Кризис верхов. История России XIX–XX вв. I. истоки революции

С амо понятие революционной ситуации и ее главные признаки первым научно определил и внедрил в российскую историографию В.И. Ленин. Советские историки канонизировали его определение и, как правило, подгоняли под него факты, доводя такую подгонку до абсурда. В последнее же время критики Ленина, наряду со всем прочим, тщатся отбросить и его положение о революционной ситуации, но опровергнуть ленинскую аргументацию не могут. Думается, и понятие революционной ситуации, и ее признаки вполне правомерны именно в ленинской трактовке.

Итак, что такое революционная ситуация? Совокупность объективных условий, выражающих кризис данного экономического, социального, политического строя и создающих возможность революции. Главными признаками революционной ситуации Ленин называл три следующих объективных фактора, которые, собственно, и образуют - в непременной их совокупности - революционную ситуацию как таковую: 1) кризис "верхов", 2) кризис "низов", 3) экстраординарная активность масс. В России все эти объективные условия совокупно впервые сложились к концу 50-х годов XIX в.

В стране налицо был кризис "верхов", т.е. кризис политики господствующего класса, когда "верхи" не могут более управлять по-старому, не могут сохранять свое господство в неизменном виде. Вспомним, что еще в 1839 г. шеф жандармов А.Х. Бенкендорф определял крепостное право как "пороховой погреб под государством". С тех пор прошло 20 лет. Крепостной строй все сильнее тормозил экономическое развитие страны. Показателен такой пример. В 1800 г. Россия производила 10,3 млн. пудов чугуна, Англия - 12 млн., а в начале 50-х годов Россия - от 13 до 16 млн., Англия- 140,1 млн. пудов. Разлагалась и озлобляла народ социально-политическая система феодальной России с ее сословными барьерами, всеобъемлющей коррупцией, беспределом самовластия. В 1855 г. курляндский губернатор (будущий министр внутренних дел и председатель Комитета министров) П.А. Валуев охарактеризовал состояние Российской Империи словами: "Сверху /172/ блеск, внизу гниль". В страхе перед опасностью революционного взрыва из среды господствующего класса, как из рога изобилия, полились бесчисленные письма, записки, адреса к царю с предложениями отменить крепостное право.

Особенно много таких предложений подавали "наверх" либеральные дворяне и буржуа, которые хорошо понимали, что "из цепей рабства (как выразился К.С. Аксаков) куются ножи бунта". Либералы воспользовались тем, что с начала царствования Александра II, по их словам, "немного распустили ошейник, туго натянутый Николаем". Смерть Николая I (18 февраля 1855 г.) они встретили с облегчением, полагая, что "это одна из тех смертей, которые расширяют простор жизни". Тотчас кем-то была сочинена эпиграмма:

Да помнит вечно русская земля,
Как волей божьей к ней была добра природа
18 февраля
1855 года.

Повторилась ситуация 1801 г., когда Россия узнала о смерти Павла I: зло поминали старого "плохого" царя и радовались воцарению нового, "хорошего". Славянофил А.С. Хомяков сочинил тогда целую теорию: "В России хорошие и дурные правители чередуются через одного - Петр III плохой, Екатерина II хорошая, Павел I плохой, Александр I хороший, Николай I плохой. Значит, Александр II будет хорошим". Именно с надеждой на "хорошего" царя адресовали ему свои проекты отмены крепостного права такие гранды либерализма, как славянофилы А.И. Кошелев и Ю.Ф. Самарин, западники К.Д. Кавелин (который преподавал тогда историю и правоведение наследнику престола) и Б.Н. Чичерин.

Даже крепостники, во избежание худшего, заговорили о реформах. С критикой положения в стране выступил один из столпов "теории официальной народности" М.П. Погодин. В своих "Письмах" к царю 1854-1856 гг. Погодин буквально вопиял об опасности дальнейшего сохранения крепостничества: "Вот где кроется наша революция, вот откуда грозят нам опасности, вот с которой стороны стена наша представляет проломы. Перестаньте же возиться около западной, почти совершенно твердой, и принимайтесь чинить восточную, которая почти без присмотра валится и грозит падением!"

Наконец, и сам царь вынужден был признать и декларировать необходимость отмены крепостного права. 30 марта 1856 г. Александр II выступил перед московским дворянством с речью, в которой произнес исторические слова: "Лучше отменить крепостное право сверху , нежели дожидаться того времени, когда /173/ оно само собою начнет отменяться снизу ". Вслед за тем неохотно и медленно, как в былые времена, но теперь уже необратимо, царизм начал готовить крестьянскую реформу. Не только сила экономического развития, но и простой инстинкт самосохранения толкали его к отмене крепостного права. "Уступить и остаться" - такой выход диктовала ему обстановка. Максимально возможной для него и минимально достаточной для того, чтобы предотвратить революцию, уступкой могла быть в тех условиях только отмена крепостного права.

Итак, первый признак революционной ситуации, а именно кризис "верхов", к концу 50-х годов стал фактом. Налицо был к тому же времени и второй признак - кризис "низов", т.е. обострение выше обычного нужды и бедствий народных масс. Большинство российских крестьян перебивалось тогда с хлеба на квас. Миллионы людей голодали, особенно в годы Крымской войны и неурожаев 1854-1855 и 1859 гг., поразивших более 30 губерний (70 % сельского населения империи). Даже помещики - в Тульской губернии - признавали, что крестьянин "ест всякую гадость: желуди, древесная кора, болотная трава, солома - все идет в пищу". Один саратовский помещик так рассказывал о крестьянском хлебе: "Я давал его на пробу своим свиньям, и они только понюхают, но ни одна не дотрагивалась". Нищета российской деревни ужасала современников. "Только и осталось,- мрачно шутили крестьяне,- что лечь на брюхо, да спиной прикрыться".

Не удивительно, что лишь за 1853-1855 гг., по официальным данным, взрослое крестьянское население страны уменьшилось в среднем на 10 %, а местами -до 20 % и более. Помещики же, несмотря ни на что, усиливали феодальную эксплуатацию крестьянства. С конца XVIII до середины XIX в. оброк помещичьих крестьян возрос в черноземных губерниях на 216 %, а в нечерноземных - на 350 % и продолжал расти.

Обращение царизма к народу за помощью во время Крымской войны (призыв в ополчение) дало крестьянам надежду на то, что они своим участием в ней заслужат себе свободу от крепостного права. Но война окончилась, а свободы крестьяне не получили. Повторилась история 1812-1815 гг. Разочарование крестьян в надежде на освобождение усилило их протест против крепостного строя, а разорительные последствия войны окончательно истощили их терпение. В результате значительно повысилась активность масс, т.е. оказался налицо и третий признак революционной ситуации. Если в 1851-1855 гг. в стране насчитывалось 287 крестьянских волнений (в среднем по 57 в год), то за следующее пятилетие, с 1856 по 1859, - 1341. Крестьянское движение было /174/ тем опаснее для крепостного строя, что оно в конце 50-х годов нарастало буквально из года в год. По неполным данным, число крестьянских выступлений составляло:

1856г. - 66
1857г. - 100
1858г. - 378
1859г. - 797

Напомним для сравнения, что в первой четверти века крестьянских волнений было в среднем лишь 26 в год.

Разумеется, количество выступлений в данном случае - показатель очень относительный. Методика подсчета крестьянских протестов до сих пор еще не доработана. Мы приплюсовываем одно к другому все выступления крестьян, самые различные по характеру, и многотысячные волнения, и чуть ли не индивидуальные отказы от барщины. Но представление о динамике крестьянской борьбы, ее нарастании даже эта несовершенная статистика все же дает.

Попытки некоторых исследователей (И.К. Пантин, Е.Г. Плимак, В.Г. Хорос) доказать, что в 1859-1861 гг. не было "ровным счетом никакого напора крестьянско-освободительного движения", поскольку, мол, протестовала ничтожно малая часть 40-миллионного крестьянского населения (в 1859 г.- 40 тыс. человек, по подсчетам названных авторов),- такие попытки некорректны. Элементарное требование историзма обязывает нас в данном случае (как и в любом другом) вести речь о величинах не абсолютных, а относительных, о динамике крестьянского движения 1859-1861 гг. в сравнении не со всей численностью крестьян, а с количеством протестовавших до 1859 г.

Итак, все три объективных фактора, совокупно образующих революционную ситуацию, были к концу 50-х годов впервые в России налицо. Советские историки, как правило, датировали первую революционную ситуацию точно "по Ленину": 1859-1861 гг., не задумываясь над тем, что Ленин называл такие даты условно. Лишь некоторые из исследователей аргументировали хронологию первой революционной ситуации с выходом за рамки ленинских дат. Наиболее основательно это сделал И.С. Миллер, разделивший весь период революционной ситуации на пять фаз: 1) ее "складывание" (с осени 1854 до второй половины 1858 г.), 2) "нарастание" (со второй половины 1858 до мая 1861 г.), 3) "длящаяся кульминация" (с мая 1861 по начало 1862 г.), 4) "распутье" (с весны 1862 до мая 1863 г.) и 5) "спад" (с мая /175/ до конца 1863 г.). Периодизация Миллера приемлема, но излишне дробна. По-моему, более рационален такой вариант периодизации: 1856-1858 гг.- возникновение совокупности главных признаков первой революционной ситуации; 1859-1861 гг. - это восходящая фаза ее и 1862-1863 гг. - нисходящая фаза .

Почему же революционная ситуация на рубеже 50-60-х годов не переросла в революцию? По мнению Ленина, которое многократно подтверждено ходом истории, хотя "революция невозможна без революционной ситуации, <...> не всякая революционная ситуация приводит к революции". Революция возникает лишь при наличии таких условий, когда к трем объективным факторам присоединяется фактор субъективный , а именно способность революционного класса на действия, достаточно сильные, чтобы свергнуть правительство. Такого субъективного фактора революционной ситуации, который обеспечил бы перерастание ее объективных условий в явь революции, тогда в России не оказалось. Не было еще в стране класса, способного поднять миллионы недовольных на революцию и довести ее до победы. Буржуазия должным образом еще не созрела, крестьянство оставалось раздробленным и политически отсталым, а рабочий класс только начинал формироваться. . См.: Крестьянское движение в России в 1850-1856гг. Сб. документов. М., 1962. С. 733; Крестьянское движение в России в 1857 - мае 1861 г. Сб. документов. М., 1963. С. 736.

См.: Миллер И.С. О некоторых проблемах первой революционной ситуации // История СССР. 1974. № 5.

I. ИСТОКИ РЕВОЛЮЦИИ

Революционный подъем

Историческое развитие предреволюционной России было отмечено сочетанием пережитков полукрепостнического строя и сословных отношений с элементами модернизации экономической, политической и культурной сфер. В российском обществе рыночные отношения переплетались с докапиталистическим функционированием крестьянского двора и помещичьим землевладением. В политической жизни ведущая роль принадлежала государственному аппарату, где преобладали представители дворянского сословия и крупные землевладельцы.

Противоречия, сохранявшиеся в стране после революционных событий 1905-1907 гг., не были устранены. Поляризация между "низами" и "верхами" городского и деревенского населения привела к тому, что со второй половины 1910 г. число забастовок в России начинает стремительно возрастать. Мощная волна демонстраций, митингов и стачек прокатилась по стране в ответ на расстрел рабочих золотых приисков на реке Лене в апреле 1912 г. В движении политического протеста участвовало около 300 тыс. человек. Вслед за этим состоялись первомайские выступления с 400 тыс. участников. В целом в 1912 г. бастовало свыше 1 млн человек. В 1913 г. забастовочное движение приобрело еще больший размах, общее число бастующих составило 1800 тыс.

Первые признаки будущих политических, экономических и социальных конфликтов, рост революционного движения обозначились еще до смерти П. А. Столыпина (1911), который пророчески предсказывал: "Моим жиром можно будет еще лет пять продержаться". Крах столыпинской системы во многом определил характер дальнейшего политического кризиса в предвоенный и военный период.

Стачечная волна и рабочее движение приняли накануне Первой мировой войны острый политический характер, на который огромное влияние оказала агитация большевиков. Их лозунги и воззвания все больше совпадали с настроениями самих рабочих. Департамент полиции с растущим опасением следил за усилением рабочего движения и успехами большевиков в их пропагандистской деятельности. Игнорируя существующие законы, правительство обрушилось с репрессиями на профсоюзы, рабочую прессу и другие органы легального рабочего движения, а также на оппозиционно настроенные общественные организации.

Развитие надвигающегося кризиса органов государственной власти было приостановлено благодаря патриотическому подъему в различных слоях общества, вызванному вступлением России 19 июля 1914 г.* в мировую войну. Большинство населения, государственных деятелей в стране придерживались в тот момент "ура-патриотических" настроений. Одним из немногих, кто открыто высказывался за прекращение войны, был граф С. Ю. Витте. Он предсказывал великие беды России в случае продолжения военных действий. Однако, весьма далекий в тот период от придворных кругов, Витте не имел уже реальной власти и влияния.

Первые победы русского оружия на фронтах войны сменились серией катастрофических поражений. С 1915 г. с новой силой вспыхивает стачечное движение с политическими забастовками рабочих. В этот год в России было зафиксировано около 2 тыс. стачек с 900 тыс. участников, в 1916 г. - 2,3 тыс. стачек с 1800 тыс. забастовщиков.

Разложение армии

Вступая в мировую войну, Россия имела одну из самых крупных кадровых армий. Незадолго до начала военных действий в стране была утверждена "Большая программа по усилению армии", предусматривавшая значительное увеличение численности сухопутных войск к 1917 г. В целом, несмотря на серьезные недостатки и просчеты в подготовке вооруженных сил, Россия располагала мощной армией, способной решать большие задачи. С момента начала войны Восточный фронт стал одним из основных фронтов. Для менталитета личного состава русской армии летом-осенью 1914 г. была характерна формула "За Веру, Царя и Отечество". Правящая верхушка страны не без основания рассчитывала на патриотический подъем народа, стойкость, мужество и преданность идее освободительной войны против "германского рабства", за счастье славянских народов. Известно, что по первому зову 96% подлежащих призыву явились на мобилизационные пункты.

Однако за годы войны армия претерпела существенные изменения. Пехотные полки потеряли по несколько комплектов рядового и офицерского состава: лишь в немногих из них потери убитыми и ранеными составляли 300%. Чаще эти потери достигали 400-500% и более. Пехота (или инфантерия), являясь основным родом войск, оказалась изрядно потрепанной во время летнего отступления 1915 г. К осени 1917 г. кадровые офицеры составляли лишь около 4% от всего офицерского корпуса русской армии, а остальные 96% являлись офицерами военного времени.

Расчеты снабжения армии, составленные военным ведомством, оказались занижены. В результате русская армия с первых дней войны ощутила недостаток винтовок, патронов, орудий, снарядов, средств связи и т. д. Ошибки командования, огромные потери, слабое снабжение вооружением, неудачи на фронте серьезно отразились на моральном состоянии армии и всей страны, вызвав политический кризис. По мере нарастания революционной борьбы рабочих солдаты не оставались к ней безучастными, вовлекались в борьбу против самодержавия. В сентябре 1915 г. на Николаевском (Московском) вокзале в Петрограде произошло столкновение направлявшейся на фронт партии ратников в 500 человек с полицией. С криками "Бей фараонов и дармоедов" безоружные новобранцы пытались расправиться с городовыми. При этом, как констатировал начальник Петроградского охранного отделения, сопровождавшая ратников вооруженная солдатская команда "в усмирении беспорядка" никакого участия не принимала.

Официальные сводки штабов и армий свидетельствовали об изменении отношения солдат к войне, о падении дисциплины в войсках. Стремление к миру, скорейшему окончанию длительной войны становится главным в настроениях армии. Начальник Петроградского охранного отделения в одном из своих донесений в Департамент полиции в 1916 г. отмечал, что "Петроградский гарнизон не верит в успех русского оружия и находит, что продолжение войны бесполезно". Стремление солдат к мирной жизни проявлялось в различных формах. Широкий размах приобрело братание и дезертирство. Последнее как форма протеста широких масс против войны выросло со 195 тыс. человек в феврале 1917 г. до 2 млн человек к октябрю 1917 г. К данному факту добавилось то обстоятельство, что среди рабочих крепло убеждение - солдаты не будут участвовать в подавлении массовых выступлений, как это произошло в годы первой русской революции.

Состояние экономики

Мировая война стала начальным этапом тех огромных деформаций во всех отраслях национального хозяйства, которые обрушились на Россию. Наиболее тяжелые последствия войны сказались на численном составе рабочей силы, ряды квалифицированных кадров сократились. Мобилизации изъяли по различным оценкам от 14 до 19 млн человек. Недостаток на промышленных предприятиях мужчин-рабочих стал компенсироваться женщинами и подростками. На ряде петроградских предприятий женский труд занимал преобладающее место. Так, на "Скороходе" женщины составляли 70% всех рабочих, на табачных фабриках - 80%. Даже в металлопромышленности за 1914-1916 гг. число занятых женщин увеличилось почти в 10 раз. Одновременно щел процесс увеличения количества рабочих зрелого возраста - 50-60 лет и выше.

Ухудшение качественного состава рабочей силы привело к падению производительности труда. Среднее снижение квалификации рабочих столицы за 1914-1916 гг. составило 10%. На предприятиях, которые работали непрерывно, отмечался чудовищно болезненный процесс роста производства, вырабатывавшего оружие. К 1917 г. усилились те отрасли промышленности, которые работали на войну (оружие, обмундирование, питание) и на ее тыл. Все другие - мало или совсем не связанные с обслуживанием войны - находились в упадке.

К 1917 г. в России остро ощущался топливный, сырьевой и транспортный кризис. Добыча нефти в стране сократилась с 10,4 млн т в 1916 г. до 8,4 млн т в 1917 г. По авторитетному свидетельству одного из лучших знатоков национального хозяйства тех лет профессора В. И. Гриневецкого, с 1916 г. эксплуатация железных дорог "все время шла под гору".

Надвигавшийся экономический кризис видели многие. В начале 1917 г. председатель IV Государственной думы М. В. Родзянко в записке, поданной Николаю II, указывал на катастрофическое положение во всех отраслях. Им отмечались "серьезные затруднения" в доставке топлива для нужд промышленности, расстройство финансов, падение производительности труда, рост числа забастовок и т. д. Положение усугублял продовольственный кризис, ставший одним из наиболее ярких показателей гибельности проводимой политики.

В первые дни войны был предпринят шаг, сыгравший крупную роль в истории денежного обращения России - приостановлен размен кредитных билетов на золото.. Правительство оказалось перед необходимостью изыскать дополнительные средства для финансирования войны. Источником таких средств должна была стать эмиссия кредитных билетов. В обращении увеличивается количество не обеспеченных золотом бумажных денег. Золотая, а за ней серебряная и медная монета исчезают из оборота, оседая на руках у населения.

Расходы России на ведение войны достигают колоссальных цифр: к концу 1914 г. до 12 млн рублей в день.

К концу 1915 г. - до 28 млн, к концу 1916 г. - до 46 млн, в середине 1917 г. - до 67 млн. В целом расходы государства на войну составили до конца 1917 г. 48 млрд рублей.

Одним из источников финансирования войны стали внутренние займы. До февраля 1917 г. в России было реализовано 6 займов, от которых царское правительство выручило 7,5 млрд рублей.

Однако, несмотря на предпринимаемые попытки достичь финансовой стабилизации, все усилия в этом направлении оказались тщетны. Покупательная способность русского рубля к февралю 1917 г. упала до 27 копеек. Возросли внешняя задолженность России и ее зависимость от зарубежных кредиторов. К моменту Генуэзской конференции (1922) государства Антанты аккуратно подсчитали военные долги России. Они составили 7,25 млрд рублей.

Кризис "верхов"

Империалистическая война приобретала затяжной характер. Уже в 1915 г. в либеральных слоях общества стала вызревать мысль о том, что не следует безоговорочно поддерживать правительство. Критика царя и его окружения приобретала все более острый характер. Так, в газете "Русские Ведомости", одном из старейших и крупнейших в России изданий либерального направления, появилась статья члена ЦК партии кадетов В. А. Маклакова "Трагическое положение". Статья распространялась в многочисленных копиях, так как в ней шла речь о "безумном шофере", который не умеет управлять машиной, ведет к гибели себя и пассажиров, но при этом "цепко ухватился за руль" и не пускает к нему людей, способных исправить положение. В безумном шофере все узнали царя.

Со временем значительно усилилось вмешательство императрицы Александры Федоровны во все дела государства - от сохранения 5-копеечной оплаты проезда на городском транспорте до смещения и назначения адмиралов, митрополитов и верховного главнокомандующего. Известный черносотенный деятель В. М. Пуришкевич писал в своем дневнике, что "Александра Федоровна распоряжается Россией, как своим будуаром, но назначаемые на министерские посты, благодаря ей и Распутину, люди чувствуют себя настолько непрочно, что даже не переезжают на казенные квартиры, а остаются на своих частных".

По свидетельству французского посла в России М. Палеолога, во второй половине 1915 г. русская пресса начала активно рассказывать о темном происхождении, воровстве, кутежах, разврате, интригах и скандальных связях с высшим обществом Г. Е. Распутина - авантюриста, стоявшего за спинами царя и царицы. Первоначально газетчики избегали намеков на близость Распутина к коронованным особам. Однако вскоре вся Россия заговорила о том, что "Царь с Егорием, а царица с Григорием".

Характерной чертой предреволюционной России стали многочисленные и непоследовательные изменения в составе правительства. 9 февраля 1916 г. по указу Николая II возобновились заседания Государственной думы. В этот день царь в первый и последний раз посетил российский парламент за все время его существования. Всем было ясно, что это дешевый политический трюк, имевший целью расположить думу к новому премьеру Б. В. Штюрмеру, которому удалось занять место И. Л. Горемыкина. Идея посещения думы царем принадлежала распутинскому окружению. Сам Распутин называл Штюрмера "старикашкой на веревочке", позволяя себе даже прикрикивать на премьера.

Через Александру Федоровну Распутину удавалось влиять и на действия армии. Первоначально ему мешал в этом "деле" великий князь Николай Николаевич (двоюродный дядя царя), являвшийся верховным главнокомандующим русской армией до августа 1915 г. и обещавший повесить Распутина, если тот вдруг появится в Ставке. После устранения Николая Николаевича со своего поста старец стал свои "стратегические советы" доводить до сведения Николая II в форме пересказов "снов" и "видений". Особую активность в этом направлении Распутин и императрица развили во время наступления русской армии летом 1916 г., стремясь сорвать успех Юго-Западного фронта под командованием генерала А. А. Брусилова. Императрица неоднократно просила царя дать приказ о прекращении наступления русских армий, потому что "приходится посылать солдат далеко в обход болот, от которых идет такой ужасный запах...". Решающего влияния на действия армии подобные просьбы, конечно, оказать не могли, но они имели психологическое воздействие на командование в ходе Брусиловского прорыва.

Вмешательство "темных сил" в дела государства подействовало раньше других на экстремиста Пуришкевича, который произнес ставшую исторической фразу о "министерской чехарде". Личные качества ряда министров этому только способствовали. Недаром Распутину приписывается оценка, данная главе МВД А. Д. Протопопову, у которого "честь тянется, как подвязка".

Характеризуя кризис "верхов", известный русский поэт Игорь Северянин писал:

Был образ правленья беспутен - Угрозный пример для корон: Бесчинствовал пьяный Распутин, Усевшись с ногами на трон.

Убийство Распутина, совершенное в ночь с 16 на 17 декабря 1916 г. группой заговорщиков во главе с Пуришкевичем, не могло изменить ситуации и предотвратить революцию. Не случайно проницательный монархист В. В. Шульгин, которого Пуришкевич посвятил в это дело, заметил, что убийство Распутина бессмысленно: "Убьете его - ничего не изменится".

Свержение монархии

В обстановке резко обострившегося продовольственного кризиса произошли февральские события 1917 г. 22 февраля 1917 г. "впредь до особого разрешения" был закрыт Путиловский завод в Петрограде. Рабочие обратились за поддержкой ко всему пролетариату столицы. К тому времени в Петрограде прошла самая крупная стачка за годы войны. 9 января 1917 г. в ней участвовало 145 тыс. рабочих. Правительство предпринимало меры для предотвращения революции. В начале февраля 1917 г. Петроградский военный округ был изъят из ведения командования Северного фронта и передан в подчинение военному министру М. А. Беляеву. Командующий округом генерал С. С. Хабалов получил чрезвычайные полномочия для подавления возможных беспорядков.

23 февраля 1917 г. в Петрограде стихийно начались события, которые спустя всего несколько дней закончились свержением монархии. Таким образом, Международный день работниц (8 марта по новому стилю) стал первым днем революции. Начавшиеся митинги трудящихся на текстильных фабриках Выборгской стороны переросли в массовые выступления. С рабочих окраин: колонны демонстрантов направились к центру города. Поведение солдат и казаков настраивало рабочих нз оптимистический лад. Петроград тем временем принимал вид военного лагеря. На пожарных каланчах и на некоторых домах устанавливались пулеметы. Правительство решило дать бой, вооружив полицию и используя армию. 25 февраля солдаты по команде своих офицеров начали применять оружие. Генерал Хабалов получил приказ царя о немедленном прекращении беспорядков в столице. Чтобы удержать солдат от общения с восставшими, командование некоторых частей не выдавало им шинели и обувь.

26 февраля улицы Петрограда обагрились кровью - произошел массовый расстрел восставших рабочих. В докладе Охранного отделения отмечалось, что в этот день "стрельба боевыми патронами производилась на углу Невского и Владимирского проспектов", а также "на углу Невского проспекта и Садовой улицы, где скопище достигло приблизительно 5000 человек". На Знаменской площади чинами полиции было подобрано несколько десятков убитых и столько же раненых. Расстрел демонстрантов происходит также на углу 1-й Рождественской улицы и Суворовского проспекта, в других частях города. Эти события стали переломным моментом революции. 27 февраля на сторону восставших начали переходить войска - расстрел дал эффект, на который не рассчитывали власти. Петроградский гарнизон, насчитывавший в это время 180 тыс. человек, а вместе с войсками ближайших пригородов 300 тыс. человек, встал на сторону народа.

Николай II записал в своем дневнике 27 февраля 1917 г.: "В Петрограде начались беспорядки несколько дней тому назад; к прискорбию, в них стали принимать участие и войска. Отвратительное чувство быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известия".

Ночью 2 марта, бывший царь записал в своем дневнике горькие слова: "Кругом измена, и трусость, и обман". С вечера 3 марта до утра 8 марта Николай находился в Ставке. Уезжая, он прощался с ее обитателями. По свидетельству начальника Военных сообщений театра военных действий генерала Н. М. Тихменева, процедура расставания оказалась для многих очень тяжелой: "судорожные, перехваченные всхлипывания не утихали... Офицеры Георгиевского батальона - люди, по большей части несколько раз раненые, - не выдержали: двое из них упали в обморок. На другом конце залы рухнул кто-то из солдат-конвойцев".

Вместе с тем из высшего командного состава на сторону самодержца в эти дни встали только 2 человека - командир 3-го кавалерийского корпуса генерал Ф. А. Келлер и командир Гвардейского кавалерийского корпуса Хан-Гуссейн Нахичеванский. Не очень далек от истины был Л. Д. Троцкий, когда писал позже в своей "Истории русской революции", что "среди командного состава не нашлось никого, кто вступился бы за своего царя. Все торопились пересесть на корабль революции в твердом расчете найти там удобные каюты. Генералы и адмиралы снимали царские вензеля и надевали красные банты... Штатские сановники и по положению не обязаны были проявлять больше мужества, чем военные. Каждый спасался, как мог".

Рост недовольства народа

И в городе и в деревне нарастало недовольство. Война прервала подъем рабочего и крестьянского движения. Но уже с весны 1915 г. стачечное движение начало снова усиливаться. Особенно остро разгоралась борьба в Москве и Петрограде.

Царизм жестоко расправлялся с рабочими. Демонстрации в Костроме и Иваново-Вознесенске были расстреляны полицией. Рабочие Петрограда ответили на это преступление мощной политической стачкой протеста. Всего в стачечном движении 1915 г. участвовало более полумиллиона рабочих. В 1916 г. оно приобрело еще больший размах, охватив свыше 1 млн. человек. Многие стачки носили политический характер и проходили под лозунгами «Долой войну!», «Долой самодержавие!».

В годы войны произошло более 700 крестьянских выступлений против помещиков и кулаков, против аграрной политики правительства.

К концу войны усилилось национально-освободительное движение, которое наносило серьезные удары по царизму. Особенно мощным было восстание в Средней Азии в 1916 г., возглавленное героем казахского народа Амангельды Имановым.

Революционизирование армии

Положение солдат на фронте было крайне тяжелым. Плохо одетые и обутые, они жили впроголодь, гнили в залитых водой окопах. Врачей было мало, не хватало госпиталей, медикаментов. Тысячи солдат гибли, не получая своевременной медицинской помощи.

Военные поражения, плохое снабжение, бездарность командования, большие неоправданные потери вызвали рост антивоенных Настроений среди солдат, усилили революционное брожение в армии. Массовый характер в царской армии приняло дезертирство.

В ряде воинских частей произошли открытые революционные выступления; на передовых позициях началось стихийное братание русских солдат с солдатами противника.

Партия большевиков во главе народа

Во главе революционных выступлений рабочего класса, крестьянства и солдат стояла партия большевиков. Большевики вели революционную работу в обстановке преследований, арестов, травли со стороны буржуазных партий и оппортунистов. Депутаты-большевики Государственной думы за антивоенные выступления были арестованы и высланы в Сибирь, многие большевистские организации разгромлены, их газеты закрыты.

Но большевики не прекращали борьбы, они всегда были с народом, с массами, вели большую пропагандистскую работу в тылу и на фронте.

Огромное значение для партии имели теоретические труды В.И. Ленина, в которых он вскрыл империалистический, захватнический характер мировой войны. В своих трудах «Империализм, как высшая стадия капитализма», «Военная программа пролетарской революции» и других В.И. Ленин создал законченную теорию об империализме как высшей и последней стадии капитализма. Он доказал, что обострение противоречий, присущих буржуазному строю, неизбежно приведет на стадии империализма к краху этого строя, к революции, причем развитие производительных сил, концентрация производства, монополизация, складывание системы государственно-монополистического капитализма создают предпосылки для осуществления социалистической революции. Мировая война создала политический кризис во всем мире и способствовала складыванию революционной ситуации: власть уже не могла править по-старому, а народ не мог и не хотел жить по-старому -- активность масс неизмеримо выросла. Необходимо, чтобы самый передовой класс -- пролетариат поднялся на штурм буржуазного строя и повел за собой народ. Марксистская партия должна возглавить эту борьбу.

В годы войны Ленин выдвинул и обосновал исключительно важное положение о возможности победы социалистической революции в одной стране. Он доказал, что в период империализма из-за неравномерности экономического и политического развития различных стран социализм не может победить в них одновременно. Возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной отдельно взятой стране -- и необязательно в самой экономически развитой. Социализм победит в той стране, где особенно остры противоречия империализма и где сложились силы, способные ликвидировать эти противоречия. Это была ленинская теория социалистической революции, которая вооружила марксистские партии верным пониманием закономерностей развития общества в эпоху империализма, указала пролетариату всего мира перспективу борьбы, единственный путь спасения от капиталистической эксплуатации.

Последовательная защита большевиками идей пролетарского интернационализма, их призыв превратить войну империалистическую в войну гражданскую, дальнейшее развитие Лениным теории марксизма имели не только общероссийское, но и мировое значение. Деятельность партии большевиков на международной арене способствовала сплочению революционных сил, стоявших на интернациональных позициях, поднимала пролетариат других стран на борьбу за революционный выход из войны, воспитывала международную солидарность рабочего класса.

Кризис «верхов»

В годы войны усилилось разложение правительственной верхушки. В угоду реакционным помещикам и придворным кругам Николай II неоднократно заменял министров и председателей совета министров. За два года были сменены четыре председателя совета министров и многие министры. Шла настоящая министерская чехарда. Современники презрительно называли совет министров «кувырк-коллегией». При дворе большую силу приобрели проходимцы и авантюристы, которые пользовались неограниченным доверием царской семьи. Продажность, казнокрадство, взяточничество достигли невиданных размеров.

Самодержавная государственная машина разваливалась. Неспособность царизма управлять страной стала очевидной для всех. Даже монархические круги начали выражать недовольство правительством Николая II. В декабре 1916 г. группа заговорщиков-монархистов убила авантюриста и проходимца Распутина, который пользовался неограниченным доверием царицы и всей царской семьи, вмешивался в государственные дела и компрометировал правительство. Распутина убили, чтобы спасти династию от окончательной дискредитации. Но это не могло предотвратить революцию.

Царское правительство не могло довести войну до победного конца. Это усилило оппозиционные настроения среди буржуазии. Она все настойчивее требовала привлечения ее представителей к управлению государством, создания ответственного перед Думой «министерства доверия», т. е. правительства из числа лиц, пользовавшихся доверием и поддержкой буржуазии. Буржуазия надеялась, что такое правительство сможет довести войну до победного конца и задушить революционное движение в стране.

Все это означало, что к концу 1916 г. в России сложилась революционная ситуация -- не только «низы» не хотели жить по-старому, но и «верхи» не могли управлять по-старому.

В современной политической терминологии применительно к правящим кругам государства, ряду публицистов и общественных деятелей получило распространение понятие «элита». В печати оно используется весьма избирательно и, как правило, применяется к наиболее заметным представителям буржуазного лагеря. Для середины XIX в. в связи с особенностями социальной и политической структур более приемлемо понятие «верхи», под которым подразумеваются высшие чиновники, общественные деятели, крупнейшие земельные магнаты и различные неформальные авторитеты из придворных кругов. Так или иначе, «верхи» имели прямое отношение к принятию политических решений и реализации их на различных уровнях власти. Кризис «верхов» означал невозможность управлять страной по-старому при отсутствии их консолидированной позиции по отношению к будущим возможным изменениям – отмене крепостного права.

В дворянско-помещичьих кругах не было единства во взглядах на отмену крепостного права. Подавляющая часть помещиков не признавала никаких нововведений и противилась отмене крепостного права вообще. Многие помещики были готовы объявить крестьян свободными, наделить их гражданскими правами, но без предоставления им земли. Такое решение было повторением реформ 1816–1819 гг. в прибалтийских губерниях. Одновременно это означало изъятие у крестьян земли, на которой они вели собственное хозяйство и которой они фактически владели на протяжении многих поколений. Помещики рассчитывали, что освобождение без земли заставит бывших крепостных арендовать свои традиционные наделы за деньги или натуральную оплату. Реформа должна была сохранить прежнюю хозяйственную систему с ее феодальными повинностями: барщиной или оброком.

Другие представители помещичьего лагеря высказывались за освобождение крестьян с маленьким наделом, значительно меньшим по сравнению с существующим. Они считали, что безземельное освобождение приведет к тому, что крестьяне разбредутся в поисках заработка и найти дешевых работников будет трудно. Маленький надел прикрепит крестьян к их месту жительства и обеспечит выгодной рабочей силой.

В высших правительственных кругах был распространен взгляд, что крестьяне должны получить точно нормированные наделы, которые находились у них в пользовании. При этом повинности крестьян в пользу помещиков и в пользу государства также должны быть четко определены. Земля должна принадлежать не отдельным хозяевам, а крестьянской общине.

Разноречивые мнения о возможности отмены крепостничества нарушали прежде консолидированный взгляд дворянско-помещичьих кругов, выделяя из него оппозиционные по отношению к политике правительства группы и усугубляя тем самым кризис «верхов».

Опыт 1878-1879 гг. показывал, что «красный террор» не только не пасует перед «белым террором», но, напротив, усиливается в ответ на репрессии. Такой оборот дела вызывал у карателей растерянность, особенно после убийства Н.В. Мезенцова, которое, по словам кн. В.П. Мещерского, «повергло в ужас правительственные сферы» . Военный министр Д.А. Милютин в день убийства (4 августа 1878 г.) обеспокоенно записал в дневнике, что «сатанинский план тайного общества навести террор на всю администрацию… начинает удаваться» . Действительно, в Петербурге не только среди обывателей, но и в чиновничьих кругах (вплоть до самых высших) надолго водворилась смута. По городу ползли слухи о том, что к 15 ноября революционеры готовят «варфоломеевскую ночь» своим противникам . Весь благонамеренный Петербург жил в страхе. Когда и. д. шефа жандармов Н.Д. Селиверстов доложил царю (20 августа), что он рассчитывает «устранить панику в столице» лишь «в течение нескольких месяцев», да и то «при помощи божией», царь ответил: «Дай бог» .

Вновь подчеркну, что царизм испытывал страх не просто перед «красным террором», как таковым, а перед угрозой его соединения со стихийным протестом рабочих и крестьянских масс. Поскольку же первым своим врагом, потенциальным застрельщиком возможной революции он считал «социально-революционную партию» народников, то именно против нее главным образом и нацеливал свою карательную политику. Более того, так как «верхи» знали, что составляет эту партию «небольшое сравнительно число злоумышленников» , расчет подавить ее непрерывным усилением репрессий казался реальным. Поэтому в 1878-1879 гг. «белый террор» свирепел от месяца к месяцу.

За эти два года царизм, как никогда прежде, расширил и усилил свою низовую опору - полицию, и политическую, и общую. 9 июня 1878 г. была организована целая армия коннополицейских урядников (5 тыс. человек на 46 губерний), между прочим (!) и для «охранения общественной безопасности» , а 19 ноября того же года при общей полиции каждой из 46 губерний была учреждена специально для «политических» сыскная часть . Жандармский корпус с 1878 г. стал получать сотни тысяч рублей дополнительных ассигнований .

Сильная численно и материально полиция к тому же имела и большую юридическую силу. «Исчисляют, - сообщала либеральная газета «Порядок», что в наших кодексах существует, по крайней мере, пять тысяч статей, возлагающих на полицию самые разносторонние обязанности» . Если это и преувеличение, то объяснимое. Тьма обязанностей, возложенных на полицию, открывала простор для злоупотреблений обысками и арестами, а в 1878-1879 гг. такие злоупотребления стали обыденными. По данным «Земли и воли», только в Петербурге за одну зиму 1878-1879 гг. было арестовано свыше 2 тыс. человек .

Апогей «белого террора» 70-х годов наступил вслед за выстрелами А.К. Соловьева. Царизм был разъярен и обескуражен дерзким покушением, мстил за него и в то же время боялся его повторения (даже восстания). «Как будто самый воздух пропитан зловещими ожиданиями чего-то тревожного», - записывал в те дни Д.А. Милютин. Петербургский гарнизон был поставлен под ружье: «В разных местах города секретно расположены части войск, полки удержаны в казармах» .

Из Петербурга военно-карательный психоз перекинулся на всю страну. 5 апреля 1879 г., спустя три дня после выстрелов Соловьева, Россия была расчленена на шесть сатрапий (временных военных генерал-губернаторств), во главе которых встали временщики с диктаторскими полномочиями, сразу «шесть Аракчеевых» . Другими словами, в дополнение к самодержцу всея Руси воцарились еще петербургский, московский, киевский, харьковский, одесский и варшавский самодержцы, которые соперничали друг с другом в деспотизме и жестокости. О петербургском генерал-губернаторе И.В. Гурко Ф.М. Достоевский рассказывал, что ему «ничего не значит сказать: «Я сошлю, повешу сотню студентов»» . Киевский «самодержец» М.И. Чертков в апреле - августе 1879 г. ежемесячно подписывал по нескольку смертных приговоров. Властью одесского «аракчеева» Э.И. Тотлебена людей «вагонами отправляли из Одессы» в административную ссылку . Изо дня в день следовали все новые и новые чрезвычайные узаконения «белого террора». За 1879 г. царизм, по подсчетам М.И. Хейфеца, сочинил (преимущественно стараниями генерал-губернаторов) 445 таких узаконений .

В обстановке революционной ситуации царизм неустанно изыскивал наиболее эффективные способы борьбы с «крамолой». Переходя от обычных законов к исключительным, чрезвычайным, он заново ревизовал и судебные уставы 1864 г., которые оказались «неудобными» для него после их испытания в первом же большом гласном политическом деле («нечаевцев»). Мы видели, что уже в 1872 г. политические дела в значительной степени были изъяты из общего порядка судопроизводства, предусмотренного уставами 1864 г. Но поскольку ни жандармские дознания, ни судебные процессы в ОППС не обходились без очевидных для карателей юридических «неудобств», царизм продолжал исправлять уставы 1864 г. Энергичнее прежнего он взялся за это с середины 1878 г., когда народники, как показано выше, по ходу общего усиления революционного натиска все более решительно и организованно стали отвечать на «белый террор» правительства «красным террором».

19 июля 1878 г. Александр II распорядился создать при министерстве юстиции комиссию «для тщательного обсуждения обнаруженных в законах 19 мая 1871 г. и 7 июня 1872 г. ««удобств» . Комиссия занялась было согласованием мер к еще большей оперативности и бесцеремонности жандармских дознаний («без выяснения подробностей»), но, прежде чем она успела выработать соответствующий законопроект, царизм решился на самое радикальное дополнение к уставам 1864 г. Все еще рассчитывая одолеть «крамолу» одними репрессиями, он задумал ради этого военизировать свою карательную систему. 9 августа 1878 г. в ответ на убийство шефа жандармов Н.В. Мезенцова был принят закон «О временном подчинении дел о государственных преступлениях и о некоторых преступлениях против должностных лиц ведению военного суда, установленного для военного времени» .

Такая мера, на взгляд тех, против кого она была направлена, выглядела просто лишней, ибо Сенат в руках, царизма по своему составу и покорности, казалось бы, не оставлял желать ничего лучшего для судебной расправы с революционерами. «Вот и впрямь невозможно найти разумную причину изъятия политических дел из ведения гражданского суда,- резонно заключал характеристику Особого присутствия Сената С.М. Кравчинский. - Очевидно, надеялись, что нигилисты будут устрашены грозным зрелищем военных судов, но эта надежда могла бы исполниться только в том случае, если бы нигилисты питали хоть малейшее доверие к прежнему суду. Однако дело обстояло как раз наоборот» .

Расчет на устрашение здесь, конечно, был. Но не только он побудил царизм передать дела о государственных преступлениях военным судам. По мере того как разгоралась борьба между революционерами и правительством, возникло столько политических дел, что сосредоточить их все в ОППС не было возможности, а другая инстанция, ведавшая политическими делами,- судебные палаты - не представлялась достаточно авторитетной и надежной. Верховный же уголовный суд мог использоваться, по высочайшему повелению, лишь в исключительных случаях и за все время с 1866 до 1895 г. созывался только два раза. Кроме того, даже Сенат, как показали процессы «50-ти» и «193-х», мог спасовать перед подсудимыми и тем самым повредить авторитету правительства. Правда, после скандала вокруг неожиданно мягкого приговора по делу «193-х» суд сенаторов никогда более не подводил царизм. Но недостаток санкций против «50-ти» и «193-х» лег пятном на репутации Сената. Военные же суды в том, как они обращались с подсудимыми и какие выносили им приговоры, всегда были безупречны перед правительством. С.М. Кравчинский имел все основания заявить, что эти суды «являются лишь узаконенными поставщиками палача; их обязанности строго ограничены обеспечением жертв для эшафота и каторги» .

Часть царских министров пыталась передать дела революционеров-террористов в военные суды тотчас после процесса В.И. Засулич. Уже 3 апреля 1878 г., через два дня после оправдательного приговора по делу Засулич, на заседании правительства под председательством царя министр юстиции К.И. Пален «по предварительному соглашению с некоторыми другими министрами» предложил «взвалить дела подобного рода на военные суды» (правда, исключая из этого правила женщин). Но после долгих (двухдневных) и бурных прений, хотя сам царь, «не находя исхода, вспылил, упрекнув всех своих министров гуртом в нежелании или неумении принять какие-либо решительные меры», все-таки решено было пока «отказаться от предположения графа Палена» .

После убийства Мезенцова министр внутренних дел Л.С. Маков и временно исправлявший должность шефа жандармов Н.Д. Селиверстов, встревоженные донесениями своей агентуры, представили царю панический доклад: «Все до сего времени принимавшиеся меры против противоправительственной агитации не имели ни успеха и ни добрых последствий. Зло растет ежечасно. Суд уже не властен остановить разнузданные страсти»; он «подал повод лишь к публичному глумлению подсудимых над святостью закона… Нужны меры чрезвычайные». Маков и Селиверстов настаивали на передаче всех дел о террористах (не исключая и женщин) военным судам. Доклад их датирован 8 августа. В тот же день царь пометил на нем: «Исполнить» , a 9 августа уже последовал соответствующий высочайший указ. В происхождении этого указа наглядно проявилась та специфическая особенность царского законотворчества, которую в 1906 г. разоблачал своим острым пером Е.В. Тарле: «Так как наше самодержавие зажилось на свете дольше, нежели всякое иное, то ни в одной стране не накопилось столько законодательных авгиевых стойл, нигде решительно памятники законодательства не являются до такой степени прежде всего и больше всего памятниками страха, тревожного предвидения грядущих опасностей для правящей кучки. Никогда не поймет наших законов, новелл к этим законам, новелл к этим новеллам и т. д. тот будущий историк, который, положив на своем письменном столе текст изучаемого закона по левую руку, не положит по правую руку донесения департамента полиции за те месяцы, которые соответствуют времени зарождения и изготовления данного закона» .

Закон 9 августа 1878 г. передавал в ведение военных судов не все дела о государственных преступлениях, а лишь те из них, которые были сопряжены с «вооруженным сопротивлением властям» . Прочие же дела оставались подведомственными судебным палатам, если не объявлялось высочайшее повеление о разбирательстве того или иного из низы в ОППС. Но в условиях, когда борьба народников все сильнее разгоралась и нацеливалась против самодержавия (2 апреля 1879 г. А.К. Соловьев стрелял в царя), царизм цеплялся за чрезвычайные меры и продолжал военизировать судопроизводство. Высочайший указ от 5 апреля 1879 г. дал право временным генерал-губернаторам предавать военному суду, «когда они признают это необходимым», обвиняемых в любом государственном преступлении . Теперь военные суды стали решать даже такие дела, в которых не было и намека на насилие: например, дело С.П. Ободзинского в Харьковском военно-окружном суде 31 января 1882 г. по обвинению в «распространении преступных сочинений» или дело Н.Н. Рашевского, преданного военному суду в Москве 23 сентября 1881 г. за «имение у себя» (?!) запрещенной литературы .

Судили революционеров по указу от 5 апреля 1879 г. военные суды двух категорий: военно-окружные (в каждом военном округе) и временные военные (для срочного решения дел в местах, отдаленных от того города, где функционировал военно-окружной суд). Как военно-окружной, так и временный военный суд комплектовались из кадровых офицеров по назначению командующего войсками округа (для военно-окружного суда) и начальника дивизии (для суда временного). Председательствовал в военно-окружном суде непременно генерал, а в суде временном - старший офицер, командированный из состава военно-окружного суда .

Порядок прохождения политических дел через военные суды обеих категорий был одинаков. Его определял приказ военного министра от 8 апреля 1879 г., изданный в дополнение к военно-судебному уставу. Согласно этому приказу, любой генерал-губернатор «в тех случаях, когда преступление учинено столь очевидно, что не представляется надобности в предварительном разъяснении», мог предавать обвиняемых суду без предварительного следствия, сразу после жандармского дознания; военный прокурор, получив дознание, обязан был представить дело генерал-губернатору с заключением о передаче в суд «не позже как в течение следующего дня»; обвинительный акт прокурор должен был изготовить и предложить суду «в течение суток» по получении дела от генерал-губернатора; суд, получив от прокурора обвинительный акт, обязан был начать разбирательство дела «немедленно и не позже как на следующий день (курсив мой. - Н.Т. )»; наконец, приговор полагалось объявить в течение 24 часов от начала суда .

Таким образом, главной чертой военно-судебного разбирательства оказывалась чисто воинская оперативность, неминуемо сопряженная в данном случае с крайней бесцеремонностью. Показательным в этом смысле было и предоставленное военным судам право не вызывать на судебные заседания свидетелей, а использовать показания, вытребованные у них на дознании или предварительном следствии (если таковое было) .

Так выглядели судебные установления, где, начиная с 1879 г., проходила большая часть политических процессов: в 1879 г. - 22 из 30, в 1880 г. - 25 из 32, в 1881 г. - 11 из 16, в 1882 г. - 13 из 21 и т. д. Всего с августа 1878 г. до 1 марта 1881 г. из 63 политических процессов 48 слушались в военных судах, а из 84 следующих дел о государственных преступлениях с 1 марта 1881 г. по 1889 г. еще 45 тоже были рассмотрены военными судами .

Царизм не прочь был бы отнести к ведению военных судов вообще все политические дела, даже самые важные. Дело о цареубийстве 1 марта 1881 г. и то предполагалось вначале решить военным судом . Военный министр Д.А. Милютин вынужден был разъяснять министру юстиции Д.Н. Набокову и через посредство Набокова царю, как было бы «неудобно и неблаговидно совершить столь важное государственное дело второпях, почти втихомолку, в простом заседании военно-окружного суда» и как «прилично в подобном важном случае подвергнуть злодеев суду Сената» . После этого понадобилось специальное совещание у царя с участием вел. кн. Владимира Александровича, председателя Комитета министров П.А. Валуева, четырех министров (М.Т. Лорис-Меликова, Д.А. Милютина, Д.Н. Набокова, А.В. Адлерберга) и статс-секретаря, где и «состоялось решение в пользу суда Сенатом» .

Интересно, что первомартовцев как 1881, так и 1887 г. не стали судить Верховным уголовным судом, который после судебной реформы 1864 г. созывался дважды именно по делам о покушениях на цареубийство (Д.В. Каракозова в 1866 г. и А.К. Соловьева в 1879 г.). Вероятно, в противоположность излишне упрощенному (для столь важного дела, как попытка или даже факт цареубийства) порядку судопроизводства в военных судах Верховный уголовный суд был неудобен для правительства из-за чрезмерной громоздкости следственного и судебного разбирательства и самого состава суда. Председателем его являлся, по уставу, председатель Государственного совета (т. е. один из великих князей), членами - председатели департаментов Государственного совета и первоприсутствующие в кассационных департаментах Сената, а прокурорские обязанности не только на суде, но и в ходе предварительного следствия возлагались на министра юстиции . К тому же, как подметил С.М. Шпицер, возможно, сказалась и «сложность процесса, требовавшая особой опытности и уклона юристов» , чего недоставало Верховному уголовному суду (военным судам, кстати, тоже), меж тем как Особое присутствие Сената в избытке владело «должным опытом и уклоном».