Военные училища в 1940 году. Пехотные училища ркка. Абхазцы в Гомеле

На долю Ксении Годуновой, одной из самых пленительных русских красавиц, выпала трагическая судьба. Родилась она еще при жизни Ивана IV Грозного, а пора ее юности совпала с эпохой самых блестящих надежд для ее родителей. В 1598 воду отец Ксении Борис Годунов был выбран царем на Земском соборе, а 3 сентября того же года коронован в Успенском соборе в Кремле.

Неслыханное восхождение сироты, начавшего свою службу в качестве стряпчего при дворе Ивана Грозного, до поста правителя государства при царе Федоре Ивановиче и, наконец, властителя огромной Российской державы, обещало всему роду Годуновых блистательное будущее. Даже недруги отдавали должное Годунову, что он мог заслужить славу одного из лучших правителей мира и совершить много великих дел, если бы не помешали ему грандиозные стихийные бедствия и трагические события. А историки В.О. Ключевский и С.Ф. Платонов отмели как клевету никем не доказанные обвинения Бориса Годунова в многочисленных кровавых преступлениях.

В лучших словесных портретах непредвзятых современников говорится о красоте лица, величественных манерах, неизменной приветливости и мягкости в обращении, звучном голосе и красноречии Бориса Годунова, который «цвел благолепием» и «образом своим множество людей превзошел». Среди добродетелей царя русские летописцы и бытописатели особенно отмечали постоянство в семейной жизни и привязанность к детям. Очевидно, красоту, тонкую душевную организацию и талант Ксения унаследовала от отца, так как о жене Бориса Годунова, честолюбивой дочери опричника Малюты Скуратова Марии Григорьевне, таких лестных отзывов не встречается. Напротив, именно ей чаще всего приписывали неблаготворное влияние на мужа.

Вот уже почти 400 лет в Троице-Сергиевой лавре хранятся две работы, авторство которых монастырское предание приписывает Ксении Годуновой. Работы талантливой царевны-вышивальщицы относят к 1601-1602 годам. Именно в это время царевну Ксению сватали за герцога Иоанна, брата датского короля Христиана IV.

Первая работа Ксении - покровец для изголовья гробницы Сергия Радонежского, на котором царевна-мастерица вышила рублевскую «Троицу». По малиновому атласу мелким жемчугом искусно вышиты фигуры, венцы у ангелов, одежды, стол, палаты, очертания гор и кроны деревьев. На полях, среди растительного орнамента, выполненного крупным жемчугом и самоцветными камнями, размещены серебряные и позолоченные пластины-дробницы с изображениями Богоматери, Иоанна Предтечи, Сергия Радонежского и святых, соименных членам царской семьи Годуновых: Бориса, Марии, Федора, Ксении.

Вторая работа Ксении Годуновой из собрания Троице-Сергиевой лавры - многофигурная красочная композиция, вышитая на бархате, предназначенном покрывать «жертвенник»: сидящий на троне Христос, рядом с ним расположились Богоматерь и Иоанн Предтеча, у ног их склонились Сергий и Никон Радонежские. Выполненная умелым комбинированием 15 различных узоров и швов, картина Ксении Годуновой отличается особой выразительностью лиц, объемностью фигур, изяществом и тонким вкусом в подборе цветов драгоценных камней, в сочетании жемчужного и золотого шитья.

Эти два чудом сохранившиеся прекрасных произведения Ксении Годуновой напоминают нам о ней, о ее печальной судьбе и о том, сколько радости и красоты могла эта талантливая художница-вышивальщица подарить своим современникам и потомкам, если бы не обрушились на ее род и страну неисчислимые бедствия Смутного времени.

В мечтах о счастье и о своем женихе, датском герцоге Иоанне, склонялась царевна над девичьим шитьем. Но судьба сулила ей горести и утраты. Принц датский, герцог Иоанн, брат короля Христиана IV, был вторым женихом дочери царя Бориса Годунова, Ксении. Желая непременно выдать свою дочь за иноземного герцога или принца, Борис Годунов искал жениха во всех отношениях достойного руки царевны.

В это время сын низложенного шведского короля Эрика ХIV герцог Густав скитался по Европе. Юный принц Густав бежал из своего отечества, где его намеревались погубить родственники, захватившие его наследственное право. Наконец он отдал себя под покровительство Польши, поселившись в городе Гданьске. Однако дела Густава в Польше оставляли желать лучшего, и он тайно отправил письмо московскому царю. Переписка шведского принца с Борисом Годуновым началась почти сразу же, как он вступил на русский престол.

Вскоре Густава пригласили приехать в Москву. В августе 1599 года принц-скиталец бежал из Польши и, несмотря на посланную за ним погоню, благополучно добрался до Московии. Навстречу Густаву в назначенное время и место на границе с Польшей было послано несколько придворных с немецкими переводчиками, а также повозки, лошади и все необходимое для дороги. 19 августа Густав торжественно въехал в Москву, его встречали с такой пышностью и почетом, что большего не могли бы оказать и королю. На приеме царь Борис и царевич Федор, приветствуя принца, выразили сожаление об его несчастиях и в присутствии всех бояр обещали ему покровительство Московского государства.

Прослышав о том, как принц Густав благоденствует в Москве, немало молодых дворян прибыло к нему на службу. Но неожиданно все переменилось. Тщеславный и самонадеянный Густав, возомнив, что при столь милостивом отношении ему все теперь дозволено, вызвал из Польши жену своего бывшего хозяина Христиана Катера, некую Катерину, с которой он во время своего пребывания в Гданьске вступил в любовную связь и прижил несколько детей. В Москве он велел возить ее в карете, запряженной четверней белых лошадей и в сопровождении многих слуг, как ездят царицы. Недовольные из свиты принца говорили, что эта женщина оказывала на него дурное влияние, и под этим влиянием он стал надменным в отношениях со своими дворянами и вспыльчивым по отношению к слугам, которых часто бил.

Постепенно все придворные принца и иноземные дворяне отошли от него, многие поступили на службу к русскому царю, который благосклонно принял их, назначив хорошее жалованье и дав отличные поместья. Узнав подлинный характер принца Густава, Борис Бодунов почел невозможным отдать за него свою дочь Ксению. Царь Борис повелел объявить принцу, что его поведение не достойно звания королевского сына. Хотя увещевания удерживать себя от неприличных поступков и сумасбродств не возымели действия и Борис решил, что такой принц не может стать его зятем, однако не прогнал его и не обрек на нищенское существование. Борис Годунов пожаловал Густаву город Углич с уездом, с которого принц мог получать ежегодный доход. Но управлять этим уделом должен был назначенный от царя дворянин, а принцу на его содержание доставлять доходы. В 1601 году шведского принца Густава разлучили с его сожительницей Катериной и отвезли в Углич. Там его содержали по-княжески до самой его смерти в 1607 году.

На смертном одре шведский принц, много скитавшийся по западным странам и живший там в большой нужде, очень сожалел, что следовал больше советам своей сожительницы, чем благоволению русского царя Бориса Федоровича Годунова. Густав был погребен в Кашине в монастыре Димитрия Солунского 22 февраля 1607 года. Он умер при Василии Шуйском, через два года после того, как русский престол путем обмана и мистификаций захватил авантюрист-самозванец Лжедмитрий I. Кто знает, если бы он стал в свое время мужем дочери Бориса Годунова, то мог бы спасти не только Ксению, но и ее брата, молодого царя Федора, и всю династию Годуновых. Не эти ли терзания совести свели принца Густава в могилу раньше срока?

Через год после неудавшейся попытки выдать дочь за шведского принца Борис Годунов через послов получил согласие датского короля Христиана IV на брак своего брата Иоанна с царевной Ксенией. Датский принц герцог Иоанн должен был навсегда поселиться в России в уделе, который пожалует ему тесть. Иоанну было обещано Тверское княжество.

6 августа 1602 года датский принц на нескольких кораблях в окружении многочисленной свиты, доходившей числом до четырехсот человек, прибыл в Ивангород. Отсюда его путешествие до Москвы было настоящим праздничным шествием. На каждой остановке по русскому обычаю хлебосольно и предупредительно угощали его и всю его свиту. При въезде в города принца Иоанна встречали пушечными выстрелами, отдавая почести высокому гостю и торжественно приветствуя от имени царя. Принц Иоанн ехал через Новгород, Торжок, Старицу, его сопровождали боярин Михаил Салтыков и дьяк Афанасий Власьев , хорошо знакомые с иноземными обычаями. Ехали медленно, делая не более тридцати верст в день, Иоанн беседовал с сопровождавшими его боярином и дьяком, узнавал от них о гражданском и церковном устройстве в Московском государстве.

19 сентября 1602 года принц Иоанн прибыл в Москву. Утром, перед въездом в стольный град его встретил посол Михаил Татищев, который привел ему в подарок от царя Бориса Годунова прекрасную серую лошадь со сплошной серебряной сбруей и с позолоченным, украшенным драгоценными камнями оплечьем на шее. На этом царском аргамаке принц Иоанн подъехал к Москве, где его встречало с большой торжественностью множество народа и десять тысяч русских всадников, одетых так нарядно, что, по впечатлению очевидцев, казалось, будто поле за Москвой превратилось в «золотую гору, покрытую различными цветами», а прибывшие иноземцы «с великим удивлением взирали на пышность и великолепие московитов».

Когда принц Иоанн и его свита въехали в город через Тверские ворота, зазвонили сразу все московские колокола и на улицы высыпали празднично разодетые люди. Принца со свитой проводили в Китай-город и поместили в лучшем доме, заранее для него приготовленном. Царь Борис и сын его Федор видели свиту датского принца с кремлевской стены, откуда наблюдали за торжественным въездом герцога Иоанна в Москву.

А 28 сентября 1602 года, когда гости устроились и отдохнули после дальней дороги, принца Иоанна со всей свитой пригласили на обед в Грановитую палату. Царь Борис и царевич Федор обняли представшего перед ним принца Иоанна как родного. Во время обеда царь во всем величии восседал на золотом троне, за столом рядом с ним были его сын, царевич Федор и принц Иоанн как будущий зять. Кроме членов царской семьи, никто не мог сидеть рядом с государем. Они втроем сидели за одним столом, а кругом стояли столы, где каждый занимал место по своему чину. Пир длился от полудня до ночи. Борис Годунов долго беседовал с датским принцем о его брате-короле и других государях и трижды пил за здоровье герцога Иоанна. По окончании пира царь и царевич сняли с себя золотые цепи и возложили на датского принца. В тот же день было решено совершить бракосочетание в начале зимы.

Царевны Ксении здесь не было, так как по известному русскому обычаю того времени она, как невеста, не могла до свадьбы видеть своего суженого лицом к лицу. Но она видела его из тайной «смотрильной палатки», специально устроенной в Грановитой палате для царских особ женского пола. По единодушному мнению современников, принц Иоанн был красивый, статный юноша. Умный, скромный, обходительный, он понравился Борису Годунову. Приятное впечатление произвел принц Иоанн и на царевну Ксению.

Вскоре после представления принца Иоанна русскому царю семья Годуновых поехала в Троице-Сергиевскую обитель помолиться о счастье Ксении. Датский принц Иоанн остался в Москве. Он решил употребить время отсутствия царя с семейством на изучение русского языка, за который он принялся ревностно, и даже говорил, что желает принять православную веру. Невеста Ксения, бывшая с родителями на богомолье, прислала в дар жениху, по русскому обычаю, богато убранную постель и белье, расшитое серебром и золотом. Ежедневно слали гонцов из Москвы к царю Борису и обратно из Троицы - к принцу Иоанну.

16 октября, находясь в Братошине на пути из Троицы, Борис Годунов узнал о внезапной болезни принца. Приехав в Москву, царь стал умолять врачей и своих, и прибывших с принцем из Дании спасти дорогого будущего зятя и сулил за его выздоровление великие милости. Борис Годунов дал обет: если принц останется жив, то он отпустит на свободу четыре тысячи узников, а также велел раздавать нищим богатую милостыню.

Поначалу врачи уверяли царя, что болезнь герцога Иоанна не опасна и излечима. Но ему становилось с каждым днем хуже. 27 октября Борис Годунов посетил больного принца Иоанна. И когда нашел его очень слабым, то стал горько плакать и жаловаться у его постели. Один из членов датской свиты услышал и записал в дневник слова русского царя: «Заплакала бы и трещина в камне, что умирает такой человек, от которого я ожидал себе величайшего утешения, - восклицал Борис Годунов . - В груди моей от скорби разрывается сердце».

Царь приехал к нареченному зятю и на следующий день. Принц Иоанн был без сознания и бредил. Царь сильно предавался горю и не отходил от его постели. К вечеру жар усилился, и 29 октября в два часа ночи, не приходя в сознание, принц скончался. Ксения, услышав о смерти своего жениха, сильно убивалась по нему, а Борис Годунов сказал ей: «Погибло, дочь, твое счастье и мое утешение». В трагедии А.С. Пушкина безутешная Ксения Годунова , целуя портрет умершего жениха, произносит:

Милый мой жених,

Прекрасный королевич,

Не мне ты достался,

Не своей невесте,

А темной могилке

На чужой сторонке...

Ксения осталась невестой-вдовой. В последующие годы обстоятельства складывались так трагически, что царю Борису Годунову было уже не до искания женихов.

Именно в это время в Польше объявился самозванец - Лжедмитрий. Оживили идею о чудесно спасшемся царевиче Дмитрии политические противники Бориса Годунова. Но стремительным успехам авантюриста-самозванца способствовали не только покровительство польского короля Сигизмунда III и поддержка русских бояр-изменников, но и настроения и ожидания русского народа, в сознании которого слухи о спасшемся «прирожденном государе», младшем сыне Ивана Грозного, превратились в утопическую веру в «доброго царя». Трагедия заключалась в том, что молва эта, попав в народную среду, распространилась быстрее морового поветрия. А между тем под именем законного наследника русского престола к власти шел неразборчивый в средствах самозванец-авантюрист и изменник, который еще до вступления на Русскую землю заключил тайные соглашения с Сигизмундом III о передаче Речи Посполитой обширных территорий и огромных богатств Московского государства. Кроме того, перейдя в католическую веру, самозванец-вероотступник обещал своим польским покровителям привести все православное царство Московское в католичество за год и жениться на подданной польского короля, Марине Мнишек, дочери Юрия Мнишека, который представил Лжедмитрия Сигизмунду III.

Подлинное имя и историю самозванца Лжедмитрия московские власти установили очень быстро. Знала об этом, конечно, и Ксения. «Дмитрием» называл себя беглый монах-расстрига Григорий Отрепьев, которого обличили его мать, родной брат и дядя. В августе 1603 года Борис Годунов через Посольский приказ обратился к первым польским покровителям самозванца с требованием выдать «вора». Однако внутри России появление самозванца долго замалчивалось, слухи о нем беспощадно пресекались. И это понятно. Они порочили правителя Бориса Годунова, объявляя его причастным к гибели царевича Дмитрия, который умер во время приступа эпилепсии в Угличе в 1591 году, за семь лет до того, как царем был избран Борис Годунов . Открытое обличение самозванца в стране началось лишь тогда, когда Лжедмитрий вторгся в Россию. Но они уже не могли искоренить слухи о вновь объявившемся претенденте на русский престол - царе-избавителе.

Первое вторжение Лжедмитрия, поддержанное польским королем, в 1605 году потерпело полный крах. Быть может, династия Годуновых так и не была бы сброшена с трона проходимцем-самозванцем, если бы не внезапная смерть царя Бориса. Только близкие родственники, наверное, понимали в полной мере, что злобная клевета, обвинявшая Бориса Годунова в убийстве последних членов законной династии, включая царя Федора Ивановича и царевича Дмитрия, подрывала его здоровье сильнее, чем последние трудные годы правления. Царь Борис стал тяжело болеть с 1602 года. В 1604 году его постиг первый паралитический удар, несколько недель Борис Годунов не выходил, а когда появился, то волочил за собой ногу. 13 апреля 1606 года еще далеко не старый Борис Годунов скоропостижно скончался от апоплексического удара.

Смерть царя Бориса Годунова усилила смуту в Российском государстве, дала новый толчок к распространению слухов об «истинном царевиче Дмитрии», расчистила путь самозванцу, погубившему династию Годуновых. Преемник Бориса Годунова, его шестнадцатилетний сын Федор, «подавал народу твердую надежду, что будет добрым, благочестивым царем», но царствовал после смерти отца только два месяца. Царевна Ксения стала свидетельницей внезапного и трагического падения своего рода и предательства тех, на кого Годуновы возлагали свои надежды.

7 мая 1605 года боярин Петр Федорович Басманов, которому Борис Годунов незадолго до кончины вверил командование армией, изменил царю Федору Борисовичу под Кремами и перешел вместе с войсками и другими знатными боярами на сторону Лжедмитрия I. Оставшись без армии, царская семья Годуновых оказалась совершенно незащищенной. Несколько тысяч московских стрельцов, до конца верных Федору Борисовичу, молодой царь отправил на Оку, защищать Москву. И они остановили Лжедмитрия I под Серпуховом. Тем временем 1 июня произошло восстание в Москве. Пробравшиеся в Москву гонцы самозванца прочитали с лобного места «прелестные грамоты» Лжедмитрия, которые обличали «изменников Годуновых, неправедно завладевших царством». Толпа бросилась громить и грабить дворы бояр, зажиточных людей и торговцев, нажившихся на голоде. Однако восставший в Москве народ, издеваясь над сильными мира сего, никого не убивал и не казнил Годуновых. Царицу Марию Григорьевну, вдову Бориса Годунова, и его сына, царя Федора Борисовича, убили «воровские» бояре-изменники.

Остановившись в Серпухове, Лжедмитрий I не решался войти в Москву до той поры, пока были живы молодой Федор Годунов и его мать-царица. Послав в столицу бояр с приказанием умертвить сына и жену Бориса Годунова, самозванец, наслышанный о необычайной красоте Ксении, «дщерь повелел в живых оставити, дабы ему лепоты ея насладитися». 10 июня 1605 года князья-убийцы Василий Голицын , Василий Мосальский, Михаил Молчанов и Андрей Шерефетдинов в сопровождении отряда стрельцов ворвались на подворье Годуновых, захватили царицу Марию Григорьевну и ее детей и развели «по храминам порознь». Царица от неожиданности потеряла дар речи и не оказала никакого сопротивления. Федор Годунов, «поистине юный витязь и писаный красавец», мужественно сопротивлялся, так что палачи долго не могли с ним справиться. Отчаянно вырывавшуюся Ксению Годунову увезли в дом к одному из губителей ее матери и брата, князю В. Масальскому. Позже она узнала, что задушившие Федора и Марию Годуновых бояре-убийцы объявили народу, что царь и царица покончили жизнь самоубийством - «испиша зелья», а «царевна едва оживе». Хотя этому никто не поверил, так как тысячи людей, в том числе историк той эпохи Петр Петрей, собственными глазами видели следы от веревок, которыми были задушены царь Федор и царица Мария Григорьевна, бояре запретили традиционный обряд погребения. Федора и его мать закопали, как самоубийц, возле ограды бедного Варсонофьевского монастыря на Сретенке. В одну яму с ними были брошены останки Бориса Годунова, которые родовитые бояре извлекли из Архангельского собора. Так пресмыкавшиеся перед тираном-самозванцем знатные бояре-изменники решили посмертно лишить почестей законно избранного, но «худородного» царя Бориса Годунова.

Все это время в один час осиротевшую Ксению Годунову удерживали в доме князя В. Мосальского. Догадывалась ли несчастная царевна, что очень скоро настанет день, когда ее поведут на поругание к тирану-самозванцу? Ждала ли она чудесного избавления?

20 июня 1605 года Лжедмитрий вступил в Москву. Накануне П. Басманов низложил и проклял как прислужника Годуновых престарелого патриарха Иова. С позором изгнанный из Москвы патриарх мог обличить самозванца, который в бытность свою дьяконом служил Иову и хорошо был ему знаком. Попытка Василия Шуйского в первые дни пребывания расстриги-самозванца в Москве «не дать ему сесть на царство» не удалась и едва не стоила ему жизни. 18 июля возвратилась из ссылки в Москву вдова Ивана Грозного Мария Федоровна Нагая (в иночестве Марфа) и всенародно признала Лжедмитрия I своим сыном. Признание мнимой матери покончило с колебаниями тех, кто все еще сомневался в его царском происхождении. В обстановке всеобщего ликования народа по поводу обретения истинного государя и наступления счастливого царства изменник-расстрига Гришка Отрепьев был коронован. Обряд царского венчания, призванный подчеркнуть возрождение законной династии, совершался дважды: сначала - в Успенском соборе, а затем - у гробов «предков» в Архангельском соборе.

Вот тогда-то и наступил самый злосчастный день в жизни Ксении Годуновой. По приказанию Лжедмитрия I князь В. Мосальский привел к нему во дворец бедную царевну. Это мгновение изобразил талантливый русский художник Н. Неврев на своей картине «Ксения Борисовна Годунова, приведенная к самозванцу». Прекрасная царевна рыдает, закрыв лицо рукою. В самом деле, трудно себе вообразить что-либо ужаснее положения женщины, отдаваемой на поругание похотливому самозванцу, которого она считала убийцей своих дорогих родных. И какой женщины? Той, которая три года назад могла стать женой благородного Иоанна Датского!

Теперь перед Ксенией был человек, внушавший ей омерзение и своими деяниями, и своей внешностью. По словесным портретам современников, в том числе уже упоминаемого русского писателя И.М. Катырева-Ростовского, Лжедмитрий I имел телосложение и лицо «не царсково достояния». Приземистый, небольшого роста, он был широк в плечах, почти без талии, с короткой шеей и огромными руками разной длины. На грубом желтом лице Лжедмитрия-Отрепьева не было ни усов, ни бороды, толстый нос напоминал по форме башмак, возле него росли две большие синие бородавки, взгляд колючих маленьких глаз довершал гнетущее впечатление.

Все русские и иностранные современники утверждают, что Лжедмитрий, приказав доставить к себе во дворец Ксению Годунову, против ее воли продержал ее у себя наложницей полгода. Как он обращался с ней все это время, неизвестно. Живший в те дни в Москве голландец Исаак Масса, у которого не было оснований чернить Лжедмитрия I, сообщает о том, что самозванец предавался в Москве безудержному разврату. Его клевреты-угодники П. Басманов и М. Молчанов тайно приводили во дворец к царю-распутнику пригожих девиц и красивых монахинь, приглянувшихся ему. Когда уговоры и деньги не помогали, в ход пускали угрозы и насилие. Рассказывая о распутстве и извращенных наклонностях Лжедмитрия I, которые очень повредили его репутации, Исаак Масса писал: «Он был распутником, ибо всякую ночь растлевал новую девицу, не почитал святых инокинь и множество их обесчестил по монастырям, оскверняя таким образом святыни, он также растлил одного благородного юношу из дома Хворостининых, которые принадлежат к знатному роду, и держал этого молокососа в большой чести, чем тот весьма величался и все себе дозволял».

Будущего тестя Лжедмитрия I, Юрия Мнишека, более всего тревожило присутствие при дворе самозванца дочери Бориса Годунова - Ксении. Нетрудно догадаться почему. Польская невеста Лжедмитрия, Марина Мнишек , не знала себе равных в страсти к роскоши, власти и авантюрам, но в отличие от признанной красавицы Ксении Годуновой не обладала ни женской привлекательностью, ни женским обаянием. Даже на парадном портрете, идеализирующем внешность претендентки на роль русской царицы, Марина Мнишек выглядит малопривлекательной. Тонкие губи, изобличавшие высокомерие, тщеславие и мстительность, вытянутое лицо, слишком длинный нос, жидкие черные волосы, низкорослое, тщедушное тело - все это мало отвечало тогдашнему идеалу женской красоты.

Прошло полгода, как Лжедмитрий занял русский трон, но он не спешил приглашать из Польши панну Марину, на которой обещал жениться под страхом проклятия. 25 декабря 1605 года Юрий Мнишек, жаждавший вместе с дочерью скорее добраться до русских богатств и царской казны, обратился к будущему зятю с письменным выговором: «Так как известная царевна, дочь Бориса Годунова, живет вблизи вас, то по моему и благоразумных людей совету благоволите ее удалить и отослать подалее».

Получив письмо Юрия Мнишека, самозванец не стал перечить своему будущему тестю. В начале 1606 года Ксения Годунова была насильно отвезена в глухой Горицкий монастырь на Белоозере. Здесь она была пострижена в монахини под именем Ольги и отныне должна была оставаться до самой своей смерти. Не надеясь когда-либо вернуться в Москву, чтобы оплакать могилы своих родителей и брата, Ксения Годунова мысленно возвращалась к своему прошлому, к тем бедам, которые постигли ее семью и всю Русскую землю. На далеком Белоозере сочинила Ксения Годунова несколько песен, которые позже обнаружили в записной книжке англичанина Ричарда Джеймса. Вот одна из них:

А светы вы, наши высокие хоромы!

Кому вами будет владети

после нашего царьского житья?

А светы, браные убрусы!

береза ли вами крутити?

А светы, золоты ширинки!

лесы ли вам дарити?

А светы, яхонты-серешки!

на сучье ли вас задевати, -

после царьсково нашего житья,

после батюшкова представленья

а света Бориса Годунова?

А что едет к Москве Рострига

да хочет, терема ломати,

меня хочет, Царевну, поимати,

а на Устюжну на Железную отослати,

меня хочет, Царевну, постритчи,

а в решетчатый сад засадити.

Ино ох-те мне горевати:

«как мне в темну келью ступити,

у игуменьи благословитца?»

17 мая 1606 года в результате дворцового переворота, организованного дворянами-заговорщиками и поддержанного народом, Лжедмитрий I, бывший монах-расстрига Григорий Отрепьев, был убит. Избранный царем Василий Шуйский перевел Ксению Годунову во Владимировский Княгинин монастырь. В целях дискредитации идеи «доброго царя Дмитрия» и укрепления авторитета власти царь Василий Шуйский устроил торжественное перенесение останков Бориса Годунова и членов его семьи, убитых по приказу самозванца, из убогого Варсонофьевского монастыря в Троице-Сергиевский. Бояре и монахи на руках пронесли гробы с прахом царя Бориса Годунова, его жены и сына. Царевна Ксения, одна только и оставшаяся в живых из всей семьи Годуновых, ехала следом за этим погребальным шествием в закрытых санях, громко плакала и причитала. Присутствовавший на этой церемонии Конрад Боссов записал в своей «Московской хронике» ее причитания: «О горе мне, бедной покинутой сироте! Самозванец, который называл себя Димитрием, а на самом деле был только обманщиком, погубил любезного моего батюшку, мою любезную матушку и любезного единственного братца и весь наш род, теперь его самого тоже погубили, и как при жизни, так и в смерти своей он принес много горя нашей земле. Осуди его, господи, прокляни его, господи!»

Тогда многие уже стали сильно жалеть Бориса Годунова, говоря, что лучше было бы, если бы он жил еще и царствовал. А умная и проницательная Ксения Годунова предвидела, что за убитым самозванцем-расстригой явятся новые обманщики, которые принесут много бед Русской земле. В одной своей песне Ксения также сетует: «За что наше царьство загибло?»

Дочь Бориса Годунова не ошиблась. В стране продолжались Смута и гражданская война. За Лжедмитрием I появился Лжедмитрий II, а затем и Лжедмитрий III… В 1609 году началась открытая польская и шведская интервенция.

Приехав в начале 1609 года в Троице-Сергиевский монастырь для поминовения родителей и брата, Ксения, теперь монахиня Ольга, была застигнута полчищами поляков, осаждавшими монастырь под командованием Сапеги и Лисовского. В монастыре укрылись жители многих окрестных деревень. Осада длилась полтора года и закончилась поражением поляков, которые не смогли сломить мужество и смелость защитников монастыря-крепости. Вместе с осажденными все трудности и бедствия стойко переносила и Ксения Годунова .

Сохранилось письмо, написанное Ксенией в осажденном монастыре и предназначенное жившей в Москве тетке, княгине Домне Богдановне Ноготковой, родной сестре Евдокии Богдановны Сабуровой, одной из жен царевича Ивана, убитого отцом Иваном Грозным. В письме от 29 марта 1609 года Ксения сообщает: «Я у Троицы в осаде в своих бедах чуть жива, конечно, больна со всеми старицами, и впредь, государыня, никако не чаем себе живота, с часу на час ожидаем смерти. Да у нас же за грех за наш моровое поветрие, всяких людей измяли скорби великия смертныя, на всякий день хоронят мертвых человек, по двадцати и по тридцати и больши...» Когда свирепствовавший в монастыре мор унялся, то «не осталося людей ни трети».

После освобождения Троице-Сергиевского монастыря от осады Ксения Борисовна Годунова вместе с племянницей Ивана Грозного, Марией Владимировной, переехала в Москву, в Новодевичий монастырь. Но и здесь, уже под иноческой одеждой, их ждало новое злоключение. В начале августа 1611 года казаки Ивана Заруцкого взяли приступом Новодевичий монастырь и разграбили его. В одной из грамот того времени говорится: «Когда Ивашко Заруцкий с товарищами Девичий монастырь взяли, они церковь Божию разорили, и черниц, королеву, дочь князя Владимира Андреевича, и Ольгу, дочь царя Бориса, на которых прежде и зрети не смели, ограбили донага, и иных бедных черниц и девиц грабили и на блуд имали, а как пошли из монастыря, и церковь и монастырь выжгли».

После этого нового, но уже последнего поругания, несчастную дочь Бориса Годунова вместе с другими монахинями отправили обратно во Владимирский Княгинин монастырь. С тех пор о ней не было никаких сведений до 1622 года. В этом году, 30 августа, на 41-м году жизни, прекратились все ее страдания. Перед своей смертью Ксения Годунова завещала похоронить ее рядом с родителями и братом. Последнее желание несчастной царевны исполнилось. Тело Ксении Борисовны Годуновой было перевезено в Троице-Сергеевский монастырь и погребено рядом с могилами родных у входа в Успенскую церковь.

Несправедливость и непомерность страданий прекрасной царевны Ксении, безвинной жертвы чудовищных преступлений, вызывали неподдельное сочувствие у современников. Русский народ вспоминает о ней в своих песнях. Трагическая судьба Ксении Годуновой нашла отражение в летописях, исторических повестях и записках соотечественников, а также в дневниках и воспоминаниях иностранцев. Трогательный образ Ксении Годуновой не оставил равнодушными русских художников последующих эпох. Ей посвятили свои художественные полотна В. Суриков, Н. Неврев и К. Маковский. Поэтически утонченную натуру Ксении чудесно изобразил А. Пушкин.

Сама Ксения Годунова оставила незабываемую память о себе потомкам песенно-поэтическими сочинениями и живописно вышитыми картинами.

Троице-Сергиева лавра сияет голубыми куполами, золотом и белизной стен. Зеленеют деревья и трава, толпа стоит перед входом в Троицкий собор, чтобы приложиться к раке с мощами преподобного Сергия Радонежского. Все шесть веков существования этого монастыря шли сюда со всей России толпы паломников. После венчания на царство каждый русский государь считал долгом поклониться мощам Сергия, приложиться к ним и попросить благословения. Не раз бывала здесь и семья царя Бориса Годунова. Не только бывала: вот уже почти 400 лет в ризнице хранятся удивительные по мастерству и художественному исполнению работы лицевого шитья дочери царя Бориса - Ксении Годуновой.

Лицевое шитье (двухсторонняя вышивка шелками, золотом, серебром, жемчугом и драгоценными камнями) подражало фреске и иконе. На работах, приписываемых монастырским преданием Ксении Годуновой, нет вкладных записей с ее именем, но произведения, дошедшие до нас как рукоделия царской дочери, говорят о тонком художественном вкусе исполнительницы, ее несомненной одаренности и высоком уровне профессионального умения. Монастырская опись относит их к 1601-1602 годам. Как раз в это время отец сватал Ксению за герцога Иоанна, брата датского короля Христиана IV.

У гробницы Сергия Радонежского Ксения молилась о своем счастье - и поэтому вышила на покровце, предназначенном покрывать изголовье гробницы преподобного, рублевскую «Троицу» по малиновому атласу. Все контуры фигур и предметов обнизаны в этом шитье жемчугом: венцы у ангелов, одежды, палаты, горы, очертания дуба, стола. На полях среди жемчужного растительного орнамента размещены серебряные позолоченные дробницы с изображением Богоматери, Иоанна Предтечи, Сергия Радонежского, а также святых, соименных семье Годуновых - Бориса (отца), Марии (матери), самой Ксении и Федора (брата). Второй работой Ксении Годуновой из Троице-Сергиевой лавры была индития - одежда на жертвенник, выполненная на испанском бархате. Здесь также присутствует Иоанн Предтеча, соименный ее жениху, датскому герцогу: в мечтах о нем она склонялась над пяльцами.

Теперь вся семья Годуновых, включая Ксению, лежит в белой невысокой палатке усыпальницы у входа в Успенский собор. К ней прислонены четыре небольшие плитки, извещающие о том, когда скончался каждый член семьи Годуновых: трое - в один год, 1605-й. На самой первой плитке - запись о кончине Ксении Годуновой, хотя она умерла позже всех: «Лета 7130 (1622) августа в 30 день преставися царевна инока Ольга Борисовна». Ольга - монашеское имя царской дочери, полученное ею при пострижении - насильственном! - когда Лжедмитрий, сделавший ее своей наложницей, по требованию отца Марины Мнишек отослал Ксению в монастырь. Да, не о такой судьбе для своей дочери мечтал Борис Годунов, сватая ее за герцога Иоанна!

В сентябре 1602 года жених Ксении прибыл в Москву с многочисленной свитой. Красивый, умный, обходительный, он понравился всем. Семья Годуновых отправилась в Троице-Сергиев монастырь (там уже находились рукодельные работы царевны) помолиться о счастье Ксении… а когда вернулись, узнали, что герцог заболел горячкой. Царские лекари не смогли помочь, через несколько дней Иоанн скончался. По рассказу Карамзина, Борис Годунов вошел к дочери со словами: «Твое счастье и мое утешение погибло». Однако в народе пошел слух, что принцу «приключилася смерть от умысла царского»: будто царь увидел, как все полюбили герцога, и испугался, как бы после его смерти не возвели на престол супруга Ксении, а не сына Бориса - Федора. Ксения осталась невестой-вдовой, чтобы сделаться потом утехой Лжедмитрия.

Вернемся, однако, к усыпальнице Годуновых. Смерть «благоверной царицы и великой княгини Марии Григорьевны всея Руси» и сына ее «благоверного царевича Феодора Борисовича всея Руси» совершилась в один день - 10 июня 1605 года. Всего лишь на два месяца опередил их царь Борис. Однако на момент своей смерти Федор был уже не царевичем, а царем, восшедшим на престол после смерти своего отца: на плитке день смерти Бориса Годунова обозначен как 1 мая 1605 года. Правда, историки уверяют, что он скончался 13 апреля 1605 года. Но важнее другое: здесь погребены два царя Годуновы - царь Борис Федорович и царь Федор Борисович.

Усыпальница Годуновых в Троице-Сергиевой лавре тем более удивительна, что все русские цари похоронены в двух других местах - в Архангельском соборе Московского Кремля (до Петра I) и в Петропавловском соборе Петропавловской крепости Санкт-Петербурга (после Петра I). Исключение составляет сын царевича Алексея, недолго пробывший на русском престоле, - Петр II. Он умер в Москве и погребен в Архангельском соборе. Лишь Годуновы лежат в лавре. Подходят люди, подводят экскурсии школьников, но видно: мало кто понимает трагедию, постигшую семью Годуновых, и трагедию страны, разоренной их правлением…

Убил или не убил Борис Годунов царевича Димитрия, законного наследника престола, чтобы самому занять трон, - об этом историки спорят до сих пор. Однако современники обвиняли Бориса Годунова и в убийстве Ивана Грозного (отравил), и в убийстве царя Федора Иоанновича, за которым была замужем сестра Годунова - Ирина. Говорили и о том, что Борис покончил с собой в страхе перед встречей с ожившим царевичем Димитрием. Победы Лжедмитрия, появившегося на границах Русского государства осенью 1604 года, ошеломили Годунова. Он обещал Ксению в жены воеводе И. Ф. Мстиславскому, посланному с войском против Самозванца; приданым должны были стать Казань и Сибирское царство. Тщетно: воевода потерпел поражение.

13 апреля 1605 года Борис Годунов внезапно скончался: из ушей и носа полилась кровь - и он упал без чувств. Над ним поспешно совершили посвящение в схиму, назвали Бориса Боголепом. От иностранных врачей пошли рассказы, будто царь сам отравил себя ядом - тем более что лицо умершего было изуродовано предсмертными конвульсиями и сильно почернело.

Борис боялся смерти и обращался к предсказателям. Говорят, юродивая Алена, затворница одного из московских монастырей, когда Годунов приехал к ней в первый раз, не впустила его к себе в келью, а во второй раз, велев принести кусок дерева, пропела над ним погребальную молитву: «Вот что ждет царя Бориса». С появлением в небе над Москвой яркой кометы Борис пригласил астролога из Ливонии, который посоветовал царю «хорошенько открыть глаза и поглядеть, кому же он оказывает доверие, да крепко стеречь рубежи». Но все оказалось напрасно.

Царя Бориса Годунова, как полагалось по обычаю, похоронили в Архангельском соборе Кремля. Однако ненадолго. Когда Самозванец подошел к Москве, Василия Шуйского, участника следствия в Угличе, заставили выступить перед москвичами, «точно ли царевича Димитрия похоронили». Князя Василия возвели на Лобное место Красной площади, и он во всеуслышание заявил: «Борис послал убить царевича, но царевича спасли, а вместо него погребен попов сын». Ненависть к Годунову и его жене Марии Григорьевне - дочери известного опричника и палача Малюты Скуратова - усилилась.

Когда в Москве на Красной площади два «гонца» Лжедмитрия - Гаврила Пушкин и Плещеев - зачитали его грамоты к народу, где царица Мария Григорьевна и ее сын Федор обвинялись в том, что они «о нашей земле не жалеют, да и жалети им было нечево, потому что чужим владели», в Москве началось восстание. Взялись за оружие и «чернь вся, и дворяне, и дети боярские, и всякие люди москвичи».

Разгромили тюрьмы, начали громить дворы Годуновых: «хоромы разломаша и в селех их, и в поместьях, и в вотчинах также пограбиша». В день восстания никого не убили и не казнили, тогда спаслась и царская семья, однако бояре сами велели посадить Годуновых под домашний арест. Свежую могилу Бориса Годунова в Архангельском соборе - по их приказанию - разрыли и гроб его выкинули. Этим надеялись заслужить расположение Самозванца. Тот распорядился, чтобы «были уничтожены те, кто его предал… пусть уберут с дороги также и молодого Федора Борисовича с матерью. Только тогда он приедет и будет им милостивым государем». Наслышанный о красоте Ксении Годуновой, Самозванец велел оставить ее одну из всей семьи, «дабы ему лепоты ея насладитися».

Сохранились две народные песни, которые приписывали Ксении Годуновой. В одной из них поется:

Сплачетца на Москве царевна:
Охти мне, молодой, горевати,
Что едет к Москве изменник,
Ино Гоишка Отрепьев расстрига,
Что хочет меня полонити…
Меня хочет, царевну, поимати…

Приказ покончить с Годуновыми был выполнен руками бояр и дворян - прежде всего М. Молчанова, А. Шерефединова и П. Басманова. Царицу Марию и Федора удавили, после чего вышедший к народу боярин Голицын объявил, что они отравили себя ядом - «испиша зелья и помроша». Однако иностранные свидетели видели на их шеях следы веревок, которыми мать с сыном были задушены. Объявив Годуновых самоубийцами, сторонники самозванца велели отвезти трупы в Варсонофьев монастырь на Сретенке и там зарыть у стены церкви, но внутри ограды. Туда же сбросили и останки бывшего царя Бориса.

Очевидец всех этих событий иностранец Исаак Масса написал в своем «Кратком известии о Московии в начале XVII века» надгробные эпитафии Борису Годунову и его супруге:

Борис Федорович Годунов
Ты был тиран, каких не видел свет,
Подобен Янусу, двуликий и чудесный,
Прекрасен, словно день, ты всем дарил привет.
Таков ты с виду был, но втайне и безвестный
Ты был другим; сокрыт твоих деяний след,
Но и тебе клочок земли достался тесный.
Мария Григорьевна
Куда тебя твоя жестокость привела,
Советы те, что ты супругу подавала?
Ты сотворила много больше зла,
Чем встарь Иезавел, Госролия свершала.
Но по заслугам ты и кару понесла,
Которую в тиши другим уготовляла.

10 июня Федор и Мария Годуновы были убиты, а 20 июня Самозванец вступил в Москву. Ксения Годунова, по требованию отца Марины Мнишек была пострижена в монахини и сослана в дальний монастырь на Белом озере.

Почти год спустя после гибели Годуновых - 8 мая 1606 года - состоялось коронование Марины Мнишек на русское царство и ее брачная церемония с «Димитрием». Многими тогда было замечено, что у царя из перстня выпал большой драгоценный камень. Кинулись его поднять - и не нашли.

Вскоре москвичи, давно оскорбленные выходками Димитрия Ивановича против русских обычаев, заверениями его о превосходстве иностранцев, стали свидетелями и его скорой гибели: Лжедмитрий был убит в результате заговора Василия Шуйского 17 мая - спустя несколько дней после свадьбы. Уверяли, что «Гришка Отрепьев продал душу дьяволу за то, чтобы посидеть царем на Москве», только не оговорил срока - сколько ему править. Тело его сожгли за Серпуховской заставой и выстрелили из пушки, заряженной его пеплом, в сторону Польши. Та же участь постигла и крепость на колесах, сооруженную в столице по велению Лжедмитрия. Бойницы ее выглядели наподобие чертовых голов, изображен был и вход в ад, изрыгавший пламя. Москвичи назвали крепость «адским чудовищем» и после смерти Самозванца предали ее огню.

На престол взошел Василий Шуйский - давний враг Бориса. Чтобы упрочить свой авторитет и украсить его жестом великодушия, он приказал перенести останки семьи Годуновых в Троице-Сергиеву лавру и похоронить там по царскому чину. Гробы несли бояре и монахи, следом за похоронной процессией ехала монахиня Ольга (Ксения Годунова), причитала и «голосила». Присутствовавший на церемонии Конрад Буссов записал ее причитания: «О горе мне, бедной, покинутой сироте! Самозванец, который называл себя Димитрием, а на самом деле был только обманщиком, погубил любезного моего батюшку, мою любезную матушку и любезного единственного братца и весь наш род, теперь его самого тоже погубили, и как при жизни, так и в смерти своей он принес много горя всей нашей земле. Осуди его, Господи, прокляни его, Господи!» Обращает внимание поразительное по трезвости наблюдение Ксении, что горе Русской земле Самозванец принес и своей смертью. Настоящего боярского раздора еще не было, но Ксения уже угадала его осенью 1606 года.

После похорон Ксения поселилась в Подсосенской обители около Троице-Сергиевого монастыря. С появлением войска Лжедмитрия II жители окрестных сел укрылись в монастыре, и Ксения-Ольга также оказалась за крепкими стенами, разделяя с осажденными все невзгоды. Знаменитая осада длилась полтора года и закончилась полным поражением поляков. Ксения переехала в Москву, в Новодевичий монастырь, где ее отец когда-то устроил лицедейское «всенародное избрание», когда вся Москва пришла просить Бориса сесть на царство. Однако судьба не оставила царевну бедами. Вскоре казаки Ивана Заруцкого, который после смерти Лжедмитрия II взял под свое покровительство Марину Мнишек, напали на Москву и разграбили Новодевичий монастырь. «И Ольгу, дочь царя Бориса, на которых прежде взглянуть не смели, ограбили донага, а других бедных черниц и девиц грабили и на блуд брали», - говорится в одной грамоте того времени…

С воцарением в 1613 году первого Романова - Михаила Федоровича - монахиню Ольгу (Ксению) удалили во Владимирский Княгинин монастырь, а потом в Суздальский Покровский. Там в 1622 году на 41-м году жизни Ксения и скончалась. По завещанию тело ее перевезли в Троице-Сергиев и похоронили рядом с родителями и братом. Современники считали, что несчастья настигали Ксению Годунову за грехи ее родителей, и видели в этом Божью кару. Так думал дьяк Иван Тимофеев во «Временнике»: «Явно, что за грехи родителей и всех ее родных она одна за всех перенесла всякое бесчестие». Известия о событиях в России долетели до самого запада Европы, и летом 1606 года - еще до того, как туда дошла весть о смерти Лжедмитрия, - испанский драматург Лопе де Вега написал пьесу «Великий князь Московский».

Шиллер накануне своей смерти также задумал драму, где Ксения должна была стать действующим лицом: листы с набросками остались на его письменном столе. Ксении собирался посвятить один из первых своих драматических опытов А. Н. Островский. Но еще ранее она стала героиней трагедии Пушкина «Борис Годунов». В одной из сцен трагедии Ксения целует портрет умершего жениха, не принимая утешений близких и твердя: «Я и мертвому буду ему верна». С чудодейственной силой прозрения Пушкин уловил самый дух художественной натуры Ксении Годуновой, поэтического и трагического лица русской истории.

#царевна #история #историяроссии

В середине прошлого века историков и филологов России взволновало открытие, сделанное в Оксфорде. При разборе бумаг английского посольства 1619 года в Московию была найдена записная книжка переводчика этого посольства, священника Ричарда Джемса, в которую какой-то русский человек вписал шесть исторических и лирических песен того времени. Эти прежде неизвестные песни представляли собой ценный памятник русской народной поэзии и языка XVI-XVII столетий.

Английское посольство осенью опоздало на последний корабль, отплывший из Архангельска в Англию, и часть его поехала на родину через Европу, другая же часть - среди них был и Ричард Джемс - осталась зимовать в Холмогорах. Тогда-то для него и были записаны эти песни.

Две среди шести песен посвящены дочери Бориса Годунова, Ксении, судьба которой не могла не волновать ее современников. В первой песне пойманная «белая перепелка» - образ страдающей Ксении - горюет о разоренном гнездышке, о сгоревшем дубе, на котором было это гнездо. Вторая песня - плач Ксении. Личностная форма песни, характер ее причитаний оставляют мало сомнений в том, что песня сочинена самой Ксенией Годуновой.

А силачетца на Москве Царевна,

Борисова дочь Годунова:

«Ино Боже, Спас милосердой,

За что наше царство загибло,

За батюшково ли согрешенье,

За матушкино ли немоленье?

А светы вы, наши высокие хоромы!

кому вами будет владети

после нашею царьсково житья?

А светы, браный убрусы!

береза ли вами крутити?

А светы, золоты ширинки!

лесы ли вами дарити?

А светы, яхонты-серешки!

на сучье ли вас задевати,-

после царьсково нашего житья,

после батюшкова преставленья

а света Бориса Годунова?

А что едет к Москве Рострига

да хочет теремы ломати,

меня хочет, Царевну, поймати,

на Устюжну на Железную отослати,

меня хочет, Царевну, постритчи,

а в решетчатой сад засадити.

Ино ох-те мне горевати:

"как мне в темну келью ступити,

у игуменьи благословитца?"

Кто в самом дело, кроме дочери царя Бориса, мог бы создать подобную песню? Народная молва жестоко относилась в ту пору к Борису Годунову, захватившему царский престол. Мнение о нем как об убийце царевича Димитрия - малолетнего сына Ивана Грозного - было единодушным. В песне же сказано сочувственно-прощающе: «батюшково согрешенье».

Жену Годунова, Марию Григорьевну, дочь свирепого опричника Малюты Скуратова, ненавидели и боялись еще больше. Ей приписывали злое влияние на мужа; и вдумчивый наблюдатель России тех лет голландский купец Исаак Масса, оставивший свои записки, отмечал: «…Она была более жестока… чем он; я полагаю, он не поступал бы с такою жестокостью и не действовал бы втайне, когда бы не имел такой честолюбивой жены, которая… обладала сердцем Семирамиды». В песне же о дочери Малюты Скуратова всего-то и укора: «матушкино немоленье».

За авторство Ксении Годуновой говорит и весь поэтический строй песни. Сожаленье Ксении о «браных убрусах» и «золотых ширинках» - это не только женская печаль об утраченных красивых вещах, но и гореванье рукодельницы, которая сама расшивала золотом эти ширинки и убрусы. С именем Ксении Годуновой сейчас для нас уже неразрывно связано представление как об одной из самых замечательных мастериц XVII века.

Женские лица в русской истории обычно неясно проступают в легендах и сказаниях, но трагическая судьба Ксении Годуновой выделяется своей осязаемостью. Она отражена и в летописях, и в записках соотечественников, а также в дневниках и воспоминаниях иностранцев, посетивших Московию в бурные годы Смутного времени. В пору, когда была записана эта песня, Ксения Годунова была еще жива.

Убил или не убил Борис Годунов царевича Дмитрия - об этом историки спорят до сих пор, но несомненно то, что призрак умершего наследника престола, который явился царю Борису в образе Самозванца, привел к гибели его самого. Победы Лжедмитрия, появившегося на границах русского государства осенью 1604 года, ошеломили Годунова. Воеводе И. Ф. Мстиславскому, поставленному во главе войска, которое было послано против Самозванца, он обещал в случае удачи дочь Ксению в жены, а в приданое Казань и Сибирское царство. Однако воевода потерпел поражение.

13 апреля 1605 года Борис Годунов внезапно скончался. А через два месяца его юный сын Федор, наследовавший за отцом престол, и вдова Мария Григорьевна были убиты боярами на глазах Ксении. Самозванец стоял у Москвы и, говорят, наслышанный о красоте Ксении, велел оставить ее в живых - одну из всей семьи, «дабы ему лепоты ея насладитися». Народу было объявлено, что Годуновы отравили себя ядом.

Федора вместе с матерью похоронили на Сретенке, в бедном монастыре; туда же привезли и гроб Бориса Годунова, выброшенный из Архангельского собора. Всех троих «зарыли на кладбище без всяких почестей и без совершения каких бы то пи было церемоний, хотя обычно мертвых у них хоронят очень торжественно»,- писал немец Конрад Буссов, служивший тогда в России.

Поэтический образ Ксении Годуновой нашел отражение и в литературе своего времени. Известный писатель XVII века И. М. Катырев-Ростовский оставил в своей «Повести» (1626 г.) выразительное описание ее внешности: «Царевна же Ксения, дщерь царя Бориса, девица сущи, отроковица чюдного домышления, зелною красотою лена, бела велми, ягодами румяна, червлена губами, очи имея черны великы, светлостию блистаяся… бровами союзна, телом изообилна, млечною белостию облиянна; возрастом ни высока ни ниска; власы имея черны, великы, акы трубы, по плещам лежаху».

Однако Ксения славилась не только своей красотой, она была еще «во истину во всех делах чредима», «во всех женах благочиннийша и писанию книжному навычна» - в то время для женщины редкость необычайная. Возможно, отец, мечтавший выдать дочь за иноземного принца, обучал ее и иностранным языкам. Кроме того, Ксения отличалась музыкальностью: «Гласы воспеваемые любляше и песни духовные любезно желаше».

Известно, что Годунов, очень любивший своих детей, дал им прекрасное по тому времени образование. В «Борисе Годунове» Пушкин вспоминает о карте, вычерченной царевичем Федором. Уже после смерти Федора в Германии была издана эта карта Московского государства и Москвы - свидетельство незаурядной образованности царского сына, который «научен же бе от отца своего книжному почитанию».

Не оставил Борис своими заботами и дочь, желая вырастить из нее женщину для своего времени просвещенную.

Но была в Древней Руси еще одна сторона женского образования, которая считалась главной в воспитании будущей матери и жены,- это рукодельное искусство. В то время большая часть жизненно необходимых предметов изготовлялась и украшалась дома. Женщины сами пряли, ткали, вязали, красили, вышивали… Во главе рукодельных «светлиц» непременно должна была стоять сама хозяйка дома, что предписывалось не только строгостью домостроевского закона, но и соображениями порядка и хозяйственности. Мастерицы украшали шелковой, золотой и серебряной вышивкой мужскую и женскую одежду (праздничную и каждодневную), платки, одеяла, шапки, шубы, обувь.

Социальное положение русской женщины в средние века давало не много выходов ее художественной одаренности. В «Повести об Ульянии Осоргиной», одном из известных памятников древнерусской литературы, запечатлен бытовой уклад дома молодой женщины из Мурома. Пока муж был занят делами и царской службой, она «по вся нощи без сна пребываше, в молбах и в рукоделии, в прядиве и в пяличном деле». Рукоделие для Ульянии было не только утешением, но и единственным средством хоть малой материальной независимости от мужа. «И то продав, нищим цену даяше…», то есть на вырученные от продажи рукоделия деньги Ульяния могла помогать бедным.

Особое место занимали в этих женских трудах вещи, сделанные не для своей семьи, а как бы для всеобщего обозрения и пользования. В то время это были работы, которые жертвовали в монастыри и церкви. Они украшали стены наряду с фресками и иконами. Шитье пелен, покровов, воздухов (покровы на сосуды со «святыми дарами») считалось особо похвальным делом. Часто такие рукоделия женщины выполняли по обету - в мольбах о даровании детей, в благодарность за избавление от опасностей, пожаров, болезней, за спасение мужа, отца, братьев от ран и смерти на войне. Обычно шитая работа имела надпись, которая сообщала имя мастерицы, дату и причину вклада. Сейчас эти краткие вышитые строчки помогают нам заглянуть во внутренний мир женщины того времени.

Художественное шитье принадлежит к числу древнейших занятий человека. Тесно связанное с народным творчеством, мастерство рукоделия передавалось из поколения в поколение, от матери к дочери, от бабушки к внучке. Из глубины веков дошло до нас декоративное шитье - геометрические и растительные орнаменты. Вышивки донесли нам отголоски языческих верований древних славян: изображения зверей, птиц, цветов, трав.

Наряду с орнаментальным вышиванием в пору русского средневековья стало обретать особую славу так называемое лицевое шитье - подражание живописной фреске и иконе. Разноцветными шелками, золотыми и серебряными нитями (позднее вошли в употребление жемчуг и цветные камни) вышивались в пяльцах сложнейшие многофигурные композиции. Мастерицы создавали их иногда по оригинальному рисунку, иногда - копируя известные иконы. Но можно ли назвать простыми копиями пелены, которые вышивались к той или иной иконе и подвешивались к ней? Обычно для этих шитых работ рисунок в виде штрихового контура наносил белилами живописец, повторяя сюжет иконы,- «знаменил» его. Но роль вышивальщицы-художницы была главная. Подбором красок, комбинированием швов, умением передать выразительность лица, объемность фигуры она воплощала свое «замышление», как тогда говорили, создавала целостную и многокрасочную композицию.

Шитьем церковной утвари занимались многие боярыни и даже царицы. Известной мастерицей в «пяличном деле» была, например, первая жена Ивана Грозного Анастасия Романовна, работами которой можно и сейчас полюбоваться в ризнице Троице-Сергиевой лавры. По подлинно самобытную школу лицевого шитья в русском искусстве создала Евфросиния Андреевна Старицкая (урожденная Хованская). Ее сын Владимир Андреевич Старицкий был двоюродным братом Ивана Грозного и долгое время пользовался расположением и дружбой своего царственного родственника. Властная и энергичная Евфросиния Старицкая, по рассказу летописцев, создала прославленную рукодельную мастерскую.

Ныне специалисты высказывают мнение, что Евфросиния сама «знаменила» произведения своей мастерской (то есть была и автором рисунков под вышивку), так как во всех работах, отмеченных ее именем, чувствуется рука одного и того же уверенного и зрелого мастера. Когда Иван Грозный заставил свою тетку Евфросинию постричься в монахини, то в Кирилловский монастырь, рядом с которым она поселилась (в женском Горицком, ею же основанном), стали поступать поразительные по художественному совершенству работы. Ее рука оставалась такой же искусной и в монашеской келье.

После того как Старицкий был, по приказанию Грозного, казнен, его мать вызвали в Москву и по дороге уморили «в избе в дыму». Так погибла одна из замечательных русских художниц XVI века. Старицкая и ее школа достигли исключительно высокой техники вышивания.

Основой вышивки, ее фоном чаще всего служил бархат или шелк, с льняной подкладкой. Лица и руки выполнялись обычно шелками телесного цвета, гладью, мелкими стежками. Для вышивания празднично ярких одежд, а также пейзажей с горами, деревьями, стенами градов употребляли золото и серебро, самые разнообразные швы и узоры. Даже названия их поэтичны: «высокий шов сканью», «шов на чеканное дело», «шитье в петлю», «в цепки», «в вязь», «в лом», «в черенки», «ягодка с черенком», «денежка с крестиком», «клопчик», «копытечком в пять стежков» и т. д.. Разнообразили вышивку и различного вида шелка - сканый (то есть крученый), некрученый, шемаханский. Особого приготовления для шитья требовало золото. Известно было золото пряденое - золотая нить, состоящая из золотой полой трубочки с пропущенной внутрь шелковинкой; золото волоченое - тонкая золотая проволока; крученое золото - нить золота свивалась с цветной шелковой. Чтобы золото не стиралось, золотые нити накладывали поверх ткани и прикрепляли их шелковыми стежками.

Начиная с XVI века лицевое шитье обильно стали украшать жемчугом и драгоценными камнями (в XV веке эти красочные картины выполнялись по преимуществу лишь цветными шелками). К концу XVI века шитье жемчугом достигло небывалого расцвета и совершенства. Интересно заметить, что иностранцы, посещавшие в то время Московское государство, отмечали обилие жемчуга в русском быту. Жемчугом украшались женские головные уборы, платки, воротники, праздничные одежды мужчин и женщин, меховые шапки, покрывала, одеяла, даже сапоги. Из жемчуга низались серьги, ожерелья, подвесы, уборы для икон и т. д. В старину русские северные реки были богаты жемчугом. Особенно хороший жемчуг добывался на озере Ильмень и в окружающих его реках, в Архангельске, Кеми, на реке Варзуге на Кольском полуострове. В Москве в торговых рядах был жемчужный ряд. Славился и привозной жемчуг: кафимский (из Кафы, нынешней Феодосии), гурмыжский - из Персии.

Чтобы жемчуг употребить в шитье, его сначала нанизывали на льняную или шелковую нить иголкой, мелкий жемчуг низался на щетину или волос. Вышивали уже готовой жемчужной нитью, и каждая жемчужина прикреплялась к настилу из двух рядов шнура или белых пеньковых нитей поперечными стежками. Эти стежки создавали гнезда для зерен жемчуга. По краям жемчужное шитье обшивалось чаще всего золотым шнуром.

В пору обучения рукоделию Ксении Годуновой лицевое шитье на Руси было в полном расцвете. По роскоши, богатому орнаментированию камнями, жемчугом и серебряными, позолоченными дробницами (пластинки с узорами или изображениями) оно стало приближаться к ювелирному искусству. На работах, приписываемых Ксении, нет вкладных записей с ее именем, по монастырское предание определенно утверждает ее авторство. Произведения, дошедшие до нас, говорят о высоком уровне профессионального умения вышивальщицы, о ее тонком художественном вкусе и несомненной одаренности. Эти работы хранятся в Троице-Сергиевой лавре вот уже 380 лет - монастырская опись относит их к 1601 - 1602 годам. Как раз в это время Ксению сватали за герцога Иоанна, брата датского короля Христиана IV.

У гробницы Сергия Радонежского Ксения молилась о своем счастье. И поэтому вышила на покровце, предназначенном покрывать изголовье гробницы Сергия Радонежского, рублевскую «Троицу» по малиновому атласу.

Все контуры фигур и предметов обнизаны в этом шитье жемчугом: венцы у ангелов, одежды, палаты, горы, очертания дуба, стола. Мелкий жемчуг с особым изяществом подчеркивает линии и создает впечатление гармонической завершенности. На полях среди жемчужного растительного орнамента размещены серебряные, позолоченные дробницы с изображениями богоматери, Иоанна Предтечи, Сергия Радонежского, а также святых, соименных семье Годуновых - Бориса, Марии, Ксении, Федора. По кайме нашиты дробницы в форме ромбов, трилистников, перцев - с узорами. Все они также обведены жемчужными нитями.

Вторая работа Ксении из Троице-Сергиевой лавры - так называемая индития («одежда» на жертвенник), выполненная на испанском бархате. Композиция изображает сидящего на троне Христа, рядом с ним - богоматерь и Иоанн Предтеча. У ног их склонились Сергий и Никон Радонежские. Лица отличаются выразительностью. Шиты они (как и руки) особым швом «по форме», то есть стежками, которые укладывались в том направлении, в котором должны идти мускулы, что создавало эффект объемности. Разнообразие со вкусом подобранных драгоценных камней, жемчужного и золотого шитья, сделанного очень искусно (в нем применено более 15 различных узоров и швов), придает особое изящество этой вещи. Не случайно, наверное, и то, что в обеих работах Ксении присутствует Иоанн Предтеча - соименный ее жениху, датскому герцогу: в мечтах о нем склонялась она над пяльцами.

Могла ли предполагать Ксения, какой горький и скорбный удел ждет ее? Разумеется, нет. Но еще менее могла она догадаться, что ее девичье шитье дойдет до самых далеких потомков и останется памятником ей на века.

В сентябре 1602 года жених Ксении герцог Иоанн прибыл в Москву с многочисленной свитой. Он понравился всем умом, красотой и обходительностью. Семья Годуновых отправилась в Троице-Сергиев монастырь помолиться о счастье Ксении, а когда вернулись, узнали, что герцог заболел горячкой. Царские лекари не смогли помочь. Через несколько дней он скончался. По рассказу Карамзина, Годунов пришел к дочери со словами: «Твое счастье и мое утешение погибло».

Ксения осталась невестой-вдовой. Через три года Лжедмитрий, короновавшись на московский престол, сделал ее своей наложницей. Он держал подле себя Ксению около полугода. Польским его покровителям это не нравилось. Воевода Мнишек, отец Марины, написал своему будущему зятю: «Прошу ваше величество остерегаться всяких поводов, и так как девица, дочь Бориса Годунова, живет вблизи вас, то по моему и благоразумных людей совету, постарайтесь ее удалить и отослать подалее». Лжедмитрий ослушаться не посмел: Ксения была пострижена в монахини под именем Ольги, посажена «в решетчатый сад», как сказано в песне, обнаруженной в записной книжке священника Ричарда Джемса, и сослана в дальний монастырь на Белоозере, вероятно, в Горицкий, где провела последние годы своей жизни Евфросиния Старицкая.

Вскоре после свадьбы с Мариной Мнишек 17 мая 1606 года Лжедмитрий был убит. На престол взошел Василий Шуйский, давний враг Годуновых. Однако, чтобы упрочить свой авторитет и украсить правление жестом великодушия, он приказал перенести останки семьи Годуновых в Троице-Сергиев монастырь и там похоронить по царскому чину. Гробы с останками покойных несли монахи и бояре, следом за похоронной процессией ехала монахиня Ольга (Ксения), «причитала и голосила». Присутствовавший на церемонии Конрад Буссов записал ее причитания: «О горе мне, бедной покинутой сироте! Самозванец, который называл себя Димитрием, а на самом деле был только обманщиком, погубил любезного моего батюшку, мою любезную матушку и любезного единственного братца и весь наш род, теперь его самого тоже погубили, и как при жизни, так и в смерти своей он принес много горя всей нашей земле. Осуди его, господи, прокляни его, господи!»

В этом причитании, как и в песне, которую записали для Ричарда Джемса, слышны не только женские жалобы на свою загубленную жизнь, но и сетования на несчастья всей русской земли: «за что наше царьство загибло?» - в песне; «принес много горя всей нашей земле» - в плаче. Обращает внимание поразительное по трезвости наблюдение Ксении, что горе русской земле Самозванец принес и своей смертью. Настоящего боярского раздора еще не было, но Ксения уже угадала его осенью 1606 года.

После похорон Ксения поселилась в Подсосенском монастыре около Троице-Сергиева. Вместе с ней тут оказалась одна из жертв ее отца - ливонская королева Мария Владимировна, внучка Евфросинии Старицкой, которая была выдана за датского принца Магнуса еще самим Иваном Грозным. Годунов после смерти ее мужа обманом выманил Марию из Ливонии, так как видел в ней соперницу по праву на царский престол, разлучил с дочерью, которая вскоре умерла (уверяли, что Борис позаботился и об этом), и насильно постриг в монахини. Разумеется, он и представить себе не мог, что когда-нибудь его любимая дочь будет делить судьбу и монастырскую крышу с этой заживо им похороненной правнучкой Ивана III.

Ксения, учившаяся лицевому шитью на работах Евфросинии Старицкой, была рада встретиться с наследницей Старицкой по крови. Возможно, они вспоминали умершую, говорили о ее рукодельной мастерской. Когда под стенами Троице-Сергиева монастыря встали войска Лжедмитрия II, Ксения оказалась там вместе с ливонской королевой - так звали Марию, несмотря на монашеское платье. В монастыре укрылись жители многих окрестных сел. Знаменитая осада длилась почти полтора года и закончилась поражением поляков: осаждавшие не смогли взять монастырскую крепость, защитники которой показали чудеса храбрости. Все беды и трудности осажденных разделила и Ксения.

Поразительно, что оставляет нам иногда история на память. Сколько бумаг, книг несравнимо более позднего времени безвозвратно погибло, но до наших дней чудом сохранилось письмо Ксении, написанное ею в осажденном монастыре и посланное в Москву тетке, княгине Домне Ноготковой (родной сестре жены царевича Ивана, убитого отцом Иваном Грозным). В письме от 29 марта 1609 года Ксения сообщает, что она «в своих бедах чуть жива… и впредь, государыня, никако не чаем себе живота, с часу на час ожидаем смерти, потому что у нас в осаде шатость и измена великая. Да у нас же за грех за наш моровая поветрея, всяких людей изняли скорби великия смертныя, на всякой день хоронят мертвых человек по 20 и по 30 и больши». Эти строки - подлинный голос Ксении Годуновой, уже не в пересказе слушателей ее плача, не в поэтической интонации песни, а в строгой неоспоримости документа.

После снятия осады Ксения в начале 1610 года переехала вместе с ливонской королевой в Москву, в Новодевичий монастырь. Однако судьба не оставила ее бедами. Вскоре казаки Ивана Заруцкого, который после смерти Лжедмитрия II взял под свое покровительство Марину Мнишек, напали на Москву и разграбили Новодевичий монастырь. «А когда Ивашка Заруцкий с товарищами Девичий монастырь взяли, то они церковь божию разорили и черниц - королеву, дочь князя Владимира Ондреевича, и Ольгу, дочь царя Бориса, на которых прежде взглянуть не смели, ограбили донага, а других бедных черниц и девиц грабили и на блуд брали»,- говорится в одной из грамот того времени.

В 1622 году на сорок первом году жизни Ксения скончалась в Суздальском Покровском монастыре. Ее тело по завещанию перевезли в Троице-Сергиев и похоронили рядом с родителями. Современники считали, что несчастья настигали Ксению Годунову за грехи ее близких, видели в этом божью кару. Так думал, например, дьяк Иван Тимофеев во «Временнике»: «Явно, что за грехи родителей ее и всех ее родных она одна за всех перенесла всякое бесчестие».

Личная ее безвинность, напрасность ее страданий трогали и вызывали сочувствие. Ксения родилась еще при жизни Ивана Грозного и умерла, когда в России начали править Романовы.

Трагическая ее судьба не оставила равнодушными художников последующих эпох. Суриков собирался писать картину, навеянную ее образом: к сожалению, этот замысел не был им доведен до конца. К. Маковский и И. Неврев изобразили Ксению, когда на ее глазах убивают мать и брата, когда ее приводят к Лжедмитрию.

Как выяснилось недавно, Ксении Годуновой собирался посвятить один из первых своих драматических опытов А. Н. Островский. Сохранился фрагмент драмы, действие которой происходит в «тереме Аксиньи Борисовны» в дни приезда в Москву ее жениха. Но еще ранее Ксения стала героиней трагедии Пушкина «Борис Годунов». Приподымая завесу над смыслом этого образа, Анна Ахматова в своих набросках книги о Пушкине замечала, что в Ксении, как в Ленском из «Евгения Онегина» и в Командоре из «Каменного гостя», Пушкин воплотил дорогую ему мысль - о боязни потерять счастье, о «загробной» верности и ревности. В одной из центральных сцен трагедии Ксения целует портрет умершего жениха, не принимая утешений близких и твердя: «Я и мертвому буду ему верпа». Неожиданная и примечательная черта образа Ксении у Пушкина: исповедуясь в своем горе, Ксения говорит напевно, будто лирическим народным речитативом. Вряд ли Пушкин знал, что Ксении приписывали сочинение стихов (песни, сохранившиеся в тетрадях Ричарда Джемса, были опубликованы уже после смерти Пушкина). Но если попробовать записать маленький монолог Ксении ритмической разбивкой, мы наглядно убедимся, что перед нами стихи, родственные по духу подлинным песням Ксении Годуновой:

Милый мой жених,

Прекрасный королевич,

Не мне ты достался,

Не своей невесте,

А темной могилке

На чужой сторонке…

С чудодейственной силой прозрения уловил самый дух художественной натуры Ксении, этого поэтического лица русской истории.

Кайдаш С.Н. Сила слабых - Женщины в истории России (XI-XIX вв.).

Каждый день кто-нибудь уходил воевать
В комитете комсомола Астраханского пединститута было не протолкнуться. Парни и девушки атаковали своего секретаря Ивана Маринкина. Требование одно — попасть на фронт. Каждый день кто-нибудь уходил воевать.

Астраханское пулеметное
Курсантами Астраханского стрелково-пулеметного училища №1 стали Виктор Бажанов, Михаил Щеглов, Алексей Ноздрин, Михаил Семенов… Кто-то сумел окончить одновременно военное училище и институт и на выпускном вечере был уже в лейтенантской форме с золотыми петлицами и нашивками.
…Война полыхала уже рядом. Командиром роты воевал на Сталинградском и Южном фронтах Иван Маринкин. В боях за Ростов-на-Дону в феврале 1943-го его тяжело ранило в позвоночник. После госпиталя он был секретарем обкома ВЛКСМ по военной работе, председателем комитета по делам физкультуры и спорта, заведовал военной кафедрой пединститута. В 1945 году возглавлял группу по разминированию полей, где сражалась 28-я Армия и на территории Калмыкии.
Слишком серьезным испытанием стала война для ребят, из студенческих общежитий шагнувших в сырые окопы. Не вернулись Виталий Семенов и Михаил Шварц, Иван Ленский и Петр Бондарев. Комвзвода лейтенант Петр Абольянин сгорел в танке.
В Братском саду вечным сном спят в общей могиле многие офицеры и курсанты-бойцы астраханского военного училища. Шесть пуль в грудь от пулеметной очереди оборвали жизнь лейтенанта Владимира Тамшинского. В бою на дальних подступах к Астрахани на высоте близ Яшкуля 13 декабря сорок третьего погиб весь офицерский состав батальона. Из пулеметной роты Маринкина уцелели единицы. У каждого орудия лежала цепочка погибших курсантов… Каждый следующий, заменяя убитого, продвигал пулемет вперед и тут же погибал. Бойцы штурмовали эту высоту под трехслойным огнем врага. Немало тогда погибло и вражеских солдат.

Декан с наганом
В составе 28-й Армии сражался за опорные пункты Калмыкии — Ута, Яшкуль, Элиста — и декан факультета русского языка и литературы пединститута Павел Сердюков. До победного мая громил он врага. Вернувшись с войны с боевыми наградами, он вспоминал зиму 1945 года… Советские войска занимают немецкие города. С боями взят город Бунцлау.
Павел Евгеньевич с товарищами пришел на могилу, где захоронено сердце фельдмаршала Михаила Кутузова, прошедшего свой ратный путь от прапорщика командира роты Астраханского полка до главнокомандующего русской армии в Отечественной войне 1812 года. Долг уважения отдали воины Красной Армии великому полководцу.
Известно, что Кутузову не суждено было войти в Париж во главе русских войск. Он умер в Бунцлау 28 апреля 1813 года. Здесь поставлен обелиск с надписью: «До сих мест князь Кутузов-Смоленский довел победоносные русские войска, но здесь смерть положила предел сделанным делам его. Он спас Отечество свое и отверз пути к избавлению Европы. Да будет благословенна память героя». Перед кончиной полководец завещал: «Прах мой пусть отвезут на Родину, а сердце похоронят здесь, у Саксонских ворот, чтобы знали мои солдаты — сыны России, что сердцем я остаюсь с ними». На могиле его друзья поставили скромный памятник, на котором написаны слова его, обращенные к русскому солдату: «Железная грудь Ваша не страшится ни суровости погод, ни злости врагов. Она есть надежная сила Отечества, о которую все сокрушится».
Рядом с могилой Кутузова в первые же дни после взятия Бунцлау, был воздвигнут величественный памятник, на мраморной плите которого золотыми буквами написано:
«Среди чужих равнин,
ведя на подвиг правый,
Ты памятник бессмертной русской славы
На сердце собственном воздвиг!
Но не умолкло сердце
полководца,
И в грозный час оно зовет на бой,
Оно живет и
мужественно бьется
В сынах Отечества,
спасенного тобой.
И ныне проходя
по боевому следу
Твоих знамен,
пронесшихся в дыму,
Знамена собственной победы
Мы клоним к сердцу твоему»
От воинов Красной Армии, 12 февраля 1945 года вступивших в Бунцлау».
Сейчас на холме, рядом с сердцем полководца, похоронены советские солдаты и офицеры.