другие подобные случаи, но я их не помню, потому что этим разговорам не придавал значения и считал Стенберга честным человеком».

Это правильные Ваши показания?

Власик: Я говорил следователю, что, возможно, был случай, когда мне звонили по телефону. Но присутствовал ли Стенберг во время разговора на эту тему, я не помню.

Председательствующий: Рассказывали ли вы Стенбергу об организации охраны во время Потсдамской конференции?

Власик: Нет. Об этом я ему не говорил. Когда я приехал из Потсдама, то Стенбергу мною был показан кинофильм, который я снял в Потсдаме во время конференции. Так как в этом кинофильме я был заснят в непосредственной близости от охраняемого, то он не мог не понять, что организацией охраны руководил я.

Председательствующий: Подсудимый Власик, скажите, вы раскрыли перед Стенбергом трех секретных агентов МГБ, - Николаеву, Гривову и Вязанцеву?

Власик: Я говорил ему о назойливом поведении Вязанцевой и при этом высказал мысль, что она, может быть, связана с милицией.

«От Власика мне лишь известно, что моя знакомая Гривова Галина Николаевна (работающая в тресте внешнего оформления Моссовета) является агентом органов МГБ, а также, что его сожительница Вязанцева Валентина (отчество не знаю) тоже сотрудничает с органами МГБ.

Больше о работе органов МГБ Власик мне ничего не рассказывал».

Власик: Я говорил Стенбергу, что Вязанцева каждый день звонила мне по телефону и просила встретиться с ней. На основании этого и того, что она работала в какой-то продовольственной палатке, я сказал Стенбергу, что она «трепло» и, по всей вероятности, сотрудничает с уголовным розыском. Но о том, что она является секретным агентом МГБ, я Стенбергу не говорил, так как сам не знал об этом. Должен сказать, что Вязанцеву я знал еще маленькой девочкой.

Председательствующий: Вы показывали Стенбергу агентурное дело на него, которое велось в МГБ?

Власик: Это не совсем так. В 1952 году, после приезда из командировки с Кавказа, меня к себе вызвал зам. министра госбезопасности Рясной и дал агентурное дело на Стенберга. При этом он сказал, что в этом деле есть материал и на меня, в частности, о моих служебных разговорах по телефону. Рясной сказал, чтобы я ознакомился с этим делом и изъял из него то, что считал бы необходимым. Я со всем делом не знакомился. Прочитал я только справку - представление в ЦК на арест Стенберга и его жены. После этого я пошел к министру Игнатьеву и потребовал, чтобы он принял решение в отношении меня, Игнатьев мне сказал, чтобы я вызвал к себе Стенберта и предупредил его о необходимости прекращения всяких встреч с неподобающими людьми. Дело он приказал сдать в архив и в случае возникновения какого-либо разговора об этом ссылаться на его указания. Я вызвал Стенберга и сказал ему, что на него заведено дело. Потом показал ему фотографию одной женщины, имевшуюся в этом деле, и спросил, знает ли он ее. После этого я задал ему несколько вопросов, интересуясь его встречами с разными лицами, в том числе и встречей с одним иностранным корреспондентом. Стенберг ответил, что он с ним случайно встретился на Днепрогэсе и больше никогда не видел. Когда же я заявил ему, что в деле имеются материалы, свидетельствующие о том, что он с этим корреспондентом встречался в Москве, уже будучи со мной знакомым, Стенберг заплакал. Я спросил его то же самое и о Николаевой. Стенберг опять заплакал. После этого я повез Стенберга к себе на дачу. Там, чтобы успокоить его, я предложил ему выпить коньяку. Он согласился. Мы с ним выпили по одной-две рюмки и стали играть в бильярд.

Об этом деле я никогда никому не рассказывал. Когда же меня сняли с должности, я запечатал дело Стенберга в пакет и вернул Рясному, не изъяв из него ни одной бумажки.

«Когда я поздно вечером в конце апреля 1952 года явился по вызову Власика к нему на службу в здание МГБ СССР, он, предложив закурить, заявил мне: „Я тебя должен арестовать, ты шпион“. На мой вопрос, что это значит, Власик сказал, указывая на лежавшую перед ним на столе объемистую папку: „Вот здесь собраны все документы на тебя. Твоя жена, а также и Степанов тоже американские шпионы“. Далее Власик сообщил мне, что Николаева Ольга Сергеевна (Власик ее называл Лялькой) на допросе в МГБ показала о том, что будто бы я вместе с ней бывал в посольствах, а также с иностранцами посещал рестораны. Показания Николаевой мне зачитывал Власик, в них шла речь о каком-то Володе, с которым Николаева вместе с иностранцами бывала в ресторанах.

Перелистывая объемистую папку, Власик показал мне фотокопию документа о моем переходе в советское гражданство. При этом он спросил, был ли я шведским подданным. Я тут же напомнил Власику о том, что в свое время я подробно рассказал ему как о себе, так и о своих родителях. В частности, я сообщил тогда Власику, что до 1933 года являлся шведским подданным, что в 1922 году выезжал вместе с Камерным театром за границу, что мой отец уехал из Советского Союза в Швецию и там умер и т. д.

Просматривая на меня материалы, Власик показал мне фотокарточку Филипповой и спросил, кто она такая. Кроме того, в этом деле я видел еще ряд фотоснимков. Власик спрашивал также, были ли я и моя жена Стенберг Надежда Николаевна знакомы с американцем Лайонсом; был ли мой брат знаком с Ягодой, кто давал мне рекомендацию при вступлении в советское гражданство и т. д.

В заключение этого разговора Власик сообщил, что дело на меня он передает в другой отдел (Власик назвал этот отдел, но он не сохранился в моей памяти), и просил меня, чтобы о вызове к нему и содержании разговора я никому не говорил.

…Власик мне сказал, что «вас (имея в виду меня, мою жену, Надежду Николаевну, и Степанова) хотели арестовать, но мой парень вмешался в это дело и задержал ваш арест».

Показания свидетеля правильные?

Власик: Они не совсем точные. Я уже показал суду, как было все это в действительности.

Председательствующий: Но вы сказали Стенбергу, что только ваше вмешательство предотвратило арест его и его жены.

Власик: Нет, этого не было.

Председательствующий: Но, показывая Стенбергу материалы агентурного дела на него, вы тем самым раскрывали методы работы органов МГБ.

Власик: Тогда я этого не понимал и не учитывал всю важность проступка.

Председательствующий: Вы говорили Стенбергу, что готовится Потсдамская конференция до того, как это было известно всем официально?

Власик: Нет, этого не было.

Председательствующий: Подсудимый Власик, вы хранили у себя на квартире секретные документы?

Власик: Я собирался составить альбом, в котором в фотографиях и документах была бы отражена жизнь и деятельность Иосифа Виссарионовича Сталина, и поэтому у меня на квартире были кое-какие данные для этого. Кроме того, у меня обнаружены агентурная записка о работе Сочинского горотдела МВД и материалы, касающиеся организации охраны в Потсдаме. Я считал, что эти документы не представляют особой секретности, но, как сейчас вижу, часть из них я должен был сдать на хранение в МГБ. У меня они хранились запертыми в ящиках стола, а за тем, чтобы в ящики никто не лазил, следила жена.

Председательствующий: Подсудимый Власик, вам предъявляется топографическая карта Кавказа с грифом «секретно». Вы признаете, что не имели права хранить на квартире эту карту?

Власик: Тогда я не считал ее секретной.

Председательствующий: Вам предъявляется топографическая карта Потсдама с нанесенными на ней пунктами и системой охраны конференции. Могли вы такой документ держать у себя на квартире?

Власик: Да, не мог. Я забыл эту карту сдать после возвращения из Потсдама, и она находилась у меня в ящике стола.

Председательствующий: Предъявляю вам карту Подмосковья с грифом «секретно». Где вы ее хранили?

Власик: В ящике стола на моей квартире на улице Горького, там же, где были обнаружены и остальные документы.

Председательствующий: А где хранились агентурная записка о лицах, проживавших на Метростроевской улице, агентурная записка о работе Сочинского горотдела МВД, графики движения правительственных поездов?

Власик: Все это вместе хранилось в ящике письменного стола на моей квартире.

Председательствующий: Откуда вам известно, что эти документы не были предметом осмотра со стороны кого-либо?

Власик: Это исключено.

Председательствующий: Вы знакомы с заключением экспертизы по этим документам?

Власик: Да, знаком.

Председательствующий: Вы согласны с выводами экспертизы?

Власик: Да, сейчас я все это очень хорошо осознал.

Председательствующий: Покажите суду, как вы, используя свое служебное положение, обращали в свою пользу продукты с кухни главы правительства?

Власик: Я не хочу оправдываться в этом. Но мы были поставлены в такие условия, что иногда приходилось не считаться с затратами для того, чтобы обеспечить питание в определенное время. Каждый день мы ставились перед фактом изменения времени приема им пищи, и в связи с этим часть ранее приготовленных продуктов оставалась неиспользованной. Эти продукты нами реализовывались среди обслуживающего персонала. После того как среди сотрудников появились нездоровые разговоры вокруг этого, то я вынужден был ограничить круг лиц, пользовавшихся продуктами. Сейчас я понимаю, что, учитывая тяжелое время войны, я не должен был допускать такого использования этих продуктов.

Председательствующий: Но ведь ваше преступление заключается не только в этом? Вы же посылали на правительственную дачу автомашину за продуктами и коньяком для себя и своих сожительниц?

Власик: Да, такие случаи были. Но за эти продукты я иногда платил деньги. Правда, были случаи, что они доставлялись мне бесплатно.

Председательствующий: Это является воровством.

Власик: Нет, это злоупотребление своим положением. После того как я получил замечание от главы правительства, я прекратил это.

Председательствующий: С какого времени началось ваше морально-бытовое разложение?

Власик: В вопросах несения службы.я был всегда на месте. Выпивки и встречи с женщинами были за счет моего здоровья и в свободное время. Признаю, что женщин у меня было много.

Председательствующий: Глава правительства вас предупреждал о недопустимости такого поведения?

Власик: Да. В 1950 году он говорил мне, что я злоупотребляю отношениями с женщинами.

Член суда Коваленко: Саркисова вы знали?

Власик: Да, он был прикреплен к Берии в качестве охраны.

Член суда Рыбкин: Он рассказывал вам, что Берия развратничает?

Власик: Это ложь.

Член суда Рыбкин: Но вы же признавали факт, что вам сообщили однажды о том, что Саркисов выискивал на улицах подходящих женщин и затем возил их к Берии.

Власик: Да, я получил об этом агентурные материалы и передал их Абакумову. Абакумов взял на себя разговор с Саркисовым, а я от этого устранился, так как считал, что не мое дело вмешиваться в это, ибо все было связано с именем Берии.

Член суда Рыбкин: Вы показывали, что когда вам доложил Саркисов о разврате Берии, то вы заявили ему, что нечего вмешиваться в личную жизнь Берии, а надо охранять его. Это имело место?

Власик: Нет, это ложь. Ни Саркисов, ни Надарая мне об этом не докладывали. Саркисов однажды обратился ко мне с просьбой выделить ему автомашину для хозяйственных нужд, мотивируя это тем, что ему иногда приходится, выполняя задание Берии, использовать «хвостовую» машину. Для чего конкретно нужна была эта машина, мне неизвестно.

Член суда Рыбкин: Подсудимый Власик, как вы могли допустить огромный перерасход государственных средств по вашему управлению?

Власик: Должен сказать, что грамотность у меня сильно страдает. Все мое образование заключается в 3 классах сельскоприходской школы. В финансовых вопросах я ничего не понимал, и поэтому этим ведал мой заместитель. Он меня неоднократно заверял в том, что «все в порядке».

Должен также сказать, что каждое намечаемое нами мероприятие утверждалось в Совете Министров СССР и только после этого проводилось в жизнь.

Член суда Рыбкин: Что вы можете показать суду о пользовании сотрудниками управления охраны бесплатными пайками?

Власик: Этот вопрос мы неоднократно обсуждали, и после того, как глава правительства дал указание об улучшении материального положения сотрудников охраны, мы оставили его так, как он и был до этого. А ведь по этому поводу Совет Министров выносил специальное решение, и я, со своей стороны, считал такое положение правильным, так как работники охраны больше половины времени в неделю находились вне дома и лишать из-за этого их семьи пайков было бы нецелесообразным. Помню, что мною ставился вопрос о проведении ревизии 1-го отдела управления охраны. По указанию Меркулова комиссия под председательством Серова провела эту ревизию, но никаких злоупотреблений обнаружено не было.

Член суда Рыбкин: Как часто вами устраивались кутежи со знакомыми женщинами?

Власик: Никаких кутежей не было. Я всегда по службе был на месте.

Член суда Рыбкин: А стрельба во время кутежей имела место?

Власик: Такого случая не помню.

Член суда Рыбкин: Скажите, служебные разговоры по телефону в присутствии Стенберга вы вели со своей квартиры или с его?

Власик: Разговоры были как с моей квартиры, так и с его. Но Стенберга я считал надежным человеком, который многое знал о нашей работе.

«В присутствии Стенберга из его квартиры я неоднократно вел служебные разговоры с дежурным по Главному управлению охраны, которые иногда касались передвижения членов правительства, а также помню, из квартиры Стенберга я разговаривал по телефону с заместителем министра госбезопасности о строительстве нового аэродрома в окрестностях города Москвы».

Власик: Это формулировка следователя. В своих служебных разговорах по телефону, имевших место в присутствии Стенберга, я очень ограничивал свои высказывания.

Член суда Коваленко: Эрмана вы знаете?

Власик: Да, знаю.

Член суда Коваленко: Какой вы с ним имели разговор о маршрутах движения и выездах охраняемого?

Власик: На эту тему я с ним не разговаривал. К тому же он сам старый чекист и без меня прекрасно знал все это.

Член суда Коваленко: Для какой цели вы хранили на квартире схему подъездных путей к даче «Ближняя».

Власик: Это не схема подъездных путей к даче, а схема внутренних путей дачи. Еще в период Отечественной войны глава правительства, гуляя по территории дачи, собственноручно внес в эту схему свои поправки. Поэтому я ее сохранил как исторический документ, а все дело заключалось в том, что при старом расположении выездных путей с дачи фары машины били на Поклонную гору и тем самым сразу же выдавался момент выезда автомашины.

Член суда Коваленко: Указания его были выполнены так, как об этом было указано в схеме?

Власик: Да, но еще раз заявляю, что все эти пути находились внутри дачи, за двумя заборами.

Член суда Коваленко: Щербакову вы знали?

Власик: Да, знал и был с ней в близкой связи.

Член суда Коваленко: Вы знали, что она имела связи с иностранцами?

Власик: Об этом я узнал позже.

Член суда Коваленко: Но и узнав это, продолжали с ней встречаться?

Власик: Да, продолжал.

Член суда Коваленко: Чем можно объяснить, что вы, состоя в партии с 1918 года, дошли до такой грязи как в служебных вопросах, так и в отношении морально-политического разложения?

Власик: Я затрудняюсь объяснить это чем-либо, но заявляю, что в служебных вопросах я всегда был на месте.

Член суда Коваленко: Чем вы объясните свой поступок, заключавшийся в том, что вы показали Стенбергу его агентурное дело?

Власик: Я действовал на основании указаний Игнатьева и, признаться, никакого особого значения этому не придавал.

Член суда Коваленко: Почему вы стали на путь расхищения трофейного имущества?

Власик: Теперь я понимаю, что все это принадлежало государству. Я не имел права обращать что-либо в свою пользу. Но тогда создалась такая обстановка… Приехал Берия, дал разрешение приобрести руководящему составу охраны кое-какие вещи. Мы составили список того, что нам было необходимо, заплатили деньги, получили эти вещи. В частности, мною было заплачено около 12 тысяч рублей. Признаюсь, что часть вещей я взял безвозмездно, в том числе пианино, рояль и т. д.

Председательствующий: Товарищ комендант, пригласите в зал свидетеля Иванскую.

Свидетель Иванская, покажите суду, что вам известно о Власике и по его делу?

Иванская: Кажется, в мае 1938 года мой знакомый сотрудник НКВД Окунев познакомил меня с Власиком. Помню, они заехали ко мне на автомашине, с ним была еще одна девушка, и все мы поехали на дачу к Власику. Не доехав до дачи, мы решили устроить пикник в лесу на поляне. Так началось знакомство с Власиком. Встречи наши продолжались до 1939 года. В 1939 году я вышла замуж. Периодически мне продолжал звонить Окунев. Он все время приглашал меня приехать на вечеринки к Власику. Я, конечно, отказывалась. В 1943 году эти приглашения были более настойчивыми, причем к Окуневу присоединились и просьбы самого Власика. Некоторое время я сопротивлялась их настояниям, но потом согласилась и несколько раз была на даче Власика и на квартире его на Гоголевском бульваре. Помню, тогда в компаниях был Стенберг, один раз был Максим Дормидонтович Михайлов и очень часто Окунев. Признаться, я не имела особого желания встречаться с Власиком и вообще быть в этой компании. Но Власик мне угрожал, говорил, что арестует меня и т. д., и я боялась этого. Один раз на квартире Власика на Гоголевском бульваре я была со своими подругами Коптевой и еще одной девушкой. Тогда там был какой-то художник, кажется, Герасимов.

Председательствующий: Чем сопровождались эти встречи и с какой целью вас приглашали?

Иванская: Я до сих пор не знаю, для чего он приглашал меня и других. Мне казалось, что Власик собирает компании только потому, что любит выпить и повеселиться.

Председательствующий: А какую цель преследовали вы, посещая эти вечеринки?

Иванская: Я на них ехала просто из-за страха перед Власиком.

На этих вечеринках мы сразу же, как только приезжали, садились за стол, пили вино и закусывали. Правда, со стороны Власика были поползновения в отношении меня как женщины. Но кончились они безрезультатно.

Председательствующий: На правительственной даче вы были с Власиком?

Иванская: Я затрудняюсь сказать, что это была за дача, на которой мы были. Она похожа была на маленький дом отдыха или санаторий. Там нас встретил какой-то грузин, управляющий этим зданием. Власик о нем нам тогда сказал, что это дядя Сталина. Было это еще до войны, в 1938 или 1939 году. Приехали мы туда вчетвером: Окунев, Власик, я и еще какая-то девушка. Кроме нас, там было несколько военных, в том числе два или три генерала. Девушка, бывшая с нами, начала выражать особую симпатию к одному из генералов. Это не понравилось Власику, и он, вынув наган, начал расстреливать бокалы, стоящие на столе. Был он уже навеселе.

Председательствующий: Сколько им было сделано выстрелов?

Иванская: Я точно не помню: один или два. Сразу же после стрельбы Власика все стали разъезжаться, причем Власик с этой девушкой сел в машину генерала, а я - в свободную машину Власика. Я уговорила шофера, и он отвез меня домой. Через несколько минут после моего приезда мне позвонил Власик и сделал упрек за то, что я покинула их.

Председательствующий: Скажите, а вы помните, где находилась эта дача, в каком районе?

Иванская: Я затрудняюсь сказать, где она находилась, но помню, что ехали мы вначале по Можайскому шоссе.

Власик: Нет. Я только не могу понять, почему свидетель показывает неправду.

Председательствующий: Скажите Власик, о какой даче идет речь в связи с вашей стрельбой?

Власик: Никакой стрельбы не было. Мы ездили с Окуневым, Иванской, Градусовой и Гулько на одно подсобное хозяйство, которым заведовал Окунев. Действительно, мы там выпили и закусили, но никакой стрельбы не было.

Председательствующий: Свидетель Иванская, вы настаиваете на своих показаниях?

Иванская: Да, я показывала правду.

Председательствующий: Подсудимый Власик, скажите, какой интерес свидетелю показывать суду неправду? Что, у вас были с ней неприязненные отношения?

Власик: Нет, неприязненных отношений у нас не было. После того как ее бросил Окунев, я жил с ней как с женщиной. И должен сказать, что чаще звонила она мне сама, чем я ей. Я знал ее отца, который работал в особой группе НКВД, и никогда у нас ссор с ней не было.

Председательствующий: В течение которого времени продолжалась ваша интимная связь с ней?

Власик: Довольно длительное время. Но встречи были очень редкими, примерно один-два раза в год.

Председательствующий: Свидетель Иванская, вы подтверждаете показания подсудимого Власика?

Иванская: Я не знаю, по какой причине Николай Сидорович говорит о якобы бывшей между нами интимной связи. Но если он и был способен на мужские подвиги, то это относилось к другим женщинам, а меня, по всей вероятности, он в этом использовал как ширму, так как все знали меня как дочь старого чекиста. Вообще должна сказать, что Власик по отношению к окружающим вел себя вызывающе. Например, когда я пыталась отказаться от встреч с ним, он угрожал арестом. А повара на своей даче он совершенно терроризировал. Разговаривал он с ним только с применением мата, причем не стеснялся присутствующих, в том числе и женщин.

Председательствующий: Свидетель Иванская, больше суд к вам вопросов не имеет. Вы свободны.

Товарищ комендант, пригласите в зал свидетеля Стенберга.

Свидетель Стенберг, покажите суду, что вам известно о Власике.

Стенберг: Познакомился я с Власиком примерно в 1936 году. До войны встречи наши были редки. Затем, с начала войны, встречи участились. Мы ездили к Власику на дачу, на его квартиру, выпивали там, играли на бильярде. Власик помогал мне в работе над портретами членов правительства.

Председательствующий: Во время этих встреч и выпивок были женщины, с которыми вы сожительствовали?

Стенберг: Женщины при этом были, но связи у нас с ними не было.

Председательствующий: Власик вел при вас служебные разговоры по телефону?

Стенберг: Отдельные разговоры были. Но Власик всегда при этом отвечал только «да», «нет».

Председательствующий: Что он вам рассказывал о пожаре на даче Ворошилова?

Стенберг: Власик говорил мне, что в результате неосторожного обращения с электроосвещением елки на даче Ворошилова был пожар, во время которого сгорел ценный фотоархив. Больше об этом он мне ничего не говорил.

Председательствующий: Говорил вам Власик, что он в 1941 году ездил в Куйбышев готовить квартиры для членов правительства?-

Стенберг: Я знал, что Власик ездил в Куйбышев, но для чего конкретно, мне не было известно. Он же рассказывал мне только, что ему пришлось там где-то вести борьбу с крысами.

Председательствующий: Оглашаю показания свидетеля Стенберга:

«В начале 1942 года Власик мне сообщил, что он ездил в Куйбышев готовить квартиры для членов правительства. При этом он сказал: „Вот город, ты не можешь себе представить, сколько там крыс. Это целая проблема - война с ними“.

Вы подтверждаете эти показания?

Стенберг. Да, в основном они правильные.

Председательствующий: Власик говорил вам, что пришлось однажды обманывать иностранного посла, который пытался узнать, находится ли тело В. И. Ленина в Москве?

Стенберг: Насколько я помню, Власик однажды в присутствии меня давал кому-то указания выставить почетный караул у Мавзолея. После разговора по телефону он пояснил мне, для чего это было нужно. Было это или на даче, или на квартире у Власика.

Председательствующий: Об организации охраны Потсдамской конференции вам Власик рассказывал?

Стенберг: Много времени спустя после Потсдамской конференции Власик рассказывал мне, что ему пришлось ехать в Потсдам и наводить там «порядок». При этом он рассказывал подробности, в частности, что пришлось привозить туда полностью все продукты, чтобы не пользоваться продуктами местного производства. У местного населения, как говорил он, покупался только живой скот.

Председательствующий: Какие кинофильмы о членах правительства показывал вам Власик?

Стенберг: Я видел, в частности, кинофильмы о Потсдамской конференции, о Сталине и членах правительства, о прилете Василия с сестрой к Сталину.

Председательствующий: Кто, кроме вас, присутствовал при просмотре этих кинофильмов?

Стенберг: Насколько я помню, был один военный, его звали все «дядя Саша», из женщин были Анерина и Кономарева. С Анериной Власика познакомил я в 1945 году, а Кономарева была известна ему ранее. Я лично с Кономаревой сожительствовал.

Председательствующий: Дачу главы правительства на озере Рица вам Власик показывал?

Стенберг: Когда мы были на озере Рица, Власик, снимая нас на кинопленку во время прогулки, показал мне место расположения дачи Сталина.

Председательствующий: Скажите, вам не казалось странным такое поведение Власика? Имел он право показывать вам-место расположения дачи Сталина, кинофильмы о нем и о членах правительства?

Стенберг: В этих фильмах ничего плохого не было.

Председательствующий: Но вы же знаете порядок разрешения таких фильмов к просмотру?

Стенберг: Я тогда не придавал этому особого значения.

Председательствующий: Сколько раз Власик предоставлял вам возможность полетов в служебном самолете?

Стенберг: Три раза. Первый раз, когда я летел на курорт на Кавказ, второй раз из Сочи в Москву, тогда Власик достал мне билет на одну конференцию и, чтобы я мог успеть на нее, разрешил полет в служебном самолете. Через два дня, когда кончилась конференция, я с разрешения Власика вылетел этим же самолетом обратно в Сочи.

Председательствующий: Называл вам Власик фамилии Николаевой, Вязанцевой и Гривовой как секретных агентов МГБ?

Стенберг: Власик говорил, что Николаева и Вязанцева являются осведомителями и сообщают в МГБ различные сведения. В отношении Гривовой он говорил, что постольку, поскольку она является членом партии, то она обязана это делать сама, по своей инициативе.

«От Власика мне лишь известно, что моя знакомая Гривова Галина Николаевна (работающая в тресте внешнего оформления Моссовета) является агентом органов МГБ, а также, что его сожительница Вязанцева Валентина (отчества не знаю) тоже сотрудничает с органами МГБ».

Вы подтверждаете эти показания?

Стенберг: Возможно, я, давая такие показания, высказал свои выводы.

Председательствующий: Расскажите суду, как обстояло дело с ознакомлением вас с агентурным делом, которое велось в МГБ.

Стенберг: Помню, Власик вызвал меня по телефону к себе. Когда я явился в его служебный кабинет, в здании МГБ, он заявил мне, что должен меня арестовать. Я ответил, что если надо, так пожалуйста. После этого он, показав мне какой-то том, сказал, что на меня имеется очень много материалов, в частности, что я с Николаевой шлялся по иностранным посольствам и встречался с иностранными корреспондентами.

Председательствующий: Он говорил вам, что ваш и вашей жены арест предотвращен благодаря его вмешательству?

Стенберг: Да, через некоторое время после указанного мною выше разговора Власик говорил мне и моей жене, что наш арест предотвращен только вмешательством его, Власика, и одного его «парня».

Председательствующий: Скажите, Власик показывал вам материалы этого агентурного дела?

Стенберг: Он спрашивал меня о моих отдельных знакомых и при этом, показывая фотокарточку Филипповой, спросил, кто она. Затем он спросил меня, когда я перешел в советское подданство. Я ему на все ответил.

Председательствующий: А с какой целью в это дело была помещена фотография Филипповой?

Стенберг: Я не знаю.

Председательствующий: Какие еще документы из этого дела он вам читал?

Стенберг: Никаких.

Председательствующий: Вы верили Власику, что его вмешательство предотвратило ваш арест?

Стенберг: Откровенно говоря, нет. Я больше расценивал это как его желание похвалиться своим «могуществом».

Председательствующий: Скажите, много было женщин, с которыми Власик сожительствовал?

Стенберг: Я затрудняюсь сказать, со сколькими женщинами он сожительствовал, ибо часто бывало так, что во время наших встреч у него на даче он с той или иной женщиной удалялся в другие комнаты. Но что он там делал, мне неизвестно.

Председательствующий: Оглашаю выдержку из ваших собственных показаний.

«Должен сказать, что Власик - морально разложившийся человек. Он сожительствовал со многими женщинами, в частности, с Николаевой, Вязанцевой, Мокукиной, Ломтионовой, Спириной, Вещицкой, Градусовой, Америной, Верой Г…

Я полагаю, что Власик также сожительствовал со Щербаковой, с сестрами Городнивыми, Людой, Адой, Соней, Кругловой, Сергеевой и ее сестрой и другими, имена которых я не помню.

Поддерживая со мной товарищеские отношения, Власик спаивал меня и мою жену и сожительствовал с ней, о чем сам Власик впоследствии цинично рассказывал мне».

Вы подтверждаете эти показания?

Стенберг: Да. Про некоторых из них Власик мне сам рассказывал, а в отношении других я догадывался сам.

Председательствующий: Кудоярова вы знали?

Стенберг: Да, знал. Я помню, что Спирина как-то рассказывала моей жене, что сестра Кудоярова замужем за каким-то американским денежным «королем», и когда Кудояров ездил за границу в командировку, то сестра к границе высылала для него голубой экспресс. Однажды я Кудоярова видел на даче у Власика.

Член суда Коваленко: Власик предупреждал вас, чтобы вы никому не рассказывали о случае, когда он вызывал вас к себе в МГБ?

Стенберг: Да, такой факт был.

Председательствующий: Подсудимый Власик, у вас есть вопросы к свидетелю?

Власик: Вопросов не имею.

Председательствующий: Свидетель Стенберг, вы свободны.

Член суда Коваленко: Подсудимый Власик, покажите суду о вашем знакомстве с Кудояровым.

Власик: Кудояров работал фотокорреспондентом еще в период, когда я был прикреплен к охране главы правительства. Я видел его на съемках в Кремле, на Красной площади, слышал о нем отзывы как о прекрасном фотографе. Когда я приобрел себе фотоаппарат, то попросил его дать консультацию по фото. Он зашел ко мне на квартиру, показал, как обращаться с фотоаппаратом, как производить съемку. Затем я несколько раз был у него в фотолаборатории на улице Воровского. И только много времени спустя я узнал, что его сестра находится за границей и является женой какого-то американского миллиардера. Тогда же мне рассказали, что во время его командировки за границу сестра действительно присылала ему к границе голубой экспресс. В результате этого я сделал вывод, что Кудояров является сотрудником органов, и поэтому не придал всему особого значения.

Председательствующий: Вы слышали здесь показания свидетеля Стенберга, который заявил суду, что вы расшифровали перед ним Гривову, Николаеву и Вязанцеву как секретных агентов МГБ. Вы признаете это?

Власик: Нет. В отношении Гривовой и Николаевой это выдумки Стенберга. Что же касается Вязанцевой, то я говорил Стенбергу, что, возможно, она имеет связь с милицией. Кроме того, я предупреждал Стенберга, что Николаева имеет связи с иностранцами.

Член суда Коваленко: Подсудимый Власик, покажите суду, что из трофейного имущества вами было приобретено незаконным путем, без оплаты.

Власик: Насколько я помню, мною таким образом приобретены пианино, рояль, кажется, 3-4 ковра.

Член суда Коваленко: А часы, золотые кольца?

Власик: Ни одних часов я таким путем не приобрел, большую часть из них мне подарили. В отношении золотых колец я помню, что когда нами в одном месте был обнаружен ящичек с золотыми изделиями и драгоценностями, то жена обменяла одно кольцо, имевшееся у нее, на другое из этого ящичка.

Член суда Коваленко: Каким путем вами приобретены радиола и приемник?

Власик: Их мне прислал в подарок Василий Сталин. Но я их затем отдал на дачу «Ближняя».

Член суда Коваленко: А что вы можете сказать о имевшихся у вас четырнадцати фотоаппаратах и объективах к ним?

Власик: Большинство из них я получил по своей служебной деятельности. Один цейсовский аппарат я купил через Внешторг, еще один аппарат мне подарил Серов.

Член суда Коваленко: А откуда у вас аппарат с телеобъективом?

Власик: Этот фотоаппарат был сделан в отделе Палкина специально для меня. Он мне был необходим для съемок И. В. Сталина с дальних расстояний, так как последний всегда с большой неохотой разрешал производить фотосъемки.

Член суда Коваленко: А откуда у вас появился киноаппарат?

Власик: Киноаппарат мне прислали из Министерства кинематографии специально для съемок И. В. Сталина.

Член суда Коваленко: А что у вас за кварцевые аппараты были?

Власик: Кварцевые аппараты предназначались для подсвечивания во время фотокиносъемок.

Член суда Коваленко: Откуда у вас хрустальные вазы, бокалы и фарфоровая посуда в таком огромном количестве?

Власик: В частности, фарфоровый сервиз на 100 предметов был мною получен после Потсдамской конференции. Тогда было указание дать руководящему составу охраны по одному сервизу. При этом мне без моего ведома в ящик было положено несколько хрустальных ваз и бокалов. Я об этом не знал до момента вскрытия ящика в Москве. А потом оставил все это себе. Кроме того, когда был сделан заказ на посуду для дачи «Ближняя» и эта посуда впоследствии по некоторым причинам не могла быть использована по назначению, я купил один винный сервиз для себя. Все это, вместе взятое, и создало такое большое количество посуды у меня дома.

Председательствующий: Подсудимый Власик, у суда к вам больше вопросов нет. Чем вы можете дополнить судебное следствие?

Власик: Я показал все, что мог. Больше ничего к своим показаниям дополнить не могу. Хочу только сказать, что все, совершенное мною, я осознал только теперь, а раньше я не придавал этому никакого значения. Считал все это в порядке вещей.

Председательствующий: Объявляю судебное следствие по делу законченным.

Подсудимый Власик, вам предоставляется последнее слово. Что вы хотите сказать суду?

Власик: Граждане судьи! Я многое не понимал раньше и ничего, кроме охраны главы правительства, не видел и для выполнения этой обязанности ни с чем не считался. Прошу это учесть.

Решением суда Власик был лишен звания генерал-лейтенанта, подвергнут ссылке сроком на 10 лет. Но в соответствии с Указом Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 года об амнистии срок этот был ему сокращен до пяти лет, без поражения в правах. Он умер в Москве вскоре после невозвращения Светланы на Родину из Индии.

Время - суровый судья. И только оно выносит окончательный приговор эпохе и тем, кто стоял у вершины власти. И. В. Сталин как раз та фигура, которая является и олицетворением власти, и ее лидером. Время его правления стало уже историей, болезненной, и трагической, и вдохновенной, и устремленной вперед.

Обращаясь сегодня к судьбе его семьи, мы стремимся глубже проникнуть в события времени, понять их во всем противоречии, такими, какие они были. Никому не дано повернуть колесо истории по-другому, как никому не под силу перечеркнуть эту страницу в многовековой истории нашей многострадальной Родины.

Семья Сталина несет на себе противоречивую печать времени во всех его проявлениях. Самому Сталину не дано было стать счастливым главой семейства. Обе его жены очень рано ушли из жизни, по-разному, не сумев себя совместить с ним. Его старший сын, обделенный в жизни материнской лаской, не всегда понимаемый отцом, отторгнутый им с суровым клеймом изменника Родины и разделивший страшную судьбу миллионов соотечественников в плену, через десятилетия вернулся к нам из небытия олицетворением мужества и стойкости, оставаясь сыном своей земли, своего Отечества. Перед Василием Сталиным, казалось бы, были открыты все двери, любые его добрые помыслы могли бы найти реальное воплощение в жизни. Но нестойкость его характера, тень отца и еще больше его окружение так накрыли его, что, выйдя через восемь лет из тюрьмы, он уже не смог найти свое место в жизни.

Любимой дочери Сталина, Светлане, было дано получить прекрасное образование, стать матерью, но не дано счастья на Родине, несмотря на попытку вернуться.

В 1989 году из СССР были отправлены в США те ее вещи, которые когда-то были ею оставлены дома. И думается, теперь уже ее судьба определилась бесповоротно, хотя и здесь могут еще быть зигзаги, как и то, что сегодня нам доступно все, что она написала.

Живущим сегодня внукам Сталина дана реальная возможность участвовать в революционных событиях, открытых перестройкой, а нам уже без досужих домыслов и сплетен, на основе документов разбираться в интересующих нас вопросах.

-
СССР СССР -

: неверное или отсутствующее изображение

Никола́й Си́дорович Вла́сик (22 мая 1896 года , Бобыничи (белор.) русск. Слонимского уезда Гродненской губернии (ныне Слонимский район Гродненской области) - 18 июня 1967 года , Москва) - сотрудник органов государственной безопасности СССР. Начальник охраны Сталина ( -). Генерал-лейтенант ().

Начало службы

В 1927 году возглавил спецохрану Кремля и стал фактическим начальником охраны Сталина. При этом официальное наименование его должности неоднократно изменялось в связи с постоянными реорганизациями и переподчинениями в органах безопасности. С середины 1930-х годов - начальник отделения 1-го отдела (охрана высших должностных лиц) Главного управления государственной безопасности НКВД СССР , с ноября 1938 года - начальник 1-го отдела там же. В феврале-июле 1941 года этот отдел находился в составе Народного комиссариата государственной безопасности СССР , затем был возвращён в НКВД СССР. С ноября 1942 года - первый заместитель начальника 1-го отдела НКВД СССР.

С мая 1943 года - начальник 6-го управления наркомата госбезопасности СССР, с августа 1943 года - первый заместитель начальника этого управления. С апреля 1946 года - начальник Главного управления охраны Министерства госбезопасности СССР (с декабря 1946 года - Главное управление охраны).

Власик долгие годы был личным телохранителем Сталина и дольше всех продержался на этом посту. Придя в его личную охрану в 1931 году , он не только стал её начальником, но и перенял многие бытовые проблемы семьи Сталина, в которой по существу Власик был членом семьи. После смерти жены Сталина Н. С. Аллилуевой он был также воспитателем детей, практически выполнял функции мажордома.

Власик крайне негативно оценивается Светланой Аллилуевой в книге «Двадцать писем к другу» и положительно - приёмным сыном И. В. Сталина Артёмом Сергеевым , который считает, что роль и вклад Н. С. Власика ещё не оценены до конца.

Н. С. Власик с И. В. Сталиным и его сыном Василием . Ближняя дача в Волынском, 1935 год	Н. С. Власик с женой Марией Семёновной, 1930-е годы	Н. С. Власик (крайний справа) сопровождает И. В. Сталина на Потсдамской конференции , 1 августа 1945 года	Н. С. Власик в рабочем кабинете. Начало 1940-х годов

С 1947 года являлся депутатом Московского городского совета трудящихся 2 созыва.

В мае 1952 года был снят с должности начальника охраны Сталина и направлен в уральский город Асбест заместителем начальника Баженовского исправительно-трудового лагеря МВД СССР.

Арест, суд, ссылка

Постановлением Президиума Верховного Совета СССР от 15 декабря 1956 года Власик был помилован со снятием судимости, но в воинском звании и наградах восстановлен не был.

В своих воспоминаниях Власик писал :

Последние годы

Жил в Москве. Скончался 18 июня 1967 года в Москве от рака лёгких . Похоронен на Новом Донском кладбище .

Реабилитация

Награды

• Георгиевский крест 4-й степени
• Три ордена Ленина (26.04.1940, 21.02.1945, 16.09.1945)
• Три ордена Красного Знамени (28.08.1937, 20.09.1943, 3.11.1944)
• Орден Красной Звезды (14.05.1936)
• Орден Кутузова I степени (24.02.1945)
• Медаль ХХ лет РККА (22.02.1938)
• Два знака Почётный работник ВЧК-ГПУ (20.12.1932, 16.12.1935)

Звания

• Майор госбезопасности (11.12.1935)
• Старший майор госбезопасности (26.04.1938)
• Комиссар госбезопасности 3 ранга (28.12.1938)
• Генерал-лейтенант (12.07.1945)

Личная жизнь и увлечения

Николай Власик увлекался фотографией. Ему принадлежит авторство многих уникальных фотографий Иосифа Сталина, членов его семьи и ближайшего окружения .

Жена - Мария Семёновна Власик (1908-1996). Дочь - Надежда Николаевна Власик-Михайлова (род. 1935 год), работала художественным редактором и художником-графиком в издательстве «Наука».

См. также

Киновоплощения

• - «Ближний круг» , в роли Н. С. Власика - народный артист СССР Олег Табаков .
• - «Сталин. Live », в роли Н. С. Власика - Юрий Гамаюнов .
• - «Ялта-45» , в роли Н. С. Власика - Борис Каморзин .
• - «Сын отца народов» , в роли Н. С. Власика - заслуженный артист России Юрий Лахин .
• - «Убить Сталина» , в роли Н. С. Власика - народный артист России Владимир Юматов .
• - Документальный сериал «Власик», в роли Н. С. Власика - Константин Милованов .

Напишите отзыв о статье "Власик, Николай Сидорович"

Литература

• Власик Н. С. "Воспоминания о И. В. Сталине"
• // Петров Н. В., Скоркин К. В. / Под ред. Н. Г. Охотина и А. Б. Рогинского. - М .: Звенья, 1999. - 502 с. - 3000 экз. - ISBN 5-7870-0032-3 .
• В. Логинов. . - М .: Современник, 2000. - 152 с. - ISBN 5-270-01297-9 .
• Артём Сергеев , Екатерина Глушик . Беседы о Сталине. - М .: Крымский мост-9Д, 2006. - 192 с. - (Сталин: Первоисточники). - 5000 экз. - ISBN 5-89747-067-7 .
• Артём Сергеев , Екатерина Глушик . Как жил, работал и воспитывал детей И. В. Сталин. Свидетельства очевидца. - М .: Крымский мост-9Д, НТЦ "Форум", 2011. - 288 с. - (Сталин: Первоисточники). - 2000 экз. - ISBN 978-5-89747-062-4 .

Примечания

Ссылки

• Воспоминания начальника личной охраны И. В. Сталина: , , , ,

Отрывок, характеризующий Власик, Николай Сидорович

Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.

За три месяца до смерти И. Сталина был арестован начальник его охраны генерал Власик, отслужившего ему верой и правдой четверть века …
Как так получилось? Много запутанного в деле Власика. До последнего времени нет материалов, полностью проливающих свет, на обстоятельства ареста верного охранника вождя, бывшего не только телохранителем, но и нянькой и воспитателем его детей, а также исполнителем разных поручений. Здесь будут приведены найденные сведения.
Начнём, как обычно-с биографии.

А 16 декабря его вызвали в Москву и арестовали по «делу врачей», обвинив в том, что покрывал «вражеские действия» профессоров Егорова, Вовси и Виноградова.
Как известно, «дело врачей» было прекращено после смерти Сталина и все арестованные выпущены на свободу - все, кроме Власика. Более ста раз его допрашивали за время следствия. Уже после смерти Сталина ему вменяли в вину и шпионаж, и подготовку терактов, и антисоветскую агитацию и пропаганду. Причём по каждому из обвинений ему грозил немалый срок. Следствие продолжалось. Теперь в дополнение к прошлым обвинениям в финансовых нарушениях Власику вменили в вину незаконное "самообеспечение" (а по существу - мародерство) в оккупированной советскими войсками Германии. Доказательства были налицо: во время обыска у экс-генерала обнаружили целые склады "трофеев", включая уникальные сервизы, десятки хрустальных ваз, около 30 фотоаппаратов и фотообъективов, которые "были приобретены незаконным путем". Кроме того, Власик признал, что в 1945 году после окончания Потстдамской конференции "вывез из Германии три коровы, быка и двух лошадей, из них своему брату отдал корову, быка и лошадь, сестре - корову и лошадь, племяннице - корову; скот был доставлен в Слонимский район Барановичской области на поезде Управления МГБ СССР".
Эта история с живностью была известна ещё Сталину. И тогда он пропустил её, что называется «мимо ушей».

Сталину было известно, что в 1941-м родную деревню Власика- Бобыничи Барановичской области захватили немцы. Дом, в котором жила сестра, сожгли, полдеревни расстреляли, старшую дочь сестры угнали на работы в Германию (оттуда она так и не вернулась), корову и лошадь забрали. Ольга с мужем Петром и двумя детьми ушла к партизанам, а после, когда погнали немцев, вернулась в разграбленную деревню. Вот Власик и доставил из Германии сестре, как бы часть её же добра.
Об этом доложили Сталину, и тот, посмотрев на докладывавшего Игнатьева, сказал: «Ты что, ох..., что ли?!»
Об этом вспоминал в конце жизни сам Власик. Уж не знаю, так ли было на самом деле, но если так, то нужно отдать должное вождю: он был прав.
17 января 1953 года Военная коллегия Верховного Суда СССР признала его виновным в злоупотреблении служебным положением при особо отягчающих обстоятельствах, приговорив по ст. 193-17 п. «б» УК РСФСР к 10 годам ссылки, лишению генеральского звания и государственных наград. Направлен для отбывания ссылки в Красноярск. По амнистии 27 марта 1953 года срок Власику был сокращен до пяти лет, без поражения в правах. Постановлением Президиума Верховного Совета СССР от 15 декабря 1956 года Власик был помилован со снятием судимости. В воинском звании и наградах восстановлен не был.
Из приговора:
«...Власик, будучи начальником Главного управления охраны МГБ СССР, пользуясь особым доверием Советского Правительства и ЦК КПСС, злоупотреблял оказанным ему доверием и своим высоким служебным положением...» И далее следуют обвинения:
«1. Морально разложился, систематически пьянствовал, не обладая чувством политической бдительности, проявлял неразборчивость в бытовых связях.
2. Пьянствуя вместе с неким Стенбергом, сблизился с ним и разгласил ему и другим лицам секретные сведения. Из квартиры Стенберга вёл переговоры по телефону с главой Советского Правительства, а также служебные разговоры со своими подчинёнными.
3. Расшифровал перед Стенбергом трёх секретных сотрудников. Показал ему его агентурное дело.
4. Общаясь с лицами, «не внушающими политического доверия», поддерживавшими связи с иностранцами, Власик выдавал им пропуска на трибуны Красной площади.
5. Хранил в своей квартире служебные документы, в частности, план Потсдама и нанесённую на него систему охраны всего района Потсдамской конференции (1945 года), а также докладную записку о работе Сочинского отдела МВД в особый период 1946 года, расписание движения правительственных поездов и другие документы ».
На этом обвинение заканчивалось. А следствие шло два с лишним года!
Квалификация - п. «б» ст. 193-17 УК РСФСР (в редакции 1926 г.).
«Ст. 193-17. а) Злоупотребление властью, превышение власти, бездействие власти, также халатное отношение к службе лица начальствующего состава Рабоче-крестьянской Красной Армии, если деяния эти совершались систематически, либо из корыстных соображений или иной личной заинтересованности, а равно если они имели своим последствием дезорганизацию вверенных ему сил, либо порученного ему дела, или разглашение военных тайн, или иные тяжёлые последствия, или хотя бы и не имели означенных последствий, но заведомо могли их иметь, или были совершены в военное время, либо в боевой обстановке, влекут за собой: лишение свободы со строгой изоляцией или же без таковой на срок не ниже шести месяцев;
б) те же деяния, при наличии ОСОБО отягчающих обстоятельств, влекут за собой:
ВЫСШУЮ МЕРУ СОЦИАЛЬНОЙ ЗАЩИТЫ;
в) те же деяния, при отсутствии признаков, предусмотренных пунктами «а» и «б» настоящей статьи, влекут за собой: применение Правил Дисциплинарного устава Рабоче-крестьянской Красной Армии ».
А вот данные из уголовного дела Власика, точнее, из протокола судебного заседания от 17 января 1955 года:
«Вопрос суда. Что сближало вас и Стенберга?
Власик. Конечно, сближение было на почве совместных выпивок и знакомств с женщинами.
Вопрос суда. Для этого у него была удобная квартира?
Власик. У него я бывал очень редко.
Вопрос суда. Вы выдавали пропуска на Красную площадь некоей Николаевой, которая была связана с иностранными журналистами?
Власик. Я только сейчас осознал, что совершил этим преступление.
Вопрос суда. Своей сожительнице Гридусовой и её мужу Шрагеру вы давали билеты на трибуны стадиона «Динамо»?
Власик. Давал.
Вопрос суда. Вы хранили у себя на квартире секретные документы?
Власик. Я собирался составить альбом, в котором в фотографиях и документах была бы отражена жизнь и деятельность тов. И.В.Сталина.
Вопрос суда. Каким путём вами приобретены радиола и приёмник?
Власик. Их мне прислал в подарок Василий Сталин. Но я их затем отдал на дачу «Ближняя».
Вопрос суда. Что вы можете сказать об имевшихся у вас четырнадцати фотоаппаратах и объективах к ним?
Власик. Большинство из них я получил по своей служебной деятельности. Один цейсовский аппарат я купил через Внешторг, ещё один аппарат мне подарил товарищ Серов...»
Интересна доказательная часть приговора. Она просто уникальна.
«Виновность Власика в совершении указанных преступлений доказана показаниями допрошенных в суде свидетелей, материалами предварительного следствия, вещественными доказательствами, а также частичным признанием своей вины Власиком ». И всё.
В порядке помилования (Указ Президиума Верховного Совета СССР 15 мая1956 года подписал Клим Ворошилов) освобождён из-под стражи и от дальнейшего отбытия наказания.
Вернувшись в Москву, Власик просится на приём к Генеральному прокурору Руденко - тот его не принял. Направляет прошение о реабилитации в Комиссию партийного контроля (КПК) Н.Швернику, потом А.Пельше - снова отказ. Не помогла и поддержка маршалов Г.Жукова и А.Василевского.
Его квартиру на улице Горького (в доме, где находится Концертный зал имени Чайковского) превратили в коммуналку. Всё имущество вывезли ещё в ходе следствия.
18 июня 1967 года Н.С.Власик умер от рака лёгких, так ничего и не добившись.
На повторное обращение его дочери о посмертной реабилитации отца в 1985 году Главный военный прокурор А.Горный ответил отказом.
Дочь Власика-Надежда Николаевна долго добивалась реабилитации отца. Но из Комиссии по реабилитации и из ФСБ ей сообщали о том, что её отец осуждён не по ст. 58 УК РСФСР (государственное преступление), а по ст. 193-17 УК РСФСР (простое воинское преступление), вследствие этого жертвой политических репрессий Н.С.Власик якобы не является, так же как и его дочь не является пострадавшей.
Нынче справедливость вроде бы восстановлена. 28 июня 2000 года постановлением Президиума Верховного Суда России приговор 1955 года в отношении Власика отменен и уголовное дело прекращено «за отсутствием состава преступления».
"Он [Н. С. Власик] просто мешал Берии добраться до Сталина, потому что отец бы не дал ему умереть. Он не стал бы ждать сутки за дверями, как те охранники 1 марта 1953 года, когда Сталин «проснётся »… " — дочь Н. С. Власика Надежда Власик в газете "Московский комсомолец" от 07.05.2003.
К сожалению, это интервью обернулось для Надежды Николаевны печальными последствиями. Вот как рассказывает эту историю сотрудница Слонимского краеведческого музея:
"Личные вещи Николая Сидоровича передала в музей его приемная дочь - родная племянница Надежда Николаевна (своих детей не было). Эта одинокая женщина всю жизнь добивалась реабилитации генерала. В 2000 году Верховный суд РФ снял все обвинения с Николая Власика. Он был реабилитирован посмертно, восстановлен в звании, а награды возвращены семье. Это три ордена Ленина, четыре ордена Красного Знамени, ордена Красной Звезды и Кутузова, четыре медали, два почетных чекистских знака.
- В то время, - рассказывает Ирина Шпыркова, - мы связались с Надеждой Николаевной. Договорились о передаче наград и личных вещей в наш музей. Она согласилась, и летом 2003 года наш сотрудник поехал в Москву. Но все обернулось как в детективе. В «Московском комсомольце» была опубликована статья о Власике. Многие звонили Надежде Николаевне. Один из звонивших назвался Александром Борисовичем - юристом, представителем депутата Госдумы Демина. Он пообещал помочь женщине вернуть бесценный личный фотоархив Власика. На следующий день явился к Надежде Николаевне якобы составить документы. Попросил чая. Хозяйка вышла, а когда вернулась в комнату, гость вдруг собрался уходить. Больше она его и не увидела, как и 16 медалей и орденов, золотых часов генерала…
У Надежды Николаевны остался лишь орден Красного Знамени, который она передала в Слонимский краеведческий музей. А также два листочка из записной тетради отца. "
Вот список всех наград, исчезнувших у Надежды Николавны (кроме одного ордена Красного Знамени):
Георгиевский крест 4 степени, 3 ордена Ленина (26.04.1940, 21.02.1945, 16.09.1945) , 3 ордена Красного Знамени (28.08.1937, 20.09.1943, 3.11.1944), Орден Красной Звезды (14.05.1936), Орден Кутузова I степени (24.02.1945), Медаль ХХ лет РККА (22.02.1938) , 2 знака Почётный работник ВЧК-ГПУ (20.12.1932, 16.12.1935) .
В своих воспоминаниях Власик писал:
«Я был жестоко обижен Сталиным. За 25 лет безупречной работы, не имея ни одного взыскания, а только одни поощрения и награды, я был исключен из партии и брошен в тюрьму. За мою беспредельную преданность он отдал меня в руки врагов. Но никогда, ни одной минуты, в каком бы состоянии я ни находился, каким бы издевательствам я ни подвергался, находясь в тюрьме, я не имел в своей душе зла на Сталина . »
Власик был заядлым фотографом. Вот что он сам пишет в своих воспоминаниях: (Ниже будут приведены фото Власика)

«За несколько дней до ноябрьских праздников в 1941 году т. Сталин вызвал меня и сказал, что надо подготовить помещение станции метро «Маяковская» для проведения Торжественного заседания.
Времени было очень мало, я сейчас же позвонил заместителю председателя Моссовета Яснову и договорился поехать вместе с ним на площадь Маяковского. Приехав и осмотрев станцию метро, мы составили план. Надо было построить сцену, достать кресла, устроить комнату отдыха для президиума и организовать концерт. Все это мы быстро организовали, и в назначенное время зал был готов. Спускаясь по эскалатору на Торжественное заседание, т. Сталин посмотрел на меня (я был одет в бекешу и папаху) и сказал: «Вот у тебя на папахе звезда, а у меня ее нет. Всё-таки, знаешь, неудобно — главнокомандующий, а одет не по форме, и на фуражке даже нет звезды, ты уж достань мне, пожалуйста, звезду ».
«Когда т. Сталин уезжал домой после заседания, на его фуражке блестела звезда. В этой фуражке и в простой шинели без каких-либо знаков отличия он выступал на историческом параде 7 ноября 1941 года. Мне удалось его удачно сфотографировать, и эта фотография была распространена в большом количестве. Бойцы прикрепляли ее на танки и со словами: «За Родину! За Сталина!» — шли в ожесточенные атаки. »

То самое знаменитое фото Н.Власика, сделанное 7 ноября 1941 года во время парада на Красной Площади.
«…На конференции в Тегеране, которая состоялась в конце ноября 1943 года, с 28 ноября по 1 декабря, кроме т. Сталина присутствовали Молотов, Ворошилов и начальник Оперативного управления Генштаба Штеменко.

За время пребывания в Тегеране т. Сталин нанес визит шаху Ирана Мохаммеду Реза Пехлеви в его поистине сказочном хрустальном дворце. Эту встречу мне лично удалось запечатлеть на фотографии. » -вспоминал Николай Власик.

1 декабря 1943 года, Тегеран. Делегация СССР во главе со Сталиным и шахиншах Мохаммед Реза Пехлеви, в канун беседы во дворце шахиншаха.

Продолжение во второй части .

по материалам: